Меч эльфов - Хеннен Бернхард. Страница 66
— Это Валлонкур? — недоверчиво спросил он.
Мишель мягко улыбнулась.
— Нет, это старое прибежище княжеского дома Марчилла. Он заброшен уже более сотни лет. Нам не сюда. Долина цитадели ордена настолько прекрасна, что при виде ее сжимается сердце. Если ты побывал там однажды, всегда будешь хотеть вернуться, и неважно, куда забросит тебя судьба.
— Ты счастлива?
Было видно, что Мишель удивлена этим вопросом. Она поглядела на развалины и едва заметно кивнула.
— Думаю, я очень близка к тому, чтобы быть счастливой. — Она улыбнулась, погруженная в свои воспоминания. — Уже даже гавань Валлонкура невероятно прекрасна. Тебе понравится. В западной части гавани из отвесной стены бьют два водяных фонтана. Мелкие сверкающие капельки воды окружают ее подобно тому, как фата окутывает невесту. Вода из фонтанов падает в темные воды гавани под большим углом. Там, где она бежит, в скале сделаны террасы, заросшие буйной зеленью. Этот парк кажется похожим на огромную лестницу в небо. Другого такого места, от которого так захватывало бы дух, я не знаю.
Люку не хотелось обижать ее, но сады казались ему скучными. Он горел желанием увидеть крепость. Говорили, что Валлонкур неприступен.
Эскорт обошел отвесную скалу с разрушенным замком. Люк смотрел на бесконечную струю бурлящей пены. Между скалами у подножия замка видны были остовы двух кораблей, словно кости, выбеленные солью и ветром. При их виде его наполнила странная горечь. Внезапно он почувствовал себя одиноким и ревниво посмотрел на других послушников на борту «Святой Джилл». Почему ему нельзя быть с ними?
По другую сторону замка скалы Валлонкура стремились все выше к небу. Флотилия снова вошла в небезопасные воды. Рифы и непредвиденные ветры превращали поездку в приключение.
Мальчик с удивлением смотрел на отвесную стену, поднимавшуюся по левому борту. Он никогда не видел ничего настолько огромного и величественного. Рядом с этой скалой даже галеасы казались крохотными. В нишах жили чайки, наполнявшие небо своими пронзительными криками.
Рядом с корпусом «Святого Клементия» резвился дельфин, плыл наперегонки с кораблем, хотя гребцы с таким жаром принялись за работу, будто речь шла о спасении их душ. Они обошли очередной мыс, и перед Люком открылся необычный вид, затем вошли в широкую бухту, на противоположной стороне которой отвесную скалу прорезала щель высотой до самого неба. Сначала мальчик подумал, что она недостаточно широка даже для того, чтобы пропустить повозку, запряженную волами, но величина ее была потрясающей. Чтобы пройти бухту, потребовалось почти полчаса. А по мере того как они подходили ближе к щели, она все больше расширялась. В ней свободно могли пройти рядом две галеасы. И тем не менее, корабли шли, словно жемчужины, нанизанные на веревочку.
Люк чувствовал, как тяжело в этом проходе и кораблю, и гребцам, но почти не обращал на это внимания: от того, что открылось его взору теперь, просто захватывало дух. Ради этого вида стоило, пожалуй, предпринять такое опасное путешествие.
Хороший мальчик
«Он хороший мальчик, это стоит сказать о нем в первую очередь. Он единственный пережил чуму в Ланцаке, и, встретившись с ним впервые, я была твердо уверена в том, что его защищает длань самого Тьюреда. Божий суд, который я спровоцировала, о чем сейчас жалею, казалось, подтверждал мое мнение.
Я путешествовала с этим мальчиком почти год, и если бы меня спросили, какое качество у него наиболее выдающееся, я ответила бы, что это стремление быть принятым в орден. Недавно он отпраздновал свой двенадцатый День имени. Он кажется мне необычайно зрелым для своих лет, очень серьезным. Может быть, все дело в том, что какое-то время он прожил среди мертвых.
Он молится с необычайным жаром, талантлив в стрельбе и имеет задатки хорошего фехтовальщика. Он мог бы стать рыцарем, который однажды сделает честь нашему ордену. Общаться с ним приятно. Он так очаровывает, что когда я пишу эти строки, то чувствую себя негодяйкой. Но есть у него и другая сторона.
Еще до того как прийти в Ланцак, я заразилась чумой. Я не хотела признавать это. Не хотела верить, что сама встречусь с Пожинателем смертей и что эта встреча состоится не на поле битвы. В моем паху образовался большой чумной бубон, темные пятна покрыли все тело. Как часто я видела это за свой год смирения! И ни один человек, отмеченный этими знаками, не выжил. В некоторых местах чуму называют черной смертью. И это действительно так. За тем, у кого на коже появился черный цвет, приходит смерть.
Без всякого страха он вскрыл ножом мой чумной бубон, когда я лежала в лихорадке, почти без сознания. И он сделал то, что мог сделать только святой: изгнал чуму из моего тела. Это было словно чудо. Но для этого чуда он приносил жертвы языческим богам. И настаивал на этой жертве, когда я забрала с алтаря его дары, и принес их в жертву вновь. Хуже того: после того как я забрала его дары с алтаря, нас выследил кобольд. Он нацелил свой арбалет на меня, не на мальчика. Никогда прежде не видела я кобольдов в Фаргоне. Вот уже несколько столетий прошло с тех пор, как гнев Церкви изгнал их оттуда. Я поняла, что мальчик привел меня в культовое место, где заблудшие души Ланцака поклонялись Другим. И власть их была все еще сильна.
С тех пор я сомневаюсь, действительно ли сила Тьюреда открылась мне в мальчике и оградила меня от смерти. Не была ли это другая сила? Сила врага, от которой не может произойти ничего хорошего?
Не подкидыш ли он, вскормленный для того, чтобы внести смятение в наши ряды? Я строго следила за ним все те месяцы, что мы провели вместе. Он больше никогда не приносил жертв языческим богам. Никогда больше не делал того, чего не одобрила бы Церковь. Кажется, он подозревает о моих сомнениях. И отчаянно пытается понравиться мне. Не стану скрывать, его старания трогают меня. И если бы речь шла о любом другом мальчике, я была бы уверена, что его будущие поступки сделают честь нашему ордену. Но с ним я постоянно спрашиваю себя, не подлая ли магия Других вызывает во мне эти чувства.
Я молилась за него каждую ночь, когда он не мог меня слышать. Никогда и ничего не желала я так сильно, как того, чтобы мальчик не оказался запятнанным. Но уверенности нет. Поэтому я должна написать о своем сомнении. Пусть решат его судьбу более достойные, чем я. А мне остается только молиться».
Тюрьма из скал
Люк стоял, запрокинув голову, на набережной и удивлялся. Уже прошло больше часа с тех пор, как они сошли с корабля, а он все не мог надивиться открывшимся ему видом. Он не мог наглядеться на Валлонкур, который был так не похож на все, что он себе представлял.
Это был город, а не дом ордена на одиноком островке. Располагался он в центре огромного кратера. Только узкая щель позволяла судам войти в эту тюрьму из скал. В высоту более чем на сотню шагов уходили отвесные скалы из красноватого камня, пронизанного широкими черными ленточками, окружавшие город со всех сторон. Вода казалась темно-синей, как небо перед наступлением темноты.
Берега толком и не было. Галеры пришвартовали к большим деревянным кольям. Оттуда к отвесной стене, разделенной лабиринтом лестниц, вели мостки на тонких опорах. И всюду, где только позволяли широкие пещеры или скальные выступы, стояли дома. Казалось, они вырастали прямо из красной скалы. Да, они действительно были похожи на цветы: побеленные, с темно-красными крышами, с золотистым орнаментом. Даже домики, которые были меньше скромного дома его отца в Ланцаке, казались великолепными в ярком солнечном свете, превратившем в этот полуденный час скалистый кратер в настоящую раскаленную печь.