Бесславный (ЛП) - Кеньон Шеррилин. Страница 19

— Чирайз, — повторил Дев снова, обрывая ее. – Я как раз собирался сделать нечто похуже того, что он сделал с этим придурком.

Она нахмурилась.

— Ты о чем?

— Он меня защищал, — сказал Врен, едва различимым мягким голосом.

Дев кивнул.

— Этот ублюдок оскорблял Врена и Коди, и тогда он зашел к Врену со спины и атаковал его, Ник остановил это. Кроме того, Ник не бил его, Чирайз, — Дев начал смеяться. Взахлеб. И это вовсе не помогло реабилитироваться потрепанному эго Ника. – Твой мальчик цеплялся изо всех сил, как перепуганный котенок на диком мустанге.

«И да, это размазало меня по полу, Дев. Спасибо».

Дев продолжал смеяться.

— Черт, вот бы была камера. Мы бы заработали большие деньги. Это было нечто… «Я владею стилем гориллы». Это бесценно, Ник. Просто бесценно, — Дев продолжал смеяться, пока не закашлялся.

Ник хотел забиться в какой-нибудь угол. Единственное, что не давало ему почувствовать себя еще хуже, было то, что Коди видела его в настоящей драке и знала, что обычно он справляется лучше. Запрыгивать на спину стоило лишь тому, кто был тяжелее тебя на несколько сотен фунтов.

И это был вес только руки этого мужчины.

— Спасибо, Ник, — сказал Врен, кивнув ему. Карманная обезьянка Врена Марвин, высунула голову из кармана его фартука, где видимо спала, и затрещала что-то, словно одобряя.

Дев похлопал его по плечу так сильно, что Ник пошатнулся.

— В тебе есть сила, мальчик. Подрастешь еще немного, и мы наймем тебя вышибалой, — Дев продолжал ухахатываться.

— Горилла, — пробормотал он, направляясь к двери. – Мне это нужно рассказать Эйми.

Теперь, когда они остались вдвоем, не считая Коди, которая скользнула за столик и притворилась невидимой, его мама сглотнула.

— Прости, малыш.

Но Ник пока не был готов слушать. Она будто отхлестала его своими словами, снова на глазах у всех, а он устал, что его публично унижают за хорошие поступки.

— Нет, ма. Тебе не стыдно. Ты все время так поступаешь со мной. Ты что-то себе придумываешь, не затрудняясь выяснить какие-либо факты. Ты всегда плохо думаешь обо мне, не важно какая ситуация. Когда меня обвинили в воровстве, ты не слушала меня, когда я рассказывал, что случилось. И даже когда я заставил тебя прислушаться, ты назвала меня лжецом на глазах людей и копов. Ты отказалась вступиться за меня. Ты смотрела на меня, как в этой ситуации, будто я твое самое большое разочарование и ты жалеешь, что оставила меня. Будто я ничто. Я был просто ребенком, ма, а ты позволила им отвезти меня в полицейский участок на потрульной машине. Ты сказала, что так я увижу, что происходит с преступниками, и что возможно, в следующий раз я подумаю дважды, прежде чем украду. Я был напуганным маленьким ребенком, мама. И кроме того, я был невиновен. Не хочу быть грубым или невежливым, но я хороший ребенок. Все о чем я думаю утрами, днями и ночами – о заботе о тебе. И как не подвести тебя, в отличии от всех остальных. Я получаю хорошие оценки и работаю тридцать часов в неделю до и после школы. Наплевав на усталость и на время, я всегда провожаю тебя домой, когда ты работаешь ночью. И я думаю, я заслужил небольшое поощрение в качестве сомнения с твоей стороны хоть однажды. Но не важно, как я стараюсь все сделать правильно. В твоих глазах, в самый отвественный момент, я всегда не прав.

Он почувствовал, как слезы жгли глаза, но не собирался их показывать. Он был сильнее этого.

— Ты помнишь о всех драках, в которые я ввязывался в школе, мама? О которых ты мне вечно напоминаешь? Они были не из-за меня. Я никогда не дрался, когда кто-нибудь оскорблял меня. Я сильный. Я могу это вынести. Господи, я так к этому привык, что оскорбления с меня стекают, как с гуся вода. А в тех драках я защищал твою репутацию, когда они оскорбляли тебя.

Он мог вынести жестокость одноклассников. Безжалостность демонов, посланных убить его. Он мог пережить то, что директор и учителя считали его самым бесполезным отбросом.

Но он не мог вынести, что мама так легко осуждала его, когда он изо всех сил старался порадовать ее.

Он сжал челюсть, стараясь не допустить слез. Это все, что ему было нужно.

Если он заплачит на глазах своей девочки, то будет выглядеть, как ребенок, не способный сдерживать эмоции.

Ник покачал головой.

— Я не знаю, как еще тебе доказать, что я не Адариан Малачай. Как заставить тебя увидеть настоящего меня, а не эту боль в заднице созданную для того, чтобы позорить и унижать тебя, которой ты меня видишь. Я не знаю, что может быть хуже. Тот факт, что ты настолько не уверена в своих силах воспитать достойного человека или то, что ты без всякой причины ждешь, что я стану психом. Не моя вина, что Адариан мой отец. Я не выбирал его, и мне жаль, что я всегда был лишь твоим личным разочарованием, — его сердце громко стучало, он развернулся и направился к двери.

— Куда ты, Ник? – позвала его мама.

— Как ты или все остальные считают, мама, — прорычал он, — Я направляюсь прямиком в ад, и никак не могу это остановить.

Ник остановился рядом со столиком, который убирал Врен. Он взял горстку банкнот и кинул их к остальным, забытым в пустой корзинке для хлеба.

Врен хмуро на него посмотрел.

— Зачем ты это сделал?

Ник махнул головой в сторону кабинки, за которой сидел тот человек.

— Ты так тяжело трудишься и не получаешь то, что заслуживаешь. Раз уж я задолжал тебе чаевые, это все, что я могу сделать, — и с этими словами он ушел.

Засунув руки в карманы, Ник направился к улице Роял, к Баббе. Он пойдет домой через несколько минут. Но сейчас, он хотел побыть с кем-то, кто будет относиться к нему, как к человеку, а не к генетически дефектному ребенку.

— Ник?

Он остановился, услышав голос Коди. Часть его хотела проигнорировать ее, но не ее вина, что его мама унизила его на ее глазах. Поэтому он стоял с опущенной головой, желая быть где угодно, но только не здесь. Не сейчас.

Ну да, возможно однажды он завладеет силами, способными уничтожить вселенную. Но сейчас он был обычным придурком, оскорбленным до глубины души.

Коди встала напротив него. Присев, она накрыла его губы своими. Ник закрыл глаза и вдохнул самый сладкий запах из всех ему известных.

Она обхватила его лицо и поцеловала его, и он забыл о злости и боли. Через несколько секунд, она обняла его, прижала к себе поближе и уткнулась лицом в его шею, от этого у него появились мурашки, и кровь побежала по венам быстрее.

Он притянул ее к себе, и прижался щекой к макушке.

— Спасибо, Коди.

— Я ничего не сделала.

Да, сделала. Она заботилась. И это значило для него больше, чем бы то ни было.

Прокашлявшись, он обхватил ее руками за плечи, и пошел к Баббе.

— Твоя мама любит тебя, Ник.

— Знаю. Но она не верит мне.

— Она волнуется за тебя.

— Я сам за себя волнуюсь, но я же не обвиняю себя в… вещах, которые не делал. Я не понимаю, почему она не может разглядеть меня, — он сжал зубы. – Совсем не понимаю. Знаешь, она даже спросила меня, когда я играл в футбол, почему я не дружу со Стоуном Блейкмором. «Он такой милый мальчик,» — он передразнил ее фальцетом. – Видишь, какое у него хорошее воспитание. Он такой джентельмен. Ты многому можешь научиться, проводя время с ним и его друзьями.

Он скривил губы.

— Стоун, Коди. Стоун. Парень с двумя извилинами в тупой бошке, который не может почувствовать счастье, пока не станет задирать кого-нибудь и оскорблять, — парень, который называет Коди шлюхой, каждый раз, когда видит ее.

— Твоя мама всегда видит хорошее в людях.

«Но не во мне».

И это всегда сильно ударяло по нему. Стоун, идиотский хулиган, был совершенством. Он же, послушный сын, был дефектным…

Эта несправедливость оставила глубокую рану в его душе. Что ему сделать, чтобы заставить маму понять, что он не был…

Кем?

Демоном?

Рожденным для того, чтобы уничтожить все?

Орудием зла?

Способным на убийство?