Время Изерлона (СИ) - Котова Анна Юрьевна. Страница 10

Потом она выросла, и эти сны ушли, унеся с собой первобытный ужас, пришли другие, и нельзя сказать, что они были лучше, просто — иные. Но образ, запечатленный в детстве где-то в глубине сознания, никуда не делся, лишь затуманившись и отдалившись со временем.

Когда она прижималась к Райнеру в полутьме ресторанчика "Дикая рыба", ее пальцы коснулись нашивки на рукаве, но ей и в голову не пришло, что это — та самая роза, которой ее пугали когда-то соседские ребята. В следующий раз она встретила его при более приличном освещении и разглядела наконец роковой знак. Мари давно не верила в страшные сказки, и все-таки дыхание на секунду перехватило. К счастью, он не заметил.

Глупости какие — она же разговаривала с ним, она с ним танцевала, и ничего страшного в нем не было. Она касалась его плеч сквозь зеленый китель, ее пальцы ложились на его рукав, он дышал ей в ухо, и голова кружилась от восторга и смущения, и голос его был обыкновенным человеческим голосом, только сердце замирало при его звуке. И вообще весь он состоял из одних достоинств — от красивой внешности до светлой души. Никаких сомнений не было, что она именно светлая. А что касается топора и доспехов — так имперский десант вооружен так же. Конечно, если бы она была врагом на поле боя… Ну так и ангелы ее, рыжий Олле и белокурый Ванья, были милыми и славными в мирной жизни, а в бою взрывали имперские «валькирии», и вряд ли хоть один вражеский пилот в черной с серым форме, сгорая в адском пламени, не считал «спартанцев» чудовищами — если успевал хоть что-то подумать перед гибелью, конечно.

Гораздо позже она сообразила: возможно, если бы она попыталась выдать его криком тогда, на улице веселого квартала, у нее был бы шанс познакомиться и с его боевой ипостасью… на чем бы и кончилась ее короткая жизнь.

А теперь вернулся тот давний сон из детства. Райнер улетел со своим флотом, его не было уже… сколько? восьмого октября исполнилось четыре месяца. И чем дольше она не видела его, тем чаще он снился ей, и чем дальше, тем тревожнее становились сны. Пока не явился тот, забытый кошмар — но иначе. Снова она лежала в постели, и снова в лунном мерцании ночи возникала высоченная фигура в доспехах, и снова к ней поворачивалась, сверкая зеркалом вместо лица, стальная голова, но она больше не была ребенком, она была женщиной, и привычный с детства страх сменился лихорадочным ожиданием — и впервые в этом сне забрало поднялось, и ожидание ее завершилось.

И ведь знала про эту сторону человеческих взаимоотношений столько, что лучше б и не знать — а виделось все трепетным, нежным и сладким, будто она — сама невинность.

Если бы она встретила его наутро въяви, вот это и было бы истинным кошмаром. Но его не было на Изерлоне. Маленькая милость богов среди всеобщей немилости.

Изерлон. Вести из-под Амлитцера

Армия вторжения Альянса состояла из 8 флотов, общей численностью 200 000 кораблей и 30 227 400 человек. 22 августа 796 года армада вышла через Изерлонский коридор на территорию Галактической империи. Однако адмирал Лоэнграмм, стоявший во главе имперского флота, отступив, позволил армии Альянса захватить более 200 звездных систем и вынудил захватчиков обеспечивать снабжение оккупированных территорий. Когда же ресурсы агрессора истощились до предела, флот Галактического Рейха обрушился на него всей мощью. 10 октября началось полномасштабное сражение, завершившееся 15 октября окончательным разгромом космофлота Альянса в звездной системе Амлитцер. Из 30 мли человек погибли более 20 млн.

История галактических войн, т. V. — Серия "Популярная энциклопедия". — Хайнессен, 6 г. Новой эры

Когда ты вернешься, все будет иначе…

Старинная песня

Насчет машинного масла Аннелиза оказалась права. Оно было повсюду. Даже еда приобрела вкус машинного масла. Принципы работы двигателей и прочую теорию механизмов проходили вскользь, упор был на практику. "Разберешь и соберешь машину от начала до конца сорок раз — никогда не забудешь, что первой в двигателе дохнет вот эта фигулька, — говорил мастер, хромой ветеран Симон Горовиц. — Заводская микросхема электронного привода. Что с ней можно сделать? А?" — "Только заменить", — хором отвечали курсанты. — "То-то, — удовлетворенно хмыкал мастер. — А теперь перебираем редуктор". Или еще какой-нибудь узел, покрытый слоем грязной старой смазки.

Соскрести многолетнюю гадость, отмочить в растворителе то, что не соскребается, смазать заново, собрать. Крутится? Не заедает? ОК, положить вооон в то корыто. Не крутится? Начать с начала.

На выходе получались отлаженные двигатели, способные летать машины и насобачившиеся молодые механики.

Работу в огороде никто не отменял. Только отпускали немного раньше — шли навстречу учащейся молодежи. Так что утром Мари вскакивала в шесть, не приходя в сознание, мчалась на бахчу, до трех часов возилась с кабачками — полив, подкормка, опрыскивание, сбор урожая, — потом полчаса на обед, умывание, переодевание — и в мастерские. Приползала в десять вечера, не чуя ног и рук, смывала машинное масло, швыряла в стиральную машину рабочий комбинезон и падала на койку. Казалось бы, после такого сумасшедшего дня сон должен быть мертвым — но ничего подобного. Накопившаяся усталость почему-то проявлялась столь яркими картинами, что лучше бы их не было вовсе. Просыпалась, вспоминала, на каком она свете, вскакивала — и мчалась все по тому же замкнутому кругу.

В мастерской всегда бубнил правительственный телеканал — и мастер, и курсанты нервничали и дергались, ожидая от хода кампании самого худшего. Если раздавался сигнал экстренных новостей, его слышали даже сквозь рычание мощной дрели и визг токарного станка. Бросали все, бежали к экрану. Слушали с угрюмыми лицами. Хороших новостей не было. Плохие — бывали.

Потом произошел разгром при Амлитцере.

Вся станция гудела. Новостная программа перечисляла погибшие флоты. Мари стояла в мастерской перед экраном, вцепившись обеими руками в верстак, так что пальцы побелели, в глазах было темно, а губы беззвучно шевелились: "Только не 13-й. Только не 13-й. Пожалуйста. Только не 13-й", — так что когда прозвучал наконец номер 13, ей показалось поначалу, что и ему конец. Голова закружилась, ноги подкосились. Не упала — крепко держалась за верстак, — но шатнуло. Сердце пропустило удар. А потом сквозь туман с трудом пробилось — живы. Возвращаются.

Вот тут она и сползла на пол, бледно-зеленая, по щекам катились слезы неимоверного облегчения. Соученики, стоявшие рядом — Тино Полетти и Джейк Майнс, — кинулись к ней:

— Что с тобой?

— Все замечательно, — ответила она и засмеялась. И никак не могла остановиться. Все смеялась и смеялась. Только увесистая пощечина мастера привела ее в чувство.

— Иди домой, — проворчал Горовиц. — Сегодня от тебя все равно не будет проку.

И конечно, в своей комнате в общаге она заснула каменным сном, и не снилось ей ничегошеньки.

А потом они явились на Изерлон. Сквозь туман искусственного неба опускались их корабли, и стоявший рядом с Мари сокурсник — мастер, так и быть, отпустил молодежь на полчасика посмотреть на прибытие, — одно за другим перечислял прославленные имена. Тино знал о флоте Альянса все: как начал в детстве играть в кораблики, так до сих пор не перестал, смеялись товарищи. В охраняемую зону крепости курсантов не пустили, и Мария Сюзанна маялась до позднего вечера, мысленно рвалась бежать, искать, обнять каждого, убедиться, что действительно живые, но пришлось возиться с железом до положенного часа. И так днем гуляли, — сказал Горовиц строго. Возразить было нечего. Хотя все из рук валилось, честно говоря.

Вырвавшись наконец из мастерской, она поставила рекорд по скорости отмывания с кожи жирной черной грязи, рекорд по глажке платья (все того же, синего, еще имперского) и суперрекорд по причесыванию — и побежала к офицерской столовой в надежде встретить знакомых.