Путь тени - Уикс Брент. Страница 53

Бывать здесь теперь она не любила.

— Убить тебя мало, — после шестичасового молчания наконец произнес Дарзо.

Осушив и этот стакан, он кинул его в стойку. Посудина треснула, улетела на несколько футов в сторону, приземлилась на полу и покатилась прочь.

— Ты, оказывается, еще не лишился дара речи?

Мамочка К. взяла очередной стакан и стала наполнять его пивом.

— Так, значит, у меня есть дочь?

Мамочка К. обмерла, проливая пиво.

— Я поклялась Вонде, что никогда не расскажу тебе об этом. Сама она слишком боялась признаться… а потом, после ее смерти… Хочешь, возненавидь ее за то, что она сделала. Но дурочка тебя любила.

Дарзо взглянул на нее с таким недоверием и отвращением, что Гвинвера чуть не влепила ему пощечину.

— Да что ты можешь знать о любви, грязная шлюха?

Ей казалось, что ранить ее словами не сможет никто. Она слышала в свой адрес бессчетные ругательства и лишь посмеивалась про себя. Но то, как ее назвал сейчас Дарзо, — что-то в его тоне — ударило настолько хлестко, что у нее перехватило дыхание.

С трудом придя в себя, она наконец ответила:

— Если бы мне, как тебе, выдалась возможность любить, я перестала бы торговать телом. Сделала бы все, что в моих силах, лишь бы сберечь любовь. Я с самого рождения окружена тем, чем живу сейчас. Ты же сделал выбор осознанно.

— Как зовут мою дочь?

— Тебе любопытно, как зовут твою дочь? Из-за тебя я притащилась в эту вонючую дыру, где меня сотню раз имели как хотели! Зачем ты привез меня сюда? Захотел напомнить мне о прошлом? Я и без того все помню. Помню! Да, я продавалась, но только для того, чтобы моей сестренке не пришлось идти той же дорогой! А ей повстречался ты. Ты! Который трахал меня пять раз в неделю и при этом клялся Вонде, что ты любишь ее! Она забеременела. Ты ее бросил. Я могла растолковать ей, что ничего другого не следовало и ожидать, что все случилось по избитому сценарию. Но этого тебе показалось мало. В довершение всех бед Вонду из-за тебя еще и похитили. Как же ты поступил? Помчался ей на выручку? Бросился доказывать, что в самом деле безумно ее любишь? Черта с два! Ты назвал ее врушкой. Ты всегда обожал поиграть с чужими судьбами, верно, Дарзо? Трус! Жалкий трус, вот ты кто!

В бочонок за спиной Гвинверы врезался брошенный Дарзо стакан. На пол посыпались осколки. Мокрушника трясло. Он указал на нее пальцем:

— Ты!.. Да как ты смеешь? Говоришь, все бросила бы ради любви? Бред! Почему бы тебе сейчас не сойтись с мужчиной, а, Гвин? Теперь ведь ты больше не работаешь, что тебе мешает? Я знаю что. Ты была отменной шлюхой и никогда не жила с мужчиной по одной причине. Ты не умеешь любить. У тебя на уме было единственное — трах. Ты всю жизнь облизывала клиентов с головы до пят и брала за это деньги! Так что не строй из себя невинную жертву, не вешай мне, что занималась своими гнусными делами исключительно из-за любимой сестренки! Любишь ты только власть, больше ничего и никого. Да, одни становятся потаскухами из-за денег, другие из-за славы, у третьих просто нет иного выбора. А некоторые и рождаются шлюхами. Ты, Гвин, отошла от дел, но как была шлюхой, так ею и умрешь. А теперь. Будь. Добра. Как. Ее. Зовут?

Последние слова ударили по Гвинвере будто кусочки черствого заплесневелого хлеба.

— Ули, — тихо ответила она. — Улиссандра.

Ее взгляд переместился на пиво в стакане. «Так вот какого он обо мне мнения. В его глазах я всего лишь жалкая, ничтожная…» Мысли путались у нее в голове. А в груди воцарилась такая чудовищная пустота, что казалось, если посмотреть вниз, увидишь выпавшие и обвившие ноги собственные кишки.

Собрав в кулак все мужество, она плюнула в пиво и поставила стакан на стойку чуть ли не с улыбкой на губах.

— Ужасно, когда приходится быть жертвой обстоятельств, — проговорил Дарзо с жуткой угрозой в голосе.

— Ты не посмеешь… Не посмеешь убить собственного ребенка.

«На такое не способен даже мокрушник», — подумала Гвинвера.

— Мне не придется ее убивать, — ответил Дарзо. — За меня это сделают другие. — Он взял стакан, с ухмылкой взглянул на слюну и выпил половину пива одним большим глотком. — Я пошел. А то тут невыносимо воняет старой шлюшатиной.

Выплеснув остатки пива на пол, он осторожно поставил стакан на стойку.

Кайлар проснулся за два часа до рассвета и на миг задумался о том, не стоит ли поскорее умереть, чтобы хоть раз в жизни выспаться. Не найдя определенного ответа, пару минут спустя он нехотя вылез из-под одеяла, достал в темноте из третьего ящика в комоде одежду мокрушника, быстро и бесшумно оделся в темноте и вымазал лицо золой из специальной банки.

В последние девять лет, стремясь компенсировать отсутствие таланта,он каким только хитростям не выучился. Блинт, пребывая в благодушном расположении духа (что случалось крайне редко), даже хвалил его за это. По словам мастера, остальные мокрушники во всем полагались на магию, Кайлар же развивал в себе массу побочных способностей и был готов к любым неожиданностям. А неожиданное в их горьком деле случалось очень часто. К тому же Блинт подчеркивал, что если приучить себя ходить совершенно беззвучно, то и талантане надо, ибо нет необходимости приглушать звуки.

Порой умение Кайлара выживать проявлялось весьма удивительным образом, но в основном сводилось к незатейливым каждодневным привычкам. Серо-черный костюм, например, он всегда сразу после стирки клал в одно и то же место, даже сворачивал всякий раз одинаково. По крайней мере, ему хотелось верить, что это тоже одно из доступных средств приспосабливаться к обстоятельствам, а не передавшаяся от Дарзо болезненная страсть к порядку. В Дарзо многое не переставало удивлять. Возня с замками, игры с ножами, неуемная любовь к чесноку, дурацкие упоминания о ночных ангелах…

Бесшумно открыв окно, Кайлар ловко вылез на крышу. Многолетние тренировки научили его определять чутьем, когда можно идти, а когда лучше передвигаться ползком, чтобы никого не разбудить и не привлекать к себе внимания. Перебравшись к другому краю крыши, он спрыгнул в вымощенный камнем задний двор, перебежал к валуну у ограды, залез на него, выглянул на улицу, никого не увидел, перекинулся через забор и крадучись двинулся вверх по улице.

За пределами графского дома и на приличном расстоянии от лавки травника можно было идти обычным шагом, но развивать в себе такую привычку было опасно. «Работа есть работа, — повторял Кайлар очередную мудрость мастера Блинта. — Только когда сделаешь дело, можешь гулять смело».

Впрочем, сегодня Кайлар крался от одной тени к другой и убил на дорогу в две мили почти целый час не только из-за передавшегося ему от Блинта обыкновения предельно осторожничать. А еще и потому, что в его голове вновь и вновь звучали слова Джарла: «У тебя есть враги. У тебя есть враги».

Может, настала пора переехать от Дрейков куда-нибудь в другое место. Ради их же безопасности. Кайлару было двадцать лет, и, хоть и на наследство ему рассчитывать не приходилось, Блинт платил ему очень приличные суммы. Сам Блинт не придавал деньгам большого значения. На себя он тратил немного, в основном на нечастые попойки и на женщин в борделе. Разумеется, ему приходилось покупать оружие и составляющие для приготовления ядов, однако многое, что Блинт приобретал, оставалось у него на всю жизнь. На убийствах он прекрасно зарабатывал, а заказы ему поступали бесперебойно. По всей вероятности, денег у него была пропасть.

Кайлар, воспитав в себе Блинтово равнодушие к богатствам, никогда не интересовался материальным положением мастера. Определенную сумму из своего заработка Кайлар ежемесячно отдавал графу Дрейку на содержание Элены, но у него еще предостаточно оставалось. Часть состояния он хранил в монетах, часть в драгоценностях, а все остальное вкладывал в дела Мамочки К. и Логана. Деньги для Кайлара ничего особенного не значили, потому что покупать ему было нечего. Жил он как обедневший аристократ из провинции, а работал тайно, поэтому не должен был привлекать к себе внимания. Иными словами, даже если страсть посорить деньгами в нем время от времени и просыпалась бы, он не мог бы себе позволить ничего подобного.