Бабочки в жерновах - Астахова Людмила Викторовна. Страница 17
Какое это все-таки счастье – сидеть в мерно покачивающейся лодке и неторопливо подбрасывать в воду соленую тресковую икру, ожидая, когда сардинки учуют лакомство и приплывут на пиршество. А потом уже тащить из воды сетку, полную улова. Синевато-зеленые спинки, переливающиеся всеми цветами радуги, и бело-серебряные брюшки – щедрейший и бескорыстнейший из даров моря островитянам. Воистину, только ленивый не закинет сети в кишащие жизнью воды.
Отличный улов изрядно порадовал Хила Рэджиса. Но когда это человек остановится на достигнутом? И банальная жадность в итоге победила лень. Еще один заход, пока солнце высоко, решил он, и можно возвращаться домой.
«Коптить будем вечерком, по прохладе, а сначала…»
Сначала Хил выберет несколько самых жирных рыбок, почистит их, смажет оливковым маслом, потом натрет солью и перцем. Но прежде, чем бросить их на сковородку, поджарит ломтики хлеба с чесноком, и только после отправит сардинок в то же самое масло. С лимоном и белым вином – объедение.
«Или всё-таки обвалять в муке грубого помола? - размышлял рыболов, не забывая подбрасывать в волны приманку. – Или замариновать с вином, луком, чесноком и розмарином по-хадрийски?»
Солнышко припекало, сардины радостно шли в сети, и только кулинарные переживания тревожили Хила в это прекрасное утро. Право слово, жизнь – отличная штука, особенно для того, кто совсем недавно готовился с ней распрощаться. Уже десять лет прошло, как смолола Великая Мельница очередную войну в прах, словно низкосортное зерно, а Рэджис всё не мог надышаться своим счастьем. Он вернулся живым, своими ногами пришел, почти невредимый, чем не повод для радости?
- Ну что? Хорошенького понемногу. А тебе, дружок, сегодня повезло, - Хил достал из сети последнюю рыбешку и выбросил её подальше от лодки. – Вольного тебе моря, малыш. И удачного перерождения.
Так давно, что иногда казалось, прошло целых три жизни, на берегах более суровых, чем эспитские, в ледяном северном море старый дед всегда поручал маленькому мальчику ответственейшее дело – выпустить последнюю рыбку на волю. На счастье.
- Понимаешь, какое дело, Элисон, иначе несправедливо будет. Мы ведь с сетями и мозгами, а они - твари безмозглые и безрукие. Должно равновесие быть во всем. Ты его блюдешь, а оно потом – тебя, чтобы, стал быть, и для тебя сыскалось в мире чудо и благодетельство от более сильного. Усёк?
- Усёк, деда, - степенно отвечал белобрысый щекастый малыш.
- Ну и молодца!
И твердая дедова ладонь ложилась на макушку в безмолвном жесте бесконечной любви.
А ведь не исключено, что все отпущенные рыбки в какой-то миг легли на одну Чашу Весов и перевесили снаряд, угодивший в блиндаж, из которого за минуту до обстрела вышел капитан Рэджис. Что-то такое знал старый просоленный до костей рыбак из городка, что на далеком вирнэйском берегу, что-то ведал, не иначе.
Нынче же Мировое Равновесие уравняло благолепную жизнь заслуженного ветерана двух войн присутствием в ней женщин с фамилией Тэранс. Наверное, это было в высшей степени справедливо, но все равно чрезвычайно неудобно. Кабы не Фрэн с Мерерид, то лучшего места жительства, чем Эспит, не возжелаешь. Не то чтобы капля дегтя… скорее уж, две капли дегтя сильно портили всю бочку меда, но ложкой следовало орудовать с большой осторожностью.
- Вот мы и метафорами стали думать, - печально молвил Хил своему безъязыкому улову. – От баб лишь зло одно, так и знайте.
Смертельный укор в глазах сардин заставил мужчину устыдиться малодушия. Кто, скажите, кто на Эспите не знаком с универсальным правилом мироздания, гласящим, что если где-то убыло, то в другом месте обязательно прибудет, и наоборот? У всех эспитцев подобные проблемы. Возьмем, например, Лив и Берта, или…
- Хил! Дорогой! Хи-и-ил!
Голос свой Мерерид взяла взаймы у корабельной рынды и по своему обыкновению забыла отдать должок. Рыболов налег на весла, сделав вид, будто борется с течением и ничего не слышит. В конце концов, он не зря получает надбавку к пенсиону за тяжелую контузию. Потому что глохнет временами, а порой, вот как сейчас, еще и слепнет на один глаз.
Ветер – вечный союзник всех мужчин - тщательно свистел в ушах и уносил резкий звук женского голоса куда-то в сторону, к скалам. Недосуг Хилу сейчас болтать с Мерерид, тем паче старая ящерица знает только одну тему – козни и происки Фрэн. Впрочем, с младшей Тэранс он тоже любезничать не стал бы. Жалко щедрого улова и сардины ждать не будут.
А торопиться следовало еще и потому, что с юго-запада шла на Эспит гроза. Её Элисон Хил Рэджис чуял загодя, безошибочно угадывая тяжелую поступь бури по ломоте в висках.
«Как-то там Берт? Успеет ли проскочить?» - беспокоился он. И не столько за контрабандиста, сколько за корабль.
Хилу всегда нравилось возиться в моторном отделении «Келсы». Там, при интересном деле и в теплой мужской компании он проводил лучшие часы. Нет ничего приятнее, чем вдоволь навоевавшись с топливным насосом, по уши перемазавшись в масле, трижды поругавшись и столько же раз помирившись с упрямым Чиком, выйти на свежий воздух и распить по паре-тройке бутылок пива с копчеными сардинами.
За мурранское бутылочное пиво Берту следует простить все его сумасшедшие авантюры.
Мирный договор между её величеством и республиканцами заключен уже десять лет как, а по пиву вопрос как не был решен, так и остался. Повышение пошлин на импортное спиртное – самая большая глупость, считал Хил. Запрещать людям пить - только жуликов и бандитов плодить. Берт, конечно, наживется на правительственной дури знатно, но его-то ни в коем разе нельзя равнять с имперской шантрапой, готовой ради барыша на любое злодеяние.
А гроза приближалась, причем со всех сторон сразу. И первой настигла Хила гроза по имени Мерерид. Злая, покрытая бурыми пятнами, точно изгнанная из подводной пещеры мурена, госпожа Тэранс промчалась по очень неровной тропинке прямо к его дому, что твоя горная коза, с одной лишь целью – высказать свое недовольство поведением Рэджиса – наглеца и хама.
Так прямо и сказала:
- Ты – наглец и хам! Не смей прикидываться убогим! Ты прекрасно меня видел и слышал!
И пальцем своим, как штыком, ткнула в грудь.
- Ох! Мерерид, я в самом деле инвалид, не забывай, - охнул он, потирая ушибленное место.
- Ты здоров, как бык, Хил Рэджис.
- А? Что ты говоришь?
Ветеран уже не прикидывался, от резкого звонкого голоса Мерерид в голове у него зазвенел-загудел невидимый колокол, перекрывая все внешние звуки. Женщина раскрывала и закрывала густо накрашенный рот, бледнела и краснела, потрясала кулачками, но Хил её не слышал. И не признавался, чтобы не напороться на неуместную жалость. Как известно, слепец выглядит мудрецом, а глухой – глупцом.
«Вот и отлично, займемся пока делом», - поздравил он себя и принялся, как ни в чем не бывало, потрошить свежепойманную рыбу, чтобы успеть до начала грозы.
Периодически он кивал или же, напротив, качал головой, изображая живое участие в разговоре. Мерерид и этого хватало, ведь доводы собеседника её никогда не интересовали.
Оставалось лишь дождаться, пока крикунья не выдохнется и не сбавит обороты. Так оно и случилось примерно часа через полтора. Когда Мерерид устала, а сардины были почищены, к Хилу постепенно стал возвращаться слух.
- …и если на этот раз получится… ноги моей не будет… и пропадите вы оба… сколько можно так жить?..
- Как ты права, Дина, - вздохнул он с нескрываемой горечью. – Мы все устали. Хочешь рыбы? Жареной?
Польщенная обращением «правильным» именем, женщина полностью утратила воинственный пыл, смущенно улыбнулась и сказала:
- Хочу. С лимоном?
- Угу.
Она, словно очнувшись ото сна, пригладила всклокоченные волосы, осторожно уселась в плетеное кресло и стала похожей на добрую охотничью собаку, вроде тех, с которыми принято ходить на уток. И не нужно смеяться! Вьющиеся локоны Мерерид такие же блестящие и шелковые, как кучеряшки на собачьих ушках, только седые. А что щечки обвисли, так все мы такие будем на седьмом десятке.