Закон сильного - Денисенко Ярослав. Страница 6

Приутихший было бой разгорелся по новой. Теряя силы с каждым мгновением, я чувствовал, что цепь в руках движется все медленнее и бьет слабее. Меня качало из стороны в сторону, в глазах то темнело, то прояснялось до неестественной четкости. Иногда мне всерьез начинало казаться, что не груз вращается вслед за движениями моей руки, а я верчусь вокруг него, настолько кружилось и плыло все у меня в голове. Иногда мутнеющее сознание выхватывало куски окружающей действительности, и происходящее все больше приобретало черты кошмарного бреда.

Вот приступил к действию Костыль, до сих пор не спешивший выдавать свое присутствие. В отличие от Змейки он был совершенно не склонен к демонстративному героизму, работая хладнокровно и четко. Из пятерки самых исполнительных людей Трехпалого, бросившихся на поимку нашей боевой подруги, перекрестка не преодолел никто. Костыль опередил даже Подсолнуха, с воплем «Змейка!» расшвырявшего наседающих на него противников и метнувшегося в одиночку наперерез всем пятерым. Выстрелы с крыши пекарни прервали этот отчаянный рывок. Стрелкам же Костыля следующим залпом пришлось снимать карабкающихся к ним людей Трехпалого, а на следующую перезарядку времени им уже не хватило. На крыше мастерской Клаура, где они сидели, вовсю шла рукопашная, и мы лишились даже той малости, что могли дать четверо наших арбалетчиков против полутора десятков Трехпалого.

Мы проигрывали. Вот делся куда-то Щепка, прикрывающий меня справа, а на его место заступили трое бойцов Ящера. А может, Трехпалого. Уже не разберешь, все они лезут, разом. И Хорька не видать, и Подсолнух лежит на перекрестке, где настигли его вражеские выстрелы, и некому остановить четверку, что карабкается за Змейкой по скользкому уклону крыши…

Я не сразу отличил это легкое, напоминающее щекотку покалывание от других странных ощущений, вызванных кровопотерей. А когда понял, что это такое, то успел даже подумать, как смешно было называть ситуацию плохой пару мгновений назад. Тогда она была вполне себе сносной. А плохой она станет, когда выйдет из-под контроля мой растревоженный дар.

Видимо, происходящие со мной изменения как-то отражались внешне – наседающие враги отпрянули, словно я превратился вдруг в монстра с колдовских болот. Ну да, как же! Успеете вы убежать, когда неуправляемая магия разнесет здесь все! Не спрашивайте откуда, но я точно знал: стоит ей вырваться, и ничего живого не останется до самого Проклятого дома.

Словно со стороны, наблюдал я, как рушится невидимая преграда, удерживающая ревущую стену огня. Зрение словно разделилось на две половины. Одна любовалась стихией магических потоков, перед второй взметались пламенными столбами волны жара. За какие-то доли мгновения большая лужа, знаменитая тем, что не высыхала даже в самую затяжную жару, закурилась белым паром, вскипела пузырями – и исчезла, как будто ее и не было. Оставшаяся на ее месте грязь недолго напоминала о пропавшей достопримечательности. Похожая на корку поверхность трескалась на глазах, и в щели проступали раскаленные алые ручейки.

Жутковато преобразившаяся лужа была не единственным местом, где почва плавилась, не выдерживая жара. Наверное, так выглядит поверхность Огненного Брата, безжизненного мира вулканов. Потеки и лужицы жидкого огня на глазах расширялись, сливаясь в единое озеро. От жара занимались пламенем деревянные ставни и рамы на окнах, уцелевшие заборы и покрытые дранкой крыши. Шагов на двадцать вокруг меня сохранялся небольшой островок спокойствия, за пределами которого бушевал первозданный хаос во всей его дикой красоте.

Это рассказываю я долго, на деле превращение улиц в подобие гигантской головни с извивающимися дорожками огня на серебристо-пепельной поверхности не заняло и нескольких мгновений. Позабыв о распрях, люди спасались бегством, но, по правде, это было совершенно бесполезно: границы бедствия расширялись гораздо быстрее. То и дело кто-нибудь попадал в магический сполох, вмиг загораясь огромным живым факелом. Свои там были или чужие, оставалось лишь гадать.

Это был конец всему: банде, району, мне самому. К звездочету не ходи – в Академии на той стороне реки уже поднимают по тревоге боевой отряд. И тут до меня наконец-то дошел самый простой и доступный способ все это остановить. Странно, что никто другой до сих пор не додумался. Наверное, сработало отношение к магам как к чему-то непобедимому и всемогущему. Еще бы! За щиты настоящего чародея не то что из арбалета – из аркбаллисты не пробьешься! Никому и в голову не пришло, что сорной траве Чертополоху из звездами проклятой Стрелки негде выучиться всем этим премудростям и щиты он ставить не умеет.

Разыскав взглядом один из своих ножей, валяющихся на земле, я шагнул туда. Точнее, шатнулся и завалился. Слепо шаря в пыли здоровой рукой, я нащупал рукоять этого последнего ключа ко всеобщему спасению. И в этот момент мне сделалось страшно. Непередаваемо страшно. Пусть астрологи в храмах твердят, что наши дни здесь всего лишь начало бесконечного пути. Назвать мою недолгую жизнь праведной нельзя никак. А теперь попробуйте заняться простым подсчетом. Раз в месяц Небесная Мать перерождает одну достойную душу к вечной жизни среди звезд. Понимаете, сколько лучших претендентов окажется впереди безвременно ушедшего главаря уличной банды в этой длинной очереди?

Разум говорил: мне все равно конец. Добровольный и немедленный, он будет легчайшим из вариантов смерти, предоставленных на выбор судьбой. Вот только глупые инстинкты в голос вопили, что в семнадцать лет умирать непозволительно рано, и совладать с их отчаянным протестом было трудно.

Я не заметил, как шевельнулась, приподнимаясь на локте, фигура, распростертая на самом краю безопасного круга и вопреки всеобщему настрою бежать подальше поднялась и неровным шагом поковыляла ко мне.

Подсолнух стоял на ногах не тверже моего и рухнул в двух шагах от конечной цели. Однако же упал он в нужном направлении и мою руку с ножом перехватить успел. Наверное, это было странное зрелище – два раненых человека, сцепившихся в борьбе посередине огненного кольца.

– Ты чего творишь, придурок? – шипел Подсолнух, из последних сил пытаясь отобрать у меня нож.

– Сам придурок, я не могу этим управлять! Пусти, а то все сдохнем!

– Ну да, не можешь! – процедил сквозь зубы друг. – То-то Трехпалый с его громилами первыми заполыхали! Твоя сила, значит, ты и управляешь! Давай кончай здесь дурака валять!

Спорить с ним дальше я не стал. Попросту не было времени на то, чтобы растолковать болвану, что наблюдаемое вокруг – это еще не прорыв, а его предвестники. До настоящего прорыва остались считаные мгновения, и единственный надежный способ его предотвратить я уже упустил. Десять комет и падучая звезда! Ведь управляют же этим как-то ученые чародеи! Значит, и у меня должно получиться. Давай, Чертополох, соображай, как спасти от себя тех, кого подбивался защищать!

Я еще успел прикинуть что-то наподобие канала, уводящего силу в единственном безопасном направлении – вверх, когда последние сдерживающие заслоны рухнули, и магия рванула из меня сырым неоформленным потоком, нимало не напоминающим аккуратные плетенки в коридорах Проклятого дома. А потом, совершенно как в памятном опыте на лужке, меня накрыла тьма.

Глава 2

Лежать было мягко. Это ощущение оказалось первой законченной мыслью, возникшей в моей голове. Из нее последовали другие, не менее глубокие. Что голова у меня до сих пор есть, а также тело, которому так хорошо валяться на теплой, приятной на ощупь постели (ведь это постель, да?). А значит, я еще не умер.

Было во всех этих ощущениях что-то родное, давно забытое, из детства. Больше десяти лет прошло с тех пор, как я в последний раз засыпал в кровати на перине, с подушкой, одеялом и прочими положенными принадлежностями.

Забывшись, я попытался от души потянуться. Делать этого не следовало совершенно. Раненая рука и нога напомнили о себе весьма неоднозначно. Я сдержал готовый вырваться стон. Осторожность спасла не одного уличного парня. А я до сих пор не понимал, где нахожусь, и демонстрировать свой приход в сознание не спешил.