Пятый магистр - Конычев Игорь Николаевич. Страница 12
Но замешательство было недолгим, и юноша, схватив со стола кружку Драга, метнул ее в стремительно приближающегося громилу; и когда тот, отбив ее огромной лапой, снова посмотрел на своего обидчика, в голову ему летел добротно сколоченный стул. Дворфы очень трудолюбивы, и если уж что-то делают, то делают на совесть. Однако родители зеленого здоровяка тоже, судя по всему, были трудягами, так как голова их сыночка ничем не уступала дворфийскому изделию в прочности. Орк сделал шаг назад, а стул, отскочив от его лба, упал на стол северян, смел их выпивку и напоследок заехал своей массивной ножкой в лоб самому здоровенному из них. Варвар упал со своей скамьи, но тут же поднялся и с ревом бросился на орка, а его соплеменники, вскакивая со своих мест, решили наказать зачинщика всего происходящего, которым, на их взгляд, был Рональд. Юноша ловко уклонился от кулака ближайшего к нему северянина и, поднырнув под мускулистой рукой, ударил второго лбом по носу и тут же, снова отскочив в сторону, запрыгнул на ближайший стол, уходя от третьего преследователя. Нога юного паладина уже почти коснулась другого стола, когда его буквально поймали в воздухе и грубо швырнули в сторону. Уже падая, он подумал, что прыгать на стол к наемникам из «Волчьей стаи» – не такая уж хорошая мысль, как показалось ему вначале. Однако развить атаку у наемников не получилось, так как на них со всего разбега налетели северяне. Приземлившись на бок, парень ловко перекатился, но врезался в несущую поднос с дымящейся похлебкой Милу. Поднос вылетел из рук девушки, и хмурые дворфы, сидящие за соседним столом, начали отчаянно ругаться, пытаясь стряхнуть с себя горячую жидкость. Один из них по неосторожности назвал Милу неуклюжей коровой, за что получил от девушки такой удар в челюсть, что, отлетев на несколько шагов, так и остался лежать. Прыгая между непрерывно бранящимися жителями гор и девушкой, Рональд краем глаза отследил полет дворфа и понял, что «хрупкая леди» нуждается в защите куда меньше его самого. Но отступать было поздно, и он что есть силы ударил ближайшего дворфа кулаком по красному мясистому носу…
Драг и Фаргред неспешно пили пиво и наблюдали за набирающей масштабы дракой.
– Эх… как в старые времена, – мечтательно протянул дворф.
– Да уж, парень вдохнул в твою забегаловку новую жизнь, – отозвался магистр.
– Не смей называть мое великолепное заведение таким непотребным словом!
– Виноват. – Фаргред улыбнулся, наблюдая, как Рональд, схватив одного дворфа за бороду, закрылся им от летящей скамьи. – Мой ученик все таки кое-что усвоил.
– Времени было мало… – Драг отхлебнул пива. – Но парень способный.
– Что ж, тогда предлагаю выпить за подающую надежды молодежь. – Паладин поднял свою кружку.
Глава 3
Человек метался по кровати, и капли пота скатывались по его лицу, он тяжело дышал и был очень бледен. Со стороны могло показаться, что ему просто снится дурной сон или же он болен, но то, что творилось с ним, было куда страшнее самого ужасного кошмара и самой безжалостной из болезней.
Голос.
Сначала тихий, потом громкий, затем снова тихий, практически шепот, мгновенно переходящий в рев, и снова шепот… Голос, звучавший не только в ушах, а казалось, в самом сознании, в самых потайных закутках человеческой души. Голос, который просил, умолял, обещал, приказывал, принуждал, но всегда к одному и тому же; то радостно смеясь, то рыдая, то обещая весь мир, то грозя страданиями… Голос, звучащий всегда: и во сне, и наяву, и днем, и ночью, хотя человек давно уже перестал отличать одно от другого. А голос все звучал…
Человек видел огни кругом: тысячи свечей то чуть тлели, то вспыхивали демоническим пламенем, вырывая из кромешной темноты лица… маски… тех, кто всегда врал, кто использовал его, кто заточил его…
– Месть… агония… страдания… кровь… война… боль… ложь…
Свечи вспыхнули нестерпимо ярко… и потухли.
Он стоял в тесной комнате, стены, пол и потолок которой были зеркальными. Человек метался, словно загнанный зверь, пытаясь разбить зеркала, но все было тщетно. В бессилии он сел и, прислонившись спиной к стене-зеркалу, спрятал лицо в ладонях, слушая чужой, пробирающий до костей голос, шептавший ему ужасные вещи. Человек попытался заткнуть уши, осознавая бесполезность этого действия, но он уже не мог рассуждать, и разум его стремительно окутывала бурлящая тьма. Капля крови упала на зеркальный пол, затем еще одна и еще… Человек провел пальцами по лицу и, вскрикнув от боли, вскочил: на его покрытой кровью ладони лежал кусок отставшей от нее кожи; он стремительно сбросил его и, обернувшись, вперился в свое отражение… Безумный крик вырвался из его груди, переходя в булькающее шипение. Его плоть тлела, отваливаясь кусками, глаза запали, волосы, ставшие вмиг седыми, выпадали с головы. Человек согнулся в приступе кашля, и на пол вместе с темными сгустками начали падать зубы. Когда он снова, пересиливая отвращение и ужас, поднял взгляд, то увидел лишь жутко скалящийся череп. Одежда его истлела, сквозь нее видны были кости… Зеркала с пронзительным треском лопнули…
– Месть… агония… страдания… кровь… война… боль… ложь…
Он плыл на лодке, а вокруг, насколько хватало глаз, расстилалось бескрайнее море. Молнии озарили окружающую его тьму, и десятки рук, появившихся из воды, вцепились в борта. Они принялись раскачивать лодку, стремясь перевернуть ее. Человек пытался сбросить их руки с борта, пытался разомкнуть сведенные судорогой пальцы, бил по ним ногами, но все было тщетно. Когда он падал в воду, молнии вновь озарили затянутое тучами небо, и человек увидел, что вода стала алой; затем он с головой окунулся в пучину…
– Месть… агония… страдания… кровь… война… боль… ложь…
Он стоял, преклонив колено, вместе с пятью такими же молодыми мужчинами, как он сам. Золотые плащи спадали с их плеч, глаза смотрели в одну точку… человек хотел встать, но не мог, неведомая воля сковала его. Он пробовал кричать, но и это было невозможно. Столб яркого, золотистого света упал на одного из мужчин, лицо его озарилось, на губах промелькнула улыбка. И вдруг глаза его широко открылись, пальцы конвульсивно сжались, темный дым начал подниматься от кожи, и воздух наполнился запахом горящей плоти. Мужчина дергался, но не мог встать, рот его беззвучно открывался, а остальные равнодушно продолжали смотреть прямо перед собой. Так продолжалось до тех пор, пока от несчастного не осталась лишь горстка пепла. Спустя мгновение такая же участь постигла следующего, затем еще одного. Наконец, человек остался один, и сознание его затопил золотой свет, затем он почувствовал нестерпимую боль, а в ноздри ударил тошнотворный запах паленой плоти…
Капли дождя омывали его, поднявшийся ветер с силой бил тяжелыми каплями по человеческому телу… тяжелые, густые капли дождя…
НЕТ!
Не дождь – это кровь лилась с небес, омывая поле брани: сотни, тысячи тел лежали на окрасившейся в алый цвет земле. Ржавое оружие, сломанные копья, оборванные стяги… Сраженные воины начали шевелиться, робко, неуклюже вставая на подгибающиеся ноги и глядя на него безжизненными, потухшими глазами. Они шли вперед, протягивали к нему руки, спотыкались, падали, чтобы снова встать. Все они кричали. Кричали жуткими голосами:
– Месть! Агония! Страдания! Кровь! Война! Боль! Ложь!
Небо сомкнулось над его головой, мертвецы приблизились, их холодные, твердые пальцы прикасались к нему, застывшие глаза смотрели на него, бескровные губы шептали…
Миг – и все прекратилось… Он стоял на холме, покрытом зеленой травой, у ног его, мелодично звеня, бежал чистый ручей. Солнце медленно садилось, освещая мягкими лучами раскидистое дерево, на ветвях которого весело чирикали несколько птах, а под деревом сидела…
Не веря своим глазам, он бросился к матери, та нежно обняла его и прижала к себе. Из глаз человека непрерывно текли слезы, он тихонько вздрагивал, зарываясь лицом в душистые и так знакомо пахнущие ромашкой волосы… хотя он, казалось, давно позабыл их аромат.