Темное торжество - Ла Фиверс Робин. Страница 9

– Если поторопимся, – говорит она, – как раз успеем к утренней мессе.

Я смотрю ей в глаза:

– А тебе хочется на утреннюю мессу?

Она пожимает плечами:

– Вроде бы хороший день для молитвы.

– Тефани, мышка моя, за какие грехи тебе просить у Бога прощения?

В самом деле, она может быть повинна разве что в детских прегрешениях, ну там, захотела сладкого или новое платье. Тем не менее она вспыхивает, и мне становится совестно за то, что смутила ее.

– Ступай, – говорю я. – Беги на свою мессу.

У нее вытягивается личико.

– То есть… одной? Без вас?

– У меня нет желания молиться о прощении свыше.

– Хотя, видит Отец Небесный, ты в нем нуждаешься побольше многих, – бормочет Жаметта.

Я притворяюсь, будто не услышала, но добавляю сказанное в длинный список ее преступлений.

– Постой, – окликаю я Тефани. – Ты права. Раз уж тут за каждым углом если не мятежники, то привидения, в одиночку бродить по этому замку в самом деле небезопасно!

Ни та ни другая не улавливают иронии. Правда же состоит в том, что нам приходится ждать худших зол скорее от наших якобы защитников, чем от любых призраков и бунтовщиков.

Оправив юбки, я спешу к одному из своих сундуков. Вытаскиваю два ножа помельче и оборачиваюсь к фрейлинам.

Тефани испуганно таращит глаза.

– Откуда они у вас? – спрашивает она.

– Братья подарили, глупенькая, а то откуда же еще? Вот, возьми! – И я сую ей клинок. – Повесь на цепочку у пояса. И ты тоже! – Я протягиваю второй нож Жаметте. – А теперь беги, не то мессу пропустишь, – говорю я Тефани.

– Но…

– Когда она кончится, найдешь нас в зимнем саду. – И, с запозданием вспомнив, что она ни за что не уйдет без формального распоряжения, я добавляю: – Можешь быть свободна.

Чуть помедлив, она приседает в поклоне и, крепко держа нож, выбегает из комнаты.

Когда девушка исчезает за дверью, я усаживаюсь, чтобы Жаметта могла заняться моими волосами. Правду сказать, я куда как лучше справилась бы сама, но ей ужасно не нравится прислуживать мне, и я с наслаждением принуждаю ее. Собственно, овчинка выделки не стоит, поскольку Жаметта не церемонится с моими волосами. Бывают даже дни – вот как сегодня, – когда я всерьез опасаюсь, как бы она лысой меня не оставила. До чего же я тоскую по Аннит и Исмэй с их ласковыми руками и ненаигранным дружелюбием! А как пригодились бы мне сейчас их бритвенно-острые умы! Сердце так и щемит от несбыточности и тоски…

Недовольно поглядывая на отражение Жаметты в зеркале, я замечаю у нее на пальце новое кольцо: рубин в окружении жемчужин. Несомненно, это отец наградил ее за доносы обо всех моих поступках. Я не могу отделаться от тихой ненависти к паршивке. И так чувствую себя запертой, загнанной, почти задушенной, а тут еще и за каждым шагом подглядывают! Скоро совсем невозможно станет дышать…

Одевшись и позавтракав, я волей-неволей должна присоединиться к другим дамам в зимнем саду. Сегодня я не собираюсь шпионить. Я просто не смею, потому что в ближайшем будущем мой отец и его люди будут осторожны вдвойне. Придется мне удовольствоваться вчерашними достижениями. Я напоминаю себе, что действительно добилась немалого. Спасла герцогиню из ловушки, поставленной д’Альбрэ, и умыкнула от смертельной опасности Тильду с Одеттой. Далеко не каждую неделю мне перепадают такие победы!

Отрешенно вздохнув, я беру в руки свою корзиночку для рукоделия. За вышиванием, по крайней мере, смогу развлечься приятными размышлениями – о том, как лучше уничтожить двоих помеченных Смертью баронов. Улыбаясь таким мыслям, я открываю дверь своей комнаты… и едва не налетаю на Юлиана.

– Юлиан! – ахаю я, и вся моя радость мгновенно испаряется. – Ты что тут в такую рань делаешь?

– Пришел пожелать тебе доброго утра, милая сестрица. – Он косится на Жаметту: та уже успела уставиться на него большими глазами телушки. – Если позволишь, – говорит он, – мы поговорим наедине.

Она с разочарованным видом кланяется и исчезает; я даже не успеваю придумать предлог, чтобы оставить ее.

– Что такое? – принимаю я озабоченный вид.

Он не менее старательно делает непроницаемое лицо:

– Где ты была минувшей ночью?

Мое сердце болезненно стукается в ребра.

– Здесь, у себя в спальне… А ты-то где был?

Он пропускает мой вопрос мимо ушей:

– Тогда почему не отозвалась, когда я стучал?

– Я снотворное выпила, очень уж голова разболелась.

Выражение его лица несколько смягчается, он тянет руку поправить мне волосы.

– Знай я, что у тебя голова болела, нашел бы способ помочь.

В моем воображении возникают весы; на весах лежит множество моих секретов. Слишком много. Я игриво шлепаю его в грудь:

– В следующий раз стучи громче!

Юлиан улыбается, и я понимаю: поверил. Он берет мою руку и приникает к ней в долгом поцелуе. И пока это длится, я поневоле гадаю – в сотый раз! – каким образом монастырь уговорил меня вернуться в лоно семьи.

Глава 5

Целую неделю идет дождь. Мы обречены сидеть сиднем внутри замка, в обществе д’Альбрэ с его бесконечной подозрительностью, и к исходу недели сами начинаем потихоньку сходить с ума. Пожалуй, ко мне это относится даже больше, чем к остальным. Я должна – и жажду – исполнить два убиения, но как это сделать, когда под ногами путается столько народу?

У меня нет ничего, кроме времени, и я стараюсь наилучшим образом использовать его. Старательно взвешиваю все возможности. Сестра Арнетта полагала, что подбор оружия для меня был едва ли не труднейшим ее заданием. А все дело в том, что мало кому из прислужниц Смерти доводилось так долго жить в подобном обмане. В итоге она вручила мне почти дюжину ножей, большей частью длинных, с тонкими лезвиями: такие легко прятать. Четыре я утратила по дороге – приходилось оставлять их в телах жертв. Еще у меня имеется толстый золотой браслет, в котором прячется проволочка удавки. Хорошо бы арбалет или метательные диски, но, увы, их слишком трудно прятать. Или давать объяснения, если это оружие найдут.

Оба барона – союзники моего отца, и действовать следует тонко. Если за мной потянется вереница трупов, д’Альбрэ весь замок наизнанку вывернет, ища виноватого. Ножевую рану можно приписать стычке между воинами или ночному грабителю; с удавкой этого не получится. А уж если будет целых два «необъяснимых случая», тревожная подозрительность д’Альбрэ перейдет все границы!

Я не очень-то привержена ядам, но, когда требуется тонкость, ничего лучшего зачастую выдумать невозможно. Кроме того, Нант недавно пережил моровое поветрие; легко преподнести все так, как если бы эти люди просто заболели и умерли.

А вот доставить яд по назначению – дело куда более трудное. Нельзя просто подсыпать его в пищу, ведь они едят в общей трапезной. Я тут никого особо не жалую, но травить всех подряд вовсе не собираюсь… Во всяком случае, пока.

Я могла бы подсунуть в их спальни по свечке, пропитанной «ночными шепотами». Однако есть вероятность, что какой-нибудь бедолага-слуга зажжет их для господ и надышится ядовитых паров. Нет уж, хватит с меня убийства невинных!

Я уже подумываю, не навестить ли кого-то из отмеченных с графином отравленного вина, не заняться ли обольщением… Вот только с обоими этого не проделаешь. Да, пожалуй, даже и с одним – моя Жаметта в таком деликатном предприятии не помощница, а совсем наоборот. И Юлиан, с тех пор как застукал меня на северной башне, глаз не спускает.

Похоже, остается «силок святой Ардвинны» – яд, проникающий через кожу. Только придется как следует поразмыслить, какие предметы личного обихода наилучшим образом подходят для отравления. Я должна убедиться, что касаться их будут намеченные жертвы – и никто, кроме них.

В итоге выход из положения мне подсказывает Жюльер. Он очень брезглив и заботится о чистоте рук, и перчаток у него больше, чем у меня платьев. Улучив момент, однажды вечером я пораньше ухожу из главного зала, проскальзываю в покои обоих баронов, пока они со своими оруженосцами заняты ужином, и наношу яд на внутреннюю сторону охотничьих перчаток. Дело проходит не вполне гладко. Возвращаясь в зал, я наталкиваюсь на Жаметту.