Обнаженная натура - Гамильтон Лорел Кей. Страница 22

Я не могла не улыбнуться, качая головой.

— Приятно слышать.

Он состроил забавную мину:

— Я знаю, что ты говоришь искренне. Но позволь тебе сказать: это удар по самолюбию.

— Я думаю, ты его перенесешь. Кроме того, у помощницы был такой вид, будто она рада будет тебе помочь пережить травму.

Он оглянулся и послал девушке улыбку экстра-класса. Она улыбнулась в ответ и будто действительно взволновалась. И это только из-за улыбки с расстояния в несколько ярдов.

— Прямо как «неделя встречи земляков» на старой родине, — сказала я.

— Ну, да. Сколько прошло? Почти три года, — согласился Бернардо.

— Примерно, — ответила я.

Олаф смотрел на нас так, будто его это все не радует.

— Ты девушке понравился.

— Понравился, — согласился Бернардо.

Белая футболка отлично смотрелась на загорелой коже. И только она и нарушала стиль, который я бы назвала небрежным шиком наемного убийцы: черные джинсы, черная футболка, тяжелые ботинки, кожаная куртка, оружие, темные очки. Кожаная куртка висела на руке, как у Олафа, потому что в такую невыносимую жару ее не надеть. Я свою в Сент-Луисе оставила.

Бернардо протянул руку, я подала свою, он поднял ее к губам и поцеловал. Он это сделал, потому что я дала ему понять, что не считаю его восхитительным, и ему это отчасти было неприятно. Не надо было ему это позволять, но не было способа — кроме грубой борьбы — остановить его, когда он уже стал поднимать руку. Ему не стоило этого делать — ради помощницы шерифа. Мне не стоило ему позволять — ради других копов и Олафа.

Олаф смотрел не на меня — на Эдуарда, будто ожидая каких-то его действий по этому поводу.

— Бернардо заигрывает со всеми, ничего личного, — сказал Эдуард.

— Я ей руку не целовал, — ответил ему Олаф.

— Ты сам знаешь, что ты делал, — напомнил ему Эдуард.

Бернардо посмотрел на Олафа, потом на меня, даже опустил очки, чтобы глянуть на меня в упор младенчески карими глазами.

— Есть что-то такое, что ты мне должна сказать про себя и про этого здоровенного парня?

— Не поняла?

— Он только что среагировал, как любой парень реагирует на меня — и женщину, которая ему нравится. Раньше Олафу было все равно.

— Мне все равно, — сказал Олаф.

— Хватит, — закончил Эдуард. — Наш эскорт готов двигаться, так что все в машину.

В его голосе звучало резкое недовольство, что бывало редко. В смысле, он редко выражал голосом столь сильные эмоции.

— Я на переднем, — сказал Бернардо.

— На переднем Анита, — ответил ему Эдуард и обошел машину чтобы сесть на место водителя.

— Она тебе больше нравится, чем я, — сказал Бернардо.

— Ага, — согласился Эдуард и сел за руль.

Я уселась на пассажирское сиденье, Олаф сдвинулся поперек и устроился от меня сзади по диагонали. Я бы усадила туда Бернардо, но трудно было бы решить, что лучше: чтобы я видела, как Олаф на меня пялится, или же знать, что он на меня пялится, и его не видеть.

Патрульная машина впереди нас включила мигалку и сирену. Очевидно, больше времени мы терять не будем. Я посмотрела на солнце в сверкающем небе — таком светлом, что вылиняло почти до белого, как много раз стираные джинсы. До полной темноты оставалось часов пять.

И еще одна машина ехала за нами с мигалкой и сиреной. Явно не мне одной показалась неудачной мысль задерживать всех охотников на вампиров.

Глава двенадцатая

Местом преступления оказался просторный склад, полупустой и гулкий. Или был бы гулкий, если бы не множество копов всех родов и видов, персонал «Скорой» и судмедэксперты, от которых было не протолкнуться. Не так плотно, конечно, как было несколько часов назад, но все равно чертовски много для места, где преступление случилось в позапрошлую ночь. Впрочем, здесь были убиты их товарищи, и все рвались поучаствовать, помочь, а главное — почувствовать, что помогают. Никто не любит чувствовать себя бесполезным, а коп — вдвойне. Ничто так не выводит полицию из себя, как невозможность что-то исправить — такое вот у ребят отношение. У ребят — не в сексистском смысле; я это про всех копов. Все будут ошиваться в поисках зацепок или пытаться как-то найти в этом всем смысл.

Зацепки могут быть, но смысла не будет. Витторио — серийный убийца, у которого достаточно вампирских сил, чтобы заставить вампиров послабее себе помогать. Серийный убийца, который может заражать своей патологией других — не убеждением, а метафизической энергией. Всякий, кого он обратил в вампира, может быть принужден разделить его хобби и участвовать в его извращениях.

Я смотрела на контуры, обведенные на полу там, где лежали тела. Шоу сказал, что потеряли троих, но это было всего лишь слово и цифра. А когда стоишь и смотришь на следы маркера, где лежали убитые, где пролилась кровь, тогда до тебя доходит смысл слова «потери».

Много было и других контуров, отмечавших, где лежали предметы. Интересно, какие именно. Оружие, стреляные гильзы, одежда — все и вся было обведено мелом, зафотографировано, записано на видео.

Пол выглядел как минное поле — столько было на нем пометок, что почти невозможно было пройти между ними. Что же здесь, черт возьми, произошло?

— Перестрелка, — тихо сказал Эдуард.

Я посмотрела на него:

— Что?

— Перестрелка. Стреляные гильзы, разряженные и брошенные стволы. Неслабый бой.

— Если вот эти отметки маркером — стреляные гильзы, то почему нет мертвых вампиров? Невозможно выпустить столько металла в таком пространстве и ни в кого не попасть. Особенно с тем тренингом, который эти парни прошли.

— И даже охотник на вампиров у них в прошлом военный был, — вставил Бернардо.

— Откуда ты знаешь? — удивилась я.

Он улыбнулся:

— Помощница шерифа Лоренцо любит поговорить.

Я посмотрела на него одобрительно:

— Так ты не просто с ней заигрывал, ты еще информацию добывал. А я только что подумала, где ты ее берешь.

— Это был многозадачный режим, — ответил ин. — Я добыл информацию, а девушка симпатичная.

Олаф двинулся через все эти мелкие отметки и знаки, которые оставили криминалисты. Двигался он грациозно, почти элегантно, казался даже несколько нереальным. У меня не получилось бы так пройти, ничего не сдвинув, но Олаф будто плыл. Я почти все свое время провожу с вампирами и оборотнями, которые отлично могут проиллюстрировать термин «грациозно», но все равно движение Олафа впечатляло — и тревожило.

Я бы предпочла увидеть настоящие вещественные доказательства и настоящие тела, но понимала, что их нельзя было оставлять на жаре. Понимала также, что нельзя оставить валяться оружие, а патроны и гильзы надлежит собрать как вещественные доказательства на случай суда.

— Всегда так собирают вещественные, будто обязательно будет суд, — сказал Эдуард, будто прочтя мои мысли.

— Ага, — согласилась я. — Но для вампиров суда нет.

— Для них есть мы, — сказал он.

Эдуард разглядывал место преступления, будто мог увидеть, что отсюда унесли. Я пока не могла. Фотографии и видеозаписи мне дадут больше, чем это пустое место. Тогда я его смогу увидеть, а здесь просто были убраны предметы и запах смерти усилился в жарком воздухе Вегаса.

Тела унесли, но кровь еще не смыли, и другие жидкости тоже, так что никуда он не делся.

Я старалась изо всех сил его не замечать, но когда его уже отметишь для себя, игнорировать становится трудно. Один из минусов такого количества штаммов ликантропии в крови в том, что обоняние у меня иногда переходит в форсированный режим. На месте убийства это удовольствия не доставляет.

Язык густо обволокло запахом высохшей крови, гниющей крови. Учуяв запах, я не могла уже ее не видеть. Она и раньше была здесь, но теперь будто фильтр сорвали с глаз, и я увидела, что пол на складе просто потемнел от крови. Всюду лужи. Сколько бы крови ты ни видел по телевизору или в кино, это все равно не то. Так много крови в человеческом теле, и так много было ее на полу, что казалось, будто черное озеро замерзло здесь на бетоне.