Обнаженная натура - Гамильтон Лорел Кей. Страница 45

— Неправда, — сказали в один голос Эдуард и Бернардо.

— Как? — переспросила я.

Они переглянулись, потом Эдуард сказал:

— Я втрескался когда-то в одну девицу, всерьез и впервые. Никогда ее не целовал, даже не держал за руку, но ревновал ко всем, кто оказывался рядом.

Я попыталась себе представить молодого робкого Эдуарда — и не смогла. Но приятно было знать, что когда-то и он был мальчишкой а то иногда казалось, что Эдуард вышел какой есть из головы какого-то гневного божества, Палладой зла.

— Мне случалось ревновать женщин, у которых были романы с моими друзьями. На территории друзей не браконьерствуешь, но иногда завидно смотреть, как им хорошо вместе, — вставил Бернардо.

— Мы с Анитой думали, что ты готов браконьерствовать, — сказал Олаф.

— Ну, если я люблю женщин, это еще не значит, что у меня принципов нет. Серьезных подруг моих друзей я не трогаю. И жен тех, кто мне нравится.

— Приятно слышать, что у тебя есть принципы.

Я постаралась вложить в эту фразу побольше язвительности, и мне удалось.

— Не помнишь, — спросил Бернардо, — что там за поговорка насчет стеклянного дома?

— Я чужих мужей не трогаю.

— А я вампирш, — ответил он.

Очко в его пользу. Но вслух я сказала:

— Ты даже не знаешь, чего лишаешься.

— Я не хотел бы спать с женщиной, которая меня может заворожить взглядом. Надо все время помнить, чтобы в глаза не глядеть.

— Так что дело не в смертности, а в практичности?

— Да, и проблема с влажностью.

— Ты о чем?

— О том, что они мертвы, Анита, а у мертвых смазка не выделяется.

— Стоп. Прекратили, а то я сейчас себе это представлю. — И добавила, не успев подумать: — Для тех вампирш, кого я знаю, это не так.

Сведения у меня были из воспоминаний Жан-Клода и Ашера, которыми они со мной поделились метафизически. И от Белль, которая сама приходила в мои сны.

— А откуда ты знаешь, что твоим знакомым вампиршам не была нужна смазка? — спросил он.

Я попыталась найти ответ, который не вызовет дополнительных вопросов, и не смогла.

— Краснеешь.

Олаф это сказал не слишком довольным голосом.

— Ой. Это значит, картинки, которые мне представились, верны? — А вот у Бернардо голос был просто счастливый. И сам он улыбался от уха до уха.

Эдуард внимательно посмотрел на меня поверх приспущенных очков.

— До меня не доходили слухи о тебе и о вампиршах.

— Давайте вы все подождете снаружи, а я одна с тиграми поговорю.

Я вышла из машины в полумрак парковочного гаража.

Сонни и Паук вышли из своей машины, но с меня уже хватило разговоров с мужчинами. Я захлопнула дверь и пошла к табличке с надписью «Лифт», услышав звуки открывающихся и закрывающихся дверей. Если дойду туда первой, то в казино поднимусь без них. Пусть это и глупо, но мысль о том, как двери закроются перед носом у Эдуарда, доставила мне мелочное удовлетворение. Может быть, он понял, что хватит уже меня дразнить, потому что прибавил шагу и догнал меня перед лифтом.

— Подниматься туда одной — это надо быть дурой. Ты не дура.

Слышно было, что он разозлился.

— Мне надоело все время объясняться и оправдываться.

— Я послал Бернардо и Олафа поговорить с ребятами из СВАТ, так что можешь говорить только со мной. Есть еще что-нибудь, что я должен знать?

— Нет.

— Врешь.

Я посмотрела на него недобро:

— Я думала, это только Тед фантазировал насчет лесбиянок.

— Ты — слуга Жан-Клода, Анита. Насколько тесно связаны вы метафизически?

Вот так. Он угадал, что именно я не хотела им рассказывать.

— Никогда я не был в Сент-Луисе, — сказал Бернардо прямо у нас за спиной. — Что там за вампирши у Жан-Клода?

— Они не настолько любят Аниту, чтобы с ней спать, — ответил ему Олаф.

Двери открылись, Я сказала:

— Еще одно слово на эту тему — и я еду в лифте одна.

— Нежные какие, — ответил Бернардо.

— Прекратите, — велел Эдуард. — Оба.

Они прекратили, и мы все вошли в лифт. Бернардо про себя улыбался, Олаф открыто хмурился. Лицо Эдуарда было непроницаемо. Я прислонилась к стенке и постаралась найти выражение лица, которое бы не ухудшило ситуацию. Что мне лучше: чтобы они думали, будто я сплю с женщинами, или чтобы знали, что переживаю воспоминания вампиров? Первое, конечно. И еще лучше было бы, если бы и Эдуард в это поверил.

Глава двадцать седьмая

Олаф хотел надеть сверху свою кожанку, но Эдуард раздал всем нам темные ветровки с надписью «Маршал США».

— Если это частный визит, не поймут ли нас неправильно? — спросил Бернардо.

— Новый закон почти не оставляет нам возможностей сойти за гражданских, — ответил Эдуард. — Мы не можем войти в казино с таким количеством оружия, не показав значка. Иначе, когда нас увидят на мониторах охраны, очень забеспокоятся.

С этим мы не могли спорить. За несколько минут мы сумели натянуть ветровки поверх одежды так, что оружия было почти не видно. Я твердо решила больше никогда свою голубую шикарную ветровку уже не забывать. Про оружие и значок я помню, а все остальное забываю то и дело. Олаф в своей кожаной куртке сумел спрятать все.

— Под этой курткой ничего не видно.

— Не любишь ходить со значком, здоровый мужик? — спросил Бернардо, накидывая ветровку на все свои стволы.

— В этом есть хорошие стороны, но сама куртка мне не нравится.

Мне пришлось снять рюкзак, сдвинуть «МП-5» на перевязи так, чтобы он оказался под курткой, и надеть рюкзак снова. А то «МП-5» мог бы сильно переполошить обычных посетителей и охрану казино.

Эдуард сменил свой собственный «МП-5 Хеклер и Кох» на новый «ФН П-90». Вид у этой штуки был очень научно-фантастический, но Эдуард божился, что стоит мне из него выстрелить, я тут же сменю на него свой старый «МП-5». То же самое он говорил про «мини-узи», который был моим рабочим стволом до «МП-5», так что я не спорю. Эдуард про огнестрельное оружие знает больше, чем я буду знать, сколько бы ни прожила.

Мы вышли из лифта в казино, Ярко убранный зал, но странно элегантный в своей кричащей роскоши. Продолжалась индийская тема, статуй животных и нарисованных растений на стенах стало больше, под лампами полного спектра грелись растения настоящие, и создавалась иллюзия солнечного света, пробивающегося сквозь листву джунглей. Стояли игральные автоматы — шеренга за шеренгой, за ними столы для блэк-джека, дальше катались кости, и повсюду народ. Шума меньше, чем можно было бы ожидать, но все равно зал был полон движения, энергии людей, вырвавшихся в отпуск и старающихся использовать каждую его минуту, будто чтобы возместить себе долгий год работы.

Эдуард покачал головой, нагнувшись ко мне, чтобы я его расслышала за шумом:

— Слишком открыто, и при этом одновременно — слишком много мест, где можно спрятаться. Для работы телохранителя казино — очень неудобное место.

Я оглядела толпу народа, игральные автоматы, отметила шум, игру цветов. Так много было на что смотреть, что трудно было что-то по-настоящему «увидеть».

Бернардо и Олаф будто приняли от Эдуарда какой-то сигнал — вдруг включились в режим повышенного внимания. Я подумала, глядя на нас, что любой полисмен или грамотный охранник в мгновение ока отличит нас от туристов. Дело не в стволах и не в надписи на куртке «Маршал США». Дело в той странной метаморфозе, на которую способны копы. Вот только что он с тобой зубоскалил, а в следующую секунду щелкнул тумблер — и перед тобой коп, настороженный и бдительный, и никакие гражданские шмотки этого не скроют. Вот это и произошло с нами со всеми. Прячь оружие или не прячь, а если бы я командовала охраной, она бы сейчас вся устремилась к нам.

Я не видела, чего тут можно испугаться. Что насторожило Эдуарда?

Чуть сдвинувшись, я заглянула в его светло-голубые глаза. Внимательно всмотрелась в лицо. Оно было серьезно. Таким серьезным я его еще не видела.

Я подалась к нему, он чуть нагнулся, потому что иначе мне до его уха было бы не достать.