Инго и Инграбан - Фрейтаг Густав. Страница 6

В числе зрителей стоял и Инго, молча глядевший на проявление ловкости и силы. Вдруг к нему подошел Изанбарт, маститый начальник. Он испытующе посмотрел на Инго и важно начал, так что речи других умолкли.

– В среде твоего народа, откуда бы ты ни был родом, молодые воины также наверняка упражняются в искусстве владения оружием. По твоим глазам и рукам вижу я, что ты не сведущ в тонкостях пехотного сражения; быть может, угодно тебе показать нашим юношам, что есть в обычаях твоего народа. Если ты из восточных стран, как я слышал, то по меньшей мере умеешь метать деревянную палицу. Это тоже доказывает силу мужа, хотя соотечественники мои мало упражняются в таком занятии. В храмине видел я такую палицу над креслом хозяина.

– Если князь и важные люди дозволят, то попытаюсь показать, чему я некогда учился, – ответил Инго почтенному старцу.

По знаку князя один из стражей поспешил во двор и принес оружие из дубового дерева, от рукоятки загнутое назад, а спереди снабженное острым лезвием. Палица переходила из руки в руки, и с улыбкой взвешивали мужи легкое орудие.

– Такое оружие носит наш свинопас и бьет им волков, – с презрением сказал Теодульф, но старец Изанбарт укоризненно возразил:

– Неразумно говоришь ты, ибо видел я, что палица, не тяжелее этой, раздробляла череп, словно глиняный горшок.

И он передал палицу хозяину.

– Кому случалось проезжать по полю сражения на восточных границах, – сказал князь, – тому известны раны, наносимые этим оружием. Слышал я от старых воинов, что в деревяшке этой сокрыто нечто таинственное и что трудно управлять ею. Но как коварно поражает она голову неосторожного! Палица эта не недостойна руки благородного человека, потому что некогда она была оружием короля, и мой отец привез ее из чужбины.

– Так пусть она сослужит службу сыну! – весело воскликнул Инго и схватил оружие. Коротким движением руки он бросил палицу, которая извилистыми кругами понеслась по воздуху, и когда все полагали, что она упадет на землю – вдруг, словно по шнурку, она полетела назад к Инго, который схватил ее на лету за рукоятку и снова стал швырять то туда, то сюда, все сильнее и сильнее, причем каждый раз она послушно возвращалась в его руку. Потеха дубовой палицей казалась столь нетрудной и забавной, что зрители стали подходить ближе, и громкий смех послышался в их кругу.

– Фиглярство проходимца! – презрительно закричал Теодульф.

– Оружие мужа, – с достоинством ответил чужеземец. – Едва ли череп твой крепче этого шишака.

Он сказал что-то Вольфу, который поставил на столб, на расстоянии полета копья, старый железный шишак. Инго на глаз измерил это расстояние, взвесил оружие в раскачивающейся руке, навесом метнул его в шишак и сделал мощный прыжок вперед. Сильно затрещал лопнувший металл, однако палица снова полетела назад, и снова Инго ловко схватил ее. В кругу раздался крик изумления, и любопытная толпа собралась вокруг разбитого шишака.

– Так и быть, – снисходительно сказал Теодульф. – Ты показал нам свою ловкость, теперь испытай себя и в нашем обычае. Приведите коней!

Сперва поставили двух коней – голова в голову. Прыгуны подались назад и бросились вперед с небольшого разбега. Этот прыжок удался почти всем, но при трех конях перепрыгнуть их посчастливилось лишь немногим, а через четырех перепрыгнул один только Теодульф. Подходя из-за коней к толпе, он кинул на Инго вызывающий взгляд и жестом пригласил его продолжать. Чужеземец немного наклонил голову и сделал такой же прыжок, но с такой легкостью, что поляна огласилась одобрительными криками. Тогда Теодульф потребовал пятого коня для трудного прыжка, редко кем исполняемого даже из самых искусных воинов. Но раздраженный туринг решил совершить невозможное. Он поставил коней таким образом, чтобы серый оказался пятым, затем оглянулся вокруг, принял приветствие своих друзей, сделал мощный прыжок и, опускаясь на землю, только задел спину серого. Но в тот момент, когда Теодульф горделиво выступил вперед и наслаждался радостными восклицаниями народа, за ним раздался еще более громкий крик. Обернувшись, он увидел чужеземца, который быстро и легко сделал точно такой же прыжок.

Туринг побледнел от злости и молча пошел на свое место, тщетно стараясь побороть зависть, сверкавшую в его глазах. Подойдя к чужеземцу, старики славили его искусство, а маститый вождь сказал:

– Если вид твой не обманывает меня, чужеземец, то искусен ты и в прыжке через шестерых коней, что называется королевским прыжком и что на веку человеческом удается не всякому витязю. В молодости мне случилось раз увидеть это, но народу моему – никогда. Приведите шестого коня! – громко крикнул он.

В кругу раздался говор, стоявшие далеко стали протискиваться вперед, а юноши между тем поспешили поставить коня. Вдруг к Инго подошла княгиня и, огорченная поражением своего родственника, тихо сказала гостю:

– Подумай, витязь, что стрела охотника легко поражает глухаря, когда, распустив крылья, он подает свой голос.

Но Инго взглянул на Ирмгарду, которая в радостном ожидании стояла за спиной своей матери, ласково улыбаясь ему. С зардевшимися щеками он ответил:

– Не гневайся на меня, княгиня, меня вызывают, я не набивался на состязание, но неохотно отказывается муж от предложенной ему чести.

Он отошел назад, высоко взлетел вверх и совершил прыжок под радостные возгласы всего народа. Возвращаясь назад, он не обращал уже внимания на недовольное лицо княгини и радовался только, что ему удался подвиг и что щеки Ирмгарды подернулись розовым отливом. Долго еще толпились зрители, восхваляя отвагу чужеземца, пока состязанию мужей не поставили других целей. С того момента Инго молча стоял возле начальников, и никто уже не вызывал его на новое состязание.

Солнце уже склонялось к земле, когда Гильдебранд подошел к князю и пригласил все общество к столу. В радостном ожидании мужчины последовали приглашению, они направились ко двору и поднялись по ступеням храмины. Гильдебранд и кравчий шли впереди и рассаживали гостей по их достоинству и своему обычаю. Трудная это была работа, потому что каждый желал подобающего ему места: или за княжьим столом, или вблизи его и скорее по правую, чем по левую от него сторону. Длинным рядом стояли столы; для почетнейших мужей были кресла с ручками, для именитых – с высокими спинками, для юношей – красивые скамейки. Нелегко было угодить каждому, но Гильдебранд разумел свою должность, и приходилось ему расхваливать места то ради соседей и близости к женщинам, то ради прекрасного вида на залу. Возле дверей длинными рядами разместились застольники хозяина; там на почетном месте сидел Теодульф, а напротив него, на нижнем конце, Инго. Все сидели в ожидании, как вдруг появился подчаший со слугами, несшими в прекрасных деревянных чашах приветственный напиток; хозяин встал, выпил за здоровье гостей и, поднявшись, все осушили чаши. Затем вошел стольник с белым посохом, а за ним длинными рядами служители, поставившие на стол первую перемену. Каждый тогда взял свой нож, висевший у него на боку, и бодро принялся за еду.

Вначале за столами все было тихо, потому что голод не позволял никому говорить, и только тихо восхваливалось обильное угощение хозяйки. Но старейшины, сидевшие недалеко от князя, обменивались важными речами, вспоминали о былых подвигах витязей и восхваляли достоинства своих коней. Прочие же кушали, охотно внемля словам стариков.

И один благородный муж, сидевший подле князя, громко начал:

– Поистине, нет ничего приятнее для меня, как такое пиршество летом, когда соотечественники, в воинских доспехах, приветствуют друг друга на зеленом лугу, когда седовласые мужи вспоминают о старых походах, а воинственная молодежь доказывает играми своими, что доблестью она увеличит со временем славу отцов своих. Греет светлое солнце, и улыбается гостям лицо хозяина. Тучные стада гуляют, и ячменные колосья темнеют под южным ветром; радуется сердце человека и неохотно в такую пору предается он заботам. Но даже за трапезой не подобает мужу отставлять свой меч дальше, чем на хватку руки, ибо коловратна жизнь в долинах человеческих. Небо может покрыться щитом черных облаков, земля – белым покровом снега; непрочно людское счастье, и новый день может принести с собой и новую судьбину. Вот и теперь ходят промеж народа вести из римских земель, многих тревожит это, и мысленно спрашивают они нашего хозяина – не получал ли он вестей, которые нам полезно было бы знать?