Эта властная сила - Френч Джудит. Страница 13
– Да уж куда там. Я погляжу, ты вообще стал скупым человеком. И это несмотря на то, что земли у тебя достаточно, чтобы прокормить небольшой городок в трудную зиму.
– Пусть так, – согласился он, – я скупой. И еще я грубый. Помни об этом, и мы поладим. – Он прошел мимо нее к ступенькам, ведущим вниз. – Спокойной ночи, мадам.
– Ты так и не сказал мне, кто, по твоему предположению, стрелял в тебя сегодня.
Но он проигнорировал ее реплику.
Его ружье обычно просто стояло у стены рядом с нижней ступенькой. Он знал, что девчонка, которую Кейти притащила с собой, слишком мала. У нее попросту не хватит силенок взвести курок и выстрелить.
Тем не менее нужно было вбить гвоздь и повесить оружие повыше, чтобы она не дотянулась. Дерри еще предстояло научиться непростым правилам жизни здесь, в приграничных землях. В Килронане никогда прежде не было маленьких детей, и Шейн понимал, что многие устои придется поменять, чтобы малютке было хорошо здесь.
Подобрав ружье, он внимательно осмотрел его, затем отнес на кухню.
Мэри колдовала у плиты с неизменной трубкой в зубах. Она разбивала угли, чтобы закрыть на ночь заслонку. Гейбриел стоял подле нее с горячей кружкой кофе в руках.
– Где Джастис? – спросил Шейн.
Мэри кивнула на соломенный тюфяк в углу. Парнишка, полностью одетый, лежал на покрывале и притворялся спящим. Его выдавали сильно сжатые веки.
– Я знаю, что ты не спишь, – сказал ему Шейн. – Иди наверх, в свою постель.
Темные глаза мальчишки вспыхнули, открывшись.
– Я хотел постоять в карауле, Шейн. Тот, кто стрелял, может вернуться и украсть лошадей.
– Я обо всем позабочусь сам. Во всяком случае, сегодня, – сказал Шейн.
– Нужна моя помощь? – спросил Гейбриел. Шейн отрицательно покачал головой.
– Лучше выспись. Завтра с утра ты будешь мне нужен со свежей головой.
Мэри передала Шейну чашку кофе, черного, как душа грешника, и обжигающего, как сам ад. Он положил ружье на изгиб руки, взял кофе и, выйдя из кухни, направился к амбару.
Кофе был единственной роскошью, которую Шейн мог позволить себе и своим домочадцам. И он знал, что жестяная банка, в которой Мэри хранила драгоценные зерна, уже почти пуста. Ему было стыдно признаться Кэтлин, что он на грани банкротства. Некоторые из его соседей покупали в кредит в лавке на перекрестке Кейна, но он не желал так опускаться. Он был свидетелем того, как его собственный отец заложил все, что у них было. Его дядя Джейми оставил ему Килронан погребенным под кипой долговых расписок, банковских счетов и закладных.
Чудом и упорным, изнурительным трудом он сумел выплатить основную часть долга. Но живых денег не предвиделось до продажи скота. Он бы встретил Кэтлин вовремя у трапа парохода, как и положено настоящему мужчине. Но его задержали дела на ферме Хенрика. Они с Джастисом заехали к Мэту Хенрику, чтобы доставить ему мула. Но провозились полдня с его коровой, которая застряла в болоте у реки.
Шейн не получил наличных за то, что доставил животное. Зато он расплатился по картежным долгам дяди, которые тоже достались ему в наследство. А когда он закупил порох и пули, муку и масло для фонарей, наличных у него не осталось вовсе.
Кейти назвала его скупым. Пожалуй, в ее словах была истина. Но если бы он не был таким, то уже давным-давно сделался бы банкротом и лишился Килронана. Кроме того, не в его правилах было оправдываться перед женщинами. Кэтлин привыкла жить в роскоши, и она даже представить себе не может, что значит для скотовода оплатить номер в отеле.
Шейн не захватил с собой фонарь. Он знал каждую пядь земли, как свои ладони. Когда он зашел в конюшню, лошади приветственно захрапели. Шейн пробормотал что-то успокаивающее и, распахнув чердачную дверь, забрался на сеновал, устроив ружье на коленях.
Он медленно отпил из кружки теплого кофе, стараясь не вспоминать мягкое тело Кейти. Ему все еще чудился привкус вереска в ее духах. Девочки Толстушки Розы просто утопали в ароматах. Пожалуй, можно, не погрешив против истины, сказать, что заведение Розы легко учуять за милю. Кейти пахла совсем по-другому: чистотой и свежестью, точно раннее весеннее утро.
– Так чего ж она сюда приехала? – спросил он сам себя вслух. – Почему сейчас, почему не раньше?
Может, всему виной внебрачный ребенок? Может, ей просто стыдно, что у нее есть ребенок, но нет мужа? Или он все же до сих пор ей небезразличен?
Он-то готов был заботиться о ней до конца своих дней. Его чувства к Кейти не остыли за все эти годы. Просто он построил прочную плотину из ледяного безразличия, чтобы унять боль в сердце. Но растопить этот лед не составит большого труда, и тогда бушующий поток страсти сметет все на своем пути.
– Кейти, малышка, я все еще могу любить тебя, – прошептал он, – я приму тебя и чужого ребенка, как своего, если смогу верить тебе.
– Эй, пусти! Ты меня задушишь! – Джастис пинался и плевался, но Кэтлин крепко держала его за шиворот и мыла водой его лицо до тех пор, пока оно не засияло чистотой.
– Ты должен мыть руки и лицо, прежде чем садиться за стол, – настаивала она, – я уж не говорю о том, что нужно чистить зубы и причесывать волосы.
– Тистить зубы! – вторила ей эхом Дерри, заливаясь веселым смехом.
Кэтлин взглянула на часы, что висели у нее на шее.
Времени было четверть восьмого. Она встала в пятом часу и все утро воевала с грязью на кухне, отчищая содой все, до чего могла дотянуться. Затем она готовила хлеб и чай. И в довершение зажарила полную сковороду утиных яиц.
Кэтлин закатала отороченные мехом рукава темно-коричневого халата выше локтей и повязала вокруг талии фартук, чтобы защитить тонкую ткань от грязи. Она заплела волосы и скрутила косу в тугое кольцо, закрепив костяной заколкой, некогда белоснежной, но теперь потемневшей до цвета слоновой кости. Шейн посмеялся над ее нарядом, хотя это было самое простое платье из всего ее гардероба. Ее смущал тот факт, что вся ее одежда безнадежно устарела, ведь последний раз она заказывала халат лет пять назад.
Кэтлин отпустила шею Джастиса, и он хмуро опустился на скамью подальше от своей мучительницы. Кейти застелила стол льняной скатертью, выставив голубой фаянс своей бабушки и положив столовое серебро. Она так и не смогла найти свои кухонные ножи. Либо Шейн оставил их в одном из чемоданов, либо кто-то украл их еще на пароходе.
Кейти вернулась к печи и выложила на поднос горячий хлеб. Она не отыскала на кухне ни джема, ни масла, поэтому выставила жестянку с сиропом. Быстро нарезав хлеб, Кэтлин разложила омлет по тарелкам.
– Не желаешь чашечку чая к завтраку, Джастис? – мило спросила она.
Он вонзил вилку в омлет и ничего не ответил.
– Молоська! – попросила Дерри, всем показывая ямочки на щеках. Кэтлин одела ее в легкое шерстяное платье красноватого цвета и коричневые шерстяные штанишки. Она заплела ее черные волосы в аккуратные косички, перехваченные красными бантами в тон платью. – Хосю молоська! – Она поморщилась и почесала пальчиками кончик носа. – Молоська!
– Нету молока! – отрезала Мэри. Она сидела в кресле-качалке, скрестив руки на груди. Лицо ее неодобрительно сморщилось. Незажженная трубка ходила из одного угла рта в другой. – Джастис любить кофе. Чай нет. Чай для больной мальчик.
– Это очень хороший чай, Мэри. Я привезла его с собой из самой Ирландии.
– Макенна не любить чай. Пить кофе. И никто нелюбить яйца, мешанные, как пудинг.
– Делли любит сяй, – воскликнула девочка, – сяй холосо! – Она сжала губки и убедительно кивнула.
– Только маленькую чашечку, прелесть моя, – сказала ей Кэтлин, поцеловав в макушку. Она поставила перед ней чашку с чаем, щедро сдобренным молоком. Она видела, как дома Морин давала ей чай с молоком, чтобы притупить голод. Здесь, в Америке, где продуктов в изобилии, чай перестанет быть для девчушки пищей и просто станет чаем.
– Не нравится мне эта еда, – сказал Джастис и бросил вилку в тарелку с омлетом, – и хлеб какой-то странный на вкус.