Звездный дождь (СИ) - Белова Елена Петровна. Страница 3

– Благодарю, – отец, кажется, принял это за утвердительный ответ (или сделал вид?) и, улыбнувшись, направился к кровати.

Дан, забыв о мыле, шустрым зайчиком прыгнул вперед, и перед почтенным Кристеном внезапно материализовался стул, отрезая отцу путь к намеченной цели.

– Присаживайся.

Кристен вскинул бровь и посмотрел на стул – между прочим, даже с подушкой, – и, спрятав улыбку, присел.

– Как прошла поездка?

– Все отлично! – бодро отозвался мальчишка, уткнувшись носом в хрусткое полотенце. – Нет, правда хорошо! Я все сделал. Все уже отгружено и рассортировано. И деньги я вручил кому надо. И…

Купец слушал, одобрительно кивая на торопливую мальчишескую скороговорку. После выходки сына трехгодичной давности он почти усомнился в том, что из сына выйдет что-то путное. Подумать только… Что Дан подружится с девочкой, еще можно было догадаться. Что добрый мальчик выберет в подружки не кого-нибудь, а тощую Тринку – странно, конечно. Девчонка в собственной семье считалась обсевком – ее непутевый отец все собирался в Храм проверить, его ли дочка. Мать, мол, черноволосая, он – рыжий, а Тринка белобрысая. Это с чего бы? Вот и на квартале Тринку не брали ни в одну игру, частенько поколачивали, и что Дан в ней нашел, было неизвестно. Но вот нашел же… и придумал, как помочь подружке – краску у отца утащил. Иноземную, льешскую, "Пламень в ночи", три королька склянка! И, недолго думая, выкрасил подружке волосы. В рыжий, само собой. Нет, мысль неплохая. Волосы Тринка уже года три носила под платком, чтоб отцу глаза не мозолить, а у детей цвет волос меняется – почему б девчонке не стать рыжей? Только вот сначала Дан, проявив несвойственную ему обычно осторожность, сначала решил испытать краску на чем-нибудь другом. Точней, на ком. На коте. Увы, белый кот на квартале был только один, и принадлежал он вдове Мауре, которая молилась Дару по ночам, а Судьбине днем, и потому почти не вылезала из Храма. Что именно пыталась замолить вдова? Неясно… Но даже кот знал, где искать хозяйку, чтоб пожаловаться на юных негодяев, измазавших его чудную белую шкурку. Кот протестовал изо всех сил, но что он мог поделать, мяу?

Он только не учел, что "лишний бог", Злиш, по слухам, мог представать в облике красного кота… и что юные негодяи немножко перестарались с краской, так что интенсивно-рыжий цвет в полутьме Храма вполне мог сойти за красный.

Визг вдовы, узревшей явление злокозненного бога прямо у своих юбок, едва не снес крышу, а уж потом, когда остальные верующие рассмотрели нового посетителя Храма… Наверное, каждый решил, что лохматое воплощение лишнего божка пришло именно за его душой, поэтому вопли и визги совершенно заглушили и голоса пастырей, и мяв несчастного кота. Кто в суматохе свалил ящик молитвенными колокольцами, дело темное, но платить пришлось именно купцу.

Платить пришлось за многое: за упавший светильник, за лики богов, которые поцарапал перепуганный кот, и за предерзостное вмешательство в дела божьи (хотя каким боком покраска кота относится к божьи делам?), и за синяки верующих. Синяков, кстати, было подозрительно много, и купец мудро обратился к пастырям за проповедью о пагубности лжи во имя наживы…

Но, хвала Судьбине, его дела шли хорошо, и удалось даже откупить Дана от положенного покаяния. Кто знает, что стало бы с мальчишкой после трех месяцев в монастырских стенах?

Самое интересное, что после покраски у Тринки и впрямь стали расти рыжие волосы. Настоящие. И дела в семье отчего-то наладились.

Так что, оценив предприимчивость, упорство и благословение Дара у своего сына, купец предпочел не ругать Дана и не отсылать в глушь Пограничья к деду… а просто нагрузить делами так, чтоб на шалости времени не было. Заодно и смену подрастить.

И не прогадал. Дан был сообразителен, не ленив, памятлив на цены и курсы монет, умел чуять ложь и разбирался, кому и что говорить. И купец даже порой завидовал тому, как легко Дану верили незнакомые люди. Так что потихоньку-полегоньку Кристен давал мальчику все больше доверия. Вот, например, торги в Язычках. Язычки – крохотный городок при небольшом порте, где обитали те еще выжиги. Торговцы и дети торговцев, привыкшие обирать сходящих на берег матросов, как малину в огороде. Интересно, что такого привез оттуда сын и почему уводит глаза в сторону. Причем в сторону кровати.

Может… да нет, не может быть… Дану всего-то двенадцать.

– Сыры хорошо ушли, – отчитывался юный торговец, – Те, что могут храниться с полгода. По королевке каждая головка. Ягода сушеная в мешочках – тех, смоленых. Даже на пол-резки на каждую больше сторговали, чем думали. Моряки взяли, в плаванье собрались. Златоцвет… Шерсть ушла влет.

Ну да. Причем тоже немного подороже, чем намечали. Куда ж делась половина разницы?

– А с покупками как? – купец тоже глянул в сторону кровати. Вроде никого. Что ж он прячет?

– Купил все по списку.

– А сверх? – Кристен не помнил, чтоб Дан когда-то покупал все точно по списку. Всегда было что-то сверх – нарядные платки из пуха неизвестного зверя, незнакомое лакомство, семена душистой травы, которая глушила даже гадостный запах сточных канав. Пусть немного, но обычно с пользой.

– Э-э…

– Дан?

– Ох, ладно. – Дан вздохнул… и вдруг бухнулся на колени.

Не успел Кристен удивиться такому странному поведению сына, как мальчишка нырнул под кровать, и спустя пушинки две оттуда послышался негодующий крик.

– Чтоб тебя!

В следующую пушинку из-под кровати буквально брызнули какие-то белые комки, при виде которых купец почему-то опять вспомнил историю про крашеного кота. Мелкие, пушистые, шустрые, они заскакали по полу, нервно шарахаясь от Дана и друг от друга.

– Они корзину прогрызли! Лови их!

Но Кристену не слишком хотелось голыми руками ловить существ, способных прогрызть корзину. Тем более, существа могли быть и ядовитыми.

– Ну пап!

– Кто это вообще?

– Кролы!

– Кто?!

– Это те зверьки, из шерсти которых платки вяжут на севере… – объяснил сын, выволакивая из-под кровати… о боги, оба сразу! Ушастая красноглазая зверюга была размером в руку, а из пасти весьма отчетливо виднелись клыки.

– Дан! – отец рванулся на помощь.

Опять. Проснувшись, Марита долго лежала не шевелясь. Словно рассматривала лики богов, вышитые на пологе. Но ни печального взгляда Судьбины, ни доброго лица Дара девочка не видела. Перед глазами все еще стояла маленькая чистая комната без всякого полога и белые пушистики, скачущие по полу. И мальчишка со зверьком покрупнее.

Злишево наваждение!

Почему она опять видит эти странные сны? Ведь молилась…

Это была ее тайна. Маленькая стыдная тайна – то, что во сне она часто видит вовсе не то, что подобает даме высокого рода… совсем другие места и других людей. И если бы только юного рыцаря из Алты. Тоже недостойно, мальчик ведь, но он хоть ровня. Но сны показывали ей не только его. И не только Дана… Девчонку из низших земледельцев с кучей пискливых малышей, ученика лекаря с вечными пятнами на пальцах, раба из Зартхэ. Раньше, кажется, был еще кто-то, но их сны давно потухли. Не приходили больше.

Но хватало и этого. Против снов не помогали молитвы и усталость. Да и сонные травы.

Матушка удивляется ее успехам в лиддийском и миридде. Знала бы она…

Стыдно. Девушке высокого рода подобает знать о гусе только блюда, кои должно изготовить из этой птицы, и кого возможно оными блюдами угостить. Ей не должно знать, чем эту гогочущую гадость кормить, как выгонять хворостиной (ну и слова) на ставок да как потрошить. Как-то раз Марита не сдержалась, проговорила какое-то из услышанных слов… Матушка пришла в ярость. Спать пришлось на животе целую неделю. Ментора выгнали…

Теперь каждое слово приходилось взвешивать. Обдумывать… Сидеть на уроке, слушать как ментор рассказывает про Зартхэ, путая харр с хасром и не поправлять, смотреть, как гость заявляет, что птиц невозможно лечить от переломов – и не вмешиваться. Слушать про Златоград и восхищаться, хотя сама можешь рассказать это куда лучше.