Путь тени - Уикс Брент. Страница 121

Благодарю и тех, кто, узнавая, что я писатель, первым делом не спрашивал: «А твои книги издают?»

И наконец, спасибо тебе, любознательный читатель, который прочитывает все, включая выражения благодарности. Ты прекрасно понимаешь, что эти странички важны лишь для тех, чьи имена здесь упоминаются. Если ты такой чудак и оригинал, значит, мы с тобой найдем общий язык. Ты купил эту книгу, хоть и не знаешь, что я за писатель, стало быть, тоже поверил в меня. Предлагаю сделку: ты присылаешь мне пару страниц, а я дарю тебе сногсшибательное путешествие.

Интервью с автором

Чем вы занимались, прежде чем стать писателем?

Я начал не как все, то есть сразу стал писать. Большинство авторов сначала пробуют себя во множестве странных профессий и через них приходят к писательству. Я же знал, чему посвящу свою жизнь, с тринадцати лет. Я подумал, что попробовать стоит сразу, не убивать время на освоение более практичного ремесла и не ждать более подходящего момента. На жизнь зарабатывал за барной стойкой, потом преподаванием английского. Когда женился, мы с супругой решили, что мне стоит целиком посвятить себя писательству. Если ваша жена не находит бедность романтичной, не умеет быть немыслимо терпеливой и невероятно заботливой и не может жить без развлечений, тогда для вас этот путь закрыт. Нам же повезло.

Какие книги вы читаете? В основном фэнтези или что-нибудь еще?

Фэнтези — моя страсть, однако, как и многие другие писатели, я читаю книги совершенно разных жанров. Люблю историю. Она помогает понять психологию человека в отрыве от предрассудков современной культуры. Если сталкиваешься с чем-то необычайным в фэнтези, думаешь: «Что ж… понятное дело». Если о не менее странных вещах пишется в исторической книге, ты задаешься вопросом: «Возможно ли подобное? Почему люди с этим мирились?» Делается забавно, когда натыкаешься на нечто такое, что явно «позаимствовали» другие авторы. Как-то я читал об итальянском роде Борджа и внезапно понял, что Папа Александр VII — «Крестный отец». Марио Пьюзо этого не отрицает. Меня тоже увлекают любопытные исторические описания, я никогда не обхожу стороной полки с бестселлерами, к тому же литература была одним из моих основных предметов.

Трилогия «Ночной ангел» — вещь довольно мрачная и полна сурового реализма. Как родилась идея написать такие книги?

На этот вопрос можно ответить по-разному.

Во-первых, хоть писатели и редко в этом сознаются, рождение идей — одна из самых сложных составляющих писательской работы. Лично я плачу одному человеку в Болгарии, он подкидывает мне дельные мысли, а я без особого труда превращаю их в романы. А если серьезно, идеи возникают в ходе тайной интернет-дискуссии, в Нью-Йорке. Попасть в список участников невозможно до тех пор, пока твою работу не напечатают, но никто не желает тебя печатать, если твоего имени нет в списке рассылки.

Во-вторых, самая мрачная часть трилогии — начало «Пути тени», в ней описывается насилие над детьми. Когда я приступил к работе, моя жена (она магистр психологии) занималась вопросами растления малолетних. Жертвы сексуальных домогательств нередко сами становятся насильниками. Жутко даже представить, как восьмилетний ребенок издевается над пятилетним. Возникает масса вопросов. Способен ли восьмилетний творить подобное зло? В состоянии ли взрослый насильник оправиться от нанесенных ему в детстве травм, виноват ли он в том, что и сам причиняет страдания? А подросток? Где проходят границы? Жена делилась со мной далеко не всем — разглашать подробности она не имела права, к тому же щадила мою психику. Однако и из того малого было понятно, что речь о настоящих преступлениях. Задумаешься о том, что подобное происходит с современными детьми, за которыми, так или иначе, присматривают взрослые, и делается жутко. Я совсем немного сгустил краски, чтобы все выглядело правдоподобно, но потом, признаюсь честно, несколько смягчил тон. Кстати говоря, недавно я прочел в одной статье, в «Лос-Анджелес тайме»: один член бандитской группировки утверждает, будто насилие в их среде процветает, но об этом не принято упоминать даже в гангста рэпе. По его словам, сексуальной агрессии подвергаются девяносто процентов молодых людей и все девушки. Если поверить ему хотя бы наполовину, становится понятным, почему эти ребята стремятся забыться с помощью наркотиков, совершают убийства и сами мечтают о смерти.

В-третьих, заявить, что трилогия мрачная и полна сурового реализма, все равно что сказать, будто Джордж Клуни был непривлекательным ребенком, которому не светило добиться успеха. Я к тому, что важно видеть цельную картину. Да, в этих книгах немало мрака и суровости, однако их вполне компенсирует надежда на спасение. Все зависит от того, сколько значения вы придаете надежде, сильна ли она или слаба и что вообще собой представляет. Что это? Стремление умной девочки, которая старательно выполняет домашнее задание, сдать экзамен на «отлично»? Или мечта получить премиальный купон в продовольственном магазине? Надежда наиболее сильна и ценна, если рождается в страдании. Спасение — пустой звук, если речь не об избавлении от такой тьмы, от которой даже бесстрашные герои предпочли бы где-нибудь спрятаться. На мой взгляд, эти книги — о борьбе с мраком за свет. Это отражено в названиях. Да, правильно, действия начинаются с мрака и суровости, однако без них свет и умиротворение были бы пресными, скучными, бессмысленными.

Под влиянием кого или чего вы решили написать трилогию?

Стивен Дж. Каннел как-то раз сказал: если у писателя спрашивают, кто на него повлиял, то он выдает «список имен покойных авторов». Мне, наверное, следует привести такие имена: Элиот, Стейнбек, Бовуар, Чехов, Фуко, Йейтс, Кьеркегор, но это будет нечестный ответ. По правде говоря, я и сам точно не знаю, под влиянием чего написал эти книги. Опа! Сейчас сформируется мой имидж. И на конвентах со мной будут беседовать только Клинтоны.

В юности меня зачаровал мир Толкина. Я ужасно злился: он разбудил во мне такую любовь к фэнтези, но написал всего лишь четыре романа. Я брал в руки книги других писателей фэнтези, однако они оказывались настолько скверными, что приходилось возвращаться к Толкину и перечитывать «Властелина колец». Потом я прочел Роберта Джордана. Написав в тринадцать лет свой первый роман, я до опасного приблизился к плагиату, а потом долгое время пытался освободиться от тени Джордана. Еще один гигант — Джордж Р. Р. Мартин. Именно он научил меня тому, что если ты убиваешь или калечишь кого-нибудь из главных героев, то, когда в очередной раз ставишь главного героя в опасное положение, читатели пугаются. Очень занятно создавать образы детей, особенно смышленых. Рисовать их не по годам развитыми и милыми — одно удовольствие. В этом смысле мне нравятся работы Орсона Скотта Карда. По-моему, это он назвал свое видение «непреклонно простым»: маленькие дети в его романах в основном сообразительные, невинные, потому что их внутренний мир раскрывается лишь частично, но не образцы добродетели.

Этого автора упоминать не хотелось бы, но и он на меня очень повлиял. Шекспир. Его герои, даже злодеи, настолько сложные, что ими невозможно не восторгаться. У Шекспира я позаимствовал мысль о короле, раздумывающем, как быть с нарушившим закон другом.

Есть ли у вас любимые герои? Если да, то почему?

Самый любимый, признаюсь, — Дарзо Блинт. Он настолько ужасен! Я на днях читал статью о бесстрашных и чарующих героях, которые непреклонны в преследовании цели и используют других, потому что не отличаются ни слабостями, ни сострадательностью. Вспомните Джеймса Вонда. Психология называет таких социопатами. Блинт настолько силен и настолько загадочен, что писать о нем было особенно интересно. Ему плевать, что про него думают окружающие. На ложь и иллюзии у него нет времени, однако вся его жизнь — иллюзии и ложь. Он суров, на его лице — отпечатки пережитых испытаний. Он озадачивает, потому что сделал много добра и натворил много зла. Таковы все великие исторические персонажи. Константин сохранил Римскую империю, но уничтожил выступивших против него тридцать тысяч человек. Вашингтон и Джефферсон основали государство, в котором все люди считались равными, но имели рабов. Мартин Лютер Кинг и Джон Фицджеральд Кеннеди изменяли женам. Разумеется, тут все зависит от того, как мы смотрим на жизнь и на что можем закрыть глаза, но, так или иначе, все вышеперечисленные небезгрешны. Дарзо считает себя менее достойным человеком, чем он есть на самом деле, а на подобное способны лишь люди высоконравственные.