Ричард Длинные Руки – граф - Орловский Гай Юлий. Страница 19
Деревья ушли в сторону. На той стороне рощи горели повозки переселенцев, трупы по всей дороге, к ближайшим деревьям ползет человек. За ним кровь и… я позеленел, увидев длинные кишки из вспоротого живота.
Ланзерот и Бернард помчались было в сторону пыльного облачка. Туда явно уходят насильники, затем начали притормаживать коней, а я сразу увидел чудовищную тварь, какую и в ночном кошмаре не увидишь, – сидит по ту сторону одной из телег, наполовину скрытая стеной дыма, и жадно пожирает человеческое тело.
Я человек консенсусов, а завидя впереди драку или даже пьяную компанию, благоразумно обойду стороной. Но сейчас я заорал, повернул коня и ринулся через стену дыма. Конь взвился в воздух, долгое мгновение мы летели через удушливую гарь, затем яркий свет, жуткая крылатая тварь… Она мгновенно вскинула голову и оскалила зубы. От мерзкого писка по коже пробежали пупырышки.
Я хотел прыгнуть, но просто свалился с коня, одной рукой ухватил за горло, не давая страшным зубам впиться в лицо, другой обхватил за основание кожистого крыла и рванул на себя. Тварь бешено извивалась, я чувствовал, что не удержу, выпустил шею, обеими руками перехватил за спину и сдавил изо всех сил. Треснуло, затрещало. Сильная боль в плече, но крылатый зверь трепыхаться перестал. Сверху прогремел разъяренный голос Бернарда:
– Ты что делаешь, дурак?
Крылатый зверь остался, я поднялся, отступил. Тварь вся в коричневой шерсти, голова с собачью, с вытянутым, как у павиана, рылом. Из раскрытой пасти хлещет кровь, зубы блестят, как алмазы. На прижатых к брюху лапах когти в красном. Я наконец пощупал живот, рубашка в лохмотьях, на пальцах осталась кровь.
Подъехал Ланзерот.
– Он сделал, – сказал он Бернарду отстраненно, – что мог. Разве ты учил драться?
Взгляд Бернарда был полон осуждения.
– Но… голыми руками! Он что, пьяный мужик?
Ланзерот заметил:
– Ну, пьяный мужик и курицу не задавит.
Дорога повела его по опушке леса, в одном месте Ланзерот взглянул на помятый куст, натянул поводья. Его взгляд метнулся поверх веток, я услышал властный голос рыцаря:
– Выходите! Мы не враги.
Ветки раздвинулись, вышла женщина с двумя детьми. Мальчик смотрел на всадника исподлобья и с ненавистью, а девочка заревела и пыталась спрятаться матери под подол. От леса простучали копыта. Рыжий конь принцессы несся, как яркая сказочная птица. Женщина инстинктивно попыталась закрыть детей, но принцесса в одно мгновение спрыгнула, порывисто обняла женщину, присела на корточки перед детьми.
Бернард проехал вдоль догорающих повозок. Массивные плечи опустились под незримой тяжестью. Голос старого воина был хриплым от горечи:
– Сволочи… Они не только всех убили, но еще и глумились. Над женщинами так вовсе…
Он развернул коня, глаза полыхали яростью. Принцесса подняла голову, в глазах был немой вопрос.
Бернард покачал головой.
– Детей туда не стоит. Даже если… если они и так все видели. Да и вам, ваша светлость, не стоит.
Я едва не разорвался от сочувствия, ибо прекрасные глаза принцессы наполнились слезами.
– Бедные дети, – прошептала она.
Девочка прижалась к ней доверчиво, принцесса обняла ее, другой рукой привлекла к себе мальчишку. Женщина всхлипнула.
– Откуда берется эта нечисть, ваша светлость? Отродясь такого не было!
Я оглянулся на тварь, волосы зашевелились и поднялись. Нахлынул запоздалый страх. Руки тряслись, я все вытирал ладони об одежду. Это не мои войны… Я не человек драк и скандалов. Просто… я уживчивый человек. Я пью с людьми, с которыми не люблю пить, пью то, что мне отвратительно, веду себя так, как принято, говорю то, что надо говорить… Но, похоже, это относится не только к московским тусовкам. Здесь я того, гм, «как все»…
Из-за поворота показалась наша повозка. Рудольф хлестнул коня и поскакал вперед, а Асмер настегивал волов. Ланзерот проехал вдоль горящих повозок. Бернард оглядел меня с головы до ног, буркнул:
– Асмер, посмотри, что у него с пузом. И в плечо гарпия его успела, успела…
Асмер, не слезая с коня, хозяйски повернул меня, оглядел, хлопнул по здоровому плечу.
– Царапины… А как она издохла?
– А вот этот… этот ее просто задушил в объятиях.
– От нежности? – переспросил Асмер. – У тебя крепкие руки, парень…
Они переглянулись с Бернардом. Подкатила повозка, Асмер сочувствующе развел руками:
– Новые рубахи не везем. Придется заштопать эту.
Бернард окинул меня хмурым взглядом.
– Так рубах не напасемся. Надо его прикрыть кожаным доспехом. Или хотя бы латами.
На привале Асмер вытащил и разложил по траве нечто, похожее на украшенную металлическими бляшками конскую упряжь. Я не сразу узнал рубашку с короткими рукавами из толстой кожи.
– Против меча или топора не выстоит, – объяснил Бернард как придурку, – но скользящий удар или вон как сейчас тебе пузо когтями… это минует!
– Надевай, – подбодрил Рудольф.
Остальные молча наблюдали, как я неуклюже влез в эту сбрую, где добавочные ремни на поясе, двойные полоски кожи на плечах и спине, мелкие железные пластинки на груди. Наконец я одернул на себе эти кожаные латы или доспехи, повернулся перед Бернардом.
– Все правильно?
Он покачал головой. В глазах было удивление.
– Ну парень… Взглянуть бы на твоих родителей! Это же доспехи самого Гарлака!..
Я не знал никакого Гарлака, но Рудольф пояснил:
– Гарлак был здоровенным дядей. А его доспехи на тебе, как собственная кожа. Даже того… я бы еще добавил пару пальцев на плечи.
После обеда в пути я догнал Бернарда. Каменное лицо гиганта было совсем мрачным.
– Отродясь такого не было, – проворчал он. Я сперва не понял, к чему это, потом вспомнил причитания уцелевшей женщины. – Короток человечий век, короток… А память еще короче. Было… Еще как было!
Я спросил осторожно:
– Даже на этих землях?
Бернард хмыкнул:
– А то как же!.. Но те, кто пришел первым, были сильны и отважны, а помыслами чисты. С легкостью побивали мразь, теснили нечисть и не успокоились, пока последняя не была посечена мечами и сожжена на чистом огне. С той поры здесь жили мирно и счастливо. Но, как видишь, люди обленились, начали забывать высокие истины, а слово Божье превратилось в пустой звук. Ты заметил, в каком виде у них церковь?
Я вспомнил серое обветшалое здание, мимо которого проехали, как будто это был заброшенный сарай. Крест на крыше обломан и почернел, будто в него ударила молния.
– А что церковь?
Бернард кивнул угрюмо.
– Вот и ты тоже… Ладно, Дик, оставляем тебя в следующей деревне. А то дальше за перевалом уже опасные земли. Совсем недавно там было так же мирно… но теперь всякие твари, которых раньше не было.
– А я при чем? – не понял я.
– А гибнут в первую очередь те, – пояснил Бернард почти зловеще, – кому наплевать на святую церковь! Кто не посещает обедни, кто забывает креститься, кто не знает молитв, кто смеется над святыми таинствами. А если и не гибнет…
Он внезапно умолк, перекрестился. Я некоторое время ехал молча, холодок страха шевелил волосы. Спросил осторожно:
– А что с теми?
– Лучше бы они погибли, – ответил Бернард коротко.
– А что с ними происходит? – допытывался я.
Бернард покачал головой.
– Не хочу об этом говорить. Понял?
– Понял, – ответил я покорно и начал придерживать коня. – Прости, что потревожил.
За спиной послышался конский топот. Асмер догнал, поинтересовался:
– А правда, что ты гарпию задавил голыми руками?
– А что было делать? – спросил я. – Меча не было, топора – тоже.
– Гм… не знаю, помог бы топор.
Я насторожился.
– А почему нет?
– Да знаешь ли… – Голос Асмера стал нерешительным. Он оглядел меня с головы до ног, заколебался, махнул рукой. – Словом, легче троих закованных в железо рыцарей сразить, чем одну такую крылатую гадость.
– Почему?
– Не знаю, но когда нападают, то руки и ноги делаются ватными. И в голове такой грохот, как будто камнедробилка заработала… Еле-еле поднимаешь щит, топор…