Звездный дождь (СИ) - Белова Елена Петровна. Страница 13

Хвала Судьбине.

Теперь можно и попробовать. Отец обещал, что семья двинется в путь сегодня, с рассветом. Через день после того, как Дан, изобразив красочный скандал с воплями: "Отдай мою долю, скряга!", удерет из дома. Соседи полюбовались склокой, поболтали об испорченности молодежи – Ах, кто бы мог подумать, что Дереш-младший так любит деньги… – и расползлись по домам. А через свечку из городских ворот вышел рацейский караван, в котором на одного возницу было больше, чем при входе…

На следующий день Дереш-Кошель должен был "получить весть о замужестве сестры" и отбыть со всем семейством в Рацею, к тамошнему правителю. Туда Орден только подбирается, в лесах и горах Рацеи может затеряться даже дракон.

Значит, сегодня они должны прибыть сюда. Если все хорошо, то через полсвечки они будут здесь, у "Двора на горке". Так называется гостиница…

Еще полсвечки.

Еще…

Нет!

Насвистывая, Дан поднимался на холм, с которого были хорошо видны и дорога, и край города у реки. Если постараться, можно даже рассмотреть крохотный коробок на Речной площади – свой дом. Дан ступил на массивный плоский камень у вершины холма… и замер, застыл, задохнулся, забыв обо всем.

Над домом Дерешей поднималось зарево…

Аранция. Крепость Лицита. Прибежище Ордена Опоры.

Он больше не видел снов.

Сын купца, раб из Зартхэ, девчонка-огородница, лекарь из Улевы… они исчезли, будто разведчики лесовиков у крепости в Приграничье.

Остались только гладкие темно-серые стены. Ровные-ровные, без трещинки. Глазу не за что зацепиться. Здесь всегда светит один и тот же тускло-белый шар. Он никогда не гаснет. Не видно неба. Нет звезд. Сколько он здесь?

Он не знал. В первые дни, когда "синерясые" раз за разом накидывали ему на шею тонкие полоски, а он жег все, до чего дотягивался, пока не падал без сознания…в те первые дни он еще мог считать сутки.

А потом его сунули сюда.

Нельзя сориентироваться во времени, нет ни дня, ни ночи. Только серая муть, в которой тонут мысли. Бесконечная серая муть. Как в Пустошах, обещанных грешникам после смерти.

Она затягивала в себя крепость. Рейды в лес, где он рубился у знамени. И гордость, когда на его щит прикрепили золотую ленту.

Он – воин. Рыцарь! Он должен держаться.

Но как держаться здесь, где нет противника. Только эта серость…

– Это он и есть?

– Да, отче Лисий.

– И в чем трудность?

– Маг-огневик, отче, и к тому же герцогский сын. Трудно подчинить такого… Он сам привык к подчинению окружающих.

– Зато вы, очевидно, не привыкли! Воистину, преклонение перед знатью – участь низкородных. Даже если низкородные – члены Ордена.

– Отче…

– Вы же сын плотника, Хими. Вы же должны помнить свое детство.

– При чем тут…

– К каждому… как это… к каждому гвоздику можно подобрать свой молоток. Сводить его с ума глупо и опасно – он огневик, если вы не забыли. Такие нам нужны вменяемыми. Но очень-очень послушными. Мягкими, как глина… И он станет таким. Весьма скоро. Только, разумеется, не вашими неумелыми стараниями.

Крик сдернул Клода с табурета. "Опекуна" рядом не было, но это его не остановило. Клод уже пробыл в этой крепости больше месяца, и успел сполна раскаяться в своем решении. Отец был прав – все совсем не так просто и понятно, как казалось совсем недавно. Особенно с Орденом опоры. Орден вовсе не походил на объединения подвижников во имя добра и богов, как рисовалось раньше. По правде сказать, они походили на подвижников примерно так, как он сам – на порождение Злиша.

Да, его тут встретили настороженно, первые дни караулили, но потом все изменилось. Когда он вылечил своих стражей (Стимия от больного живота, Ефимия от последствий неумеренного обжорства), а потом стал лечить всех, кого к нему приводили, синерясые смягчились. Они, конечно, надели на него ошейник и нагрузили молитвами, но и только. Не похоже на спасение души прирожденного грешника.

Стимий даже иногда забывал замкнуть ошейник. Клоду почти доверяли. Только… только эпидемии в этой крепости не остановишь.

Но делиться своими мыслями и сомнениями с орденцами Клод не стал. Может, он и простодушен, как в сердцах выкрикнул отец на прощание. Может… но ведь не настолько же.

Он пока посмотрит. Полечит…

Ступени лестницы кончились. Клод остановился. Куда дальше? Откуда был крик? Что случилось…

Крик повторился, короткий, страшный. Там! Во внутренних двориках!

Страж у калитки немного удивился, увидев Клода без "опекуна", но пропустил. И лекарь буквально влетел в узкий двор – почти колодец. С прямым столбом, вкопанным в центре.

И оцепенел.

Кричал парень у столба. Клод не очень понял, что с ним делали, он не смотрел. Потому что увидел лицо.

Парень из его сна.

Тир…

Клод забыл дышать. Этого не может быть. Не может…

Тир – это сон. Это не по-настоящему!

– Это кто? – спросил чей-то недовольный голос. – Эй, стоп пока! Кто это и кто его сюда пустил?

Голос тоже пропал, поэтому Клод только немо шевельнул губами, не в силах вымолвить ни слова. Сон…

– Это что, маг? Один? Вы тут совсем рехнулись от спокойной жизни? Обленились, расслабились?

Клод почти не слышит, что говорит орденец. Это не настоящее…

Но парень, бессильно повисший на веревках, был очень настоящим. Мокрые волосы, прилипшие ко лбу. Пятно крови, размазанное у рта – губы кусал. Зрачки расширены так, что глаза кажутся черными. А они серые.

– Ты! Ты почему один? Отвечать!

До сознания юноши наконец доходит, что "ты" относится именно к нему. К нему кто-то обращается, и этот кто-то недоволен. Он медленно перевел взгляд на разгневанного орденца. Надо что-то ответить… Неизвестно, что бы смог сказать ошеломленный лекарь, но говорить ему не дали. Что-то вдруг сверкнуло перед глазами, и ноги разом ослабли. Подогнулись… Больно… ох… чтоб вас…

– …малость скудоумен… нет непочтения, отче Лисий… в послушании и покорстве…

– … дар?…

– …посему и…

– Дар какой?

Ладони саднило… Падая, он невольно выставил руки вперед, вот и ободрал ладони… Но оторвать их от булыжников пола и посмотреть нельзя. Слабость такая… Шевельнешься – упадешь. Сил нет. Что случилось? Кто его свалил?

Над головой все еще толклись голоса:

– Интересные новости… нехорошо, брате…

– Отче…

Вслушиваясь беседу, юный лекарь кое-как уразумел, что речь о нем. Незнакомый орденец спрашивал, почему маг крепости (подчиненный маг!) смеет врываться сюда, почему его опекун оставляет такого невоспитанного подопечного в одиночестве и что за дар у юнца, что с ним так носятся и скрывают от Вышнего Круга?

Опекун и Опора крепости оправдывались, что маг очень послушен, воспитан в должной покорности, а врывается, потому что приучен мчаться на помощь по первому зову. Вот и помчался, а отличить зов от крика не смог, поскольку глуповат от рождения. И ничего они не прячут, просто зачем беспокоить Вышний Круг из-за еще одного мага, уже укрощенного, покорного воле опекуна и ордена в целом?

Укрощенный, он? Клод шевельнул губами… и промолчал. Укрощенный… Вот что делают с парнем из сна – укрощают. Он тоже маг? Мысли неслись вихрем. Он – маг. Магов укрощают в крепостях, ибо они грешны, испорчены лишним богом… а он сдался сам, поэтому его не трогали… А если б не сдался? Если бы уехал в Сибру, как отец советовал? Уехал бы, а потом попался. Его б тоже… укрощали. Так?

А что они такое несут, про скудоумие?

– Покорный, значит? – неторопливо проговорил вкрадчивый голос, от которого почему-то зашевелились волосы на затылке.

Да. И скудоумный… Пусть говорят. Он спорить не будет.

Пока.

– Тогда пусть встанет и посмотрит, что с этим…

С этим? С Тиром?

Клод попробовал встать… и едва не рухнул наземь. Что-то ударило в спину, и булыжники заплясали перед глазами, будто рассыпанные… Что с ним?