Дни черного солнца - Джемисин Нора Кейта. Страница 15

– Дорогу найдешь, – сказала я Солнышку.

И оставила его лежать, где лежал.

Сумасброд никому не стал перепоручать заботу обо мне. На самом деле я этого не слишком ждала, поскольку со времени нашего разрыва между нами существовала некоторая неловкость. А он, поди ж ты, остался со мной и помог вымыться. Я тряслась, стоя на коленях под ледяными струями. Сумасброд мог бы подогреть для меня воду – у богов это здорово получается, – но для ушибов холодная лучше. Покончив с мытьем, он завернул меня в мягкое, пушистое, только что наколдованное одеяние, уложил в постель спиной кверху и сам устроился подле меня.

Я не возражала, лишь с улыбкой покосилась на него:

– Полагаю, ты просто хочешь меня обогреть?..

– Ну, не вполне… – отозвался он, пододвигаясь поближе и укладывая руку мне на поясницу; эта часть моего тела не пострадала при столкновении с кирпичной стеной. – Как голова?

– Лучше. Должно быть, холод помог.

Было так приятно чувствовать его рядом с собой, прямо как в добрые старые времена. «Не привыкай», – сказала я себе, но это было все равно что увещевать ребенка не тянуться к сладостям.

– Даже шишки нет…

– Мм. – Сумасброд отвел несколько вьющихся прядей и, приподнявшись на локте, поцеловал меня в шею. – Может, еще вскочит к утру. Тебе надо бы отдохнуть…

Я хмыкнула:

– Отдохнешь тут, когда ты… всякими глупостями занимаешься.

Сумасброд помедлил, потом вздохнул, и его дыхание защекотало мне кожу.

– Ну прости.

Он еще задержался подле меня, прижимаясь лицом к моей шее, вбирая мой запах, потом привстал и отодвинулся на несколько дюймов. Я мгновенно затосковала по его близости и отвернулась, чтобы он не увидел выражения моего лица.

– Надо будет кого-нибудь послать за твоим… Солнышком… если он сам не явится к утру, – сказал он наконец, нарушая долгое, неловкое молчание. – Ты ведь, помнится, меня именно об этом просила.

– Мм, – отозвалась я.

Благодарить Сумасброда не имело смысла. Он был богом обязательств и всегда держал данное слово.

– Ты поосторожнее с ним, Орри, – проговорил он тихо. – Йейнэ была права. Он ни во что не ставит смертных, ну а насколько крут его нрав, ты сама видела. Ума не приложу, на что ты взяла его в дом… если честно, я половины твоих поступков не понимаю… ты просто поберегись, хорошо? Больше я ни о чем тебя не прошу…

– Не уверена, что позволю тебе о чем-нибудь попросить меня, Сброд.

Я поняла, что здорово взбесила его, когда комната вдруг озарилась переливами яркого сине-зеленого света.

– У каждой речки два берега, Орри! – выговорил он резко. – И ты знаешь это не хуже меня!

Когда он принимал эту форму, голос у него делался тихим, бесстрастным и порождал эхо.

Я вздохнула и хотела повернуться на бок, но синяки тотчас отозвались, и, срочно передумав, я повернула к нему лишь голову. Сумасброд был сияющим сгустком более-менее человекообразного вида, но выражение, пылавшее на его лице, могло принадлежать лишь обиженному влюбленному. Он полагал, что я судила несправедливо. Быть может, он не так уж и ошибался.

Я сказала:

– Вот ты говоришь, что еще любишь меня, а сам не хочешь быть со мной. Не желаешь ничем делиться со мной. Выдаешь какие-то невнятные предостережения касаемо Солнышка, вместо того чтобы хоть что-то полезное рассказать! Ну и как я должна после этого себя чувствовать?

– Я не имею права тебе ничего больше про него сообщить.

Жидкое пламя, заполнявшее его силуэт, внезапно обернулось твердым светящимся хрусталем: бесчисленные грани переливались аквамарином и оливином. Мне нравилась эта его форма, несмотря на то что так обычно обозначалось упрямство. А он продолжал:

– Ты слышала, что сказал Сиэй. Он должен скитаться по смертному миру безымянным, неведомым никому…

– Ну тогда расскажи про Сиэя и про ту женщину – Йейнэ, кажется? Ты их испугался…

Сумасброд застонал, по хрустальным граням разбежалась рябь.

– Ты прямо как сорока, Орри! Хватаешь все блестящее и бросаешь ради того, что поярче блестит!

Я пожала плечами:

– Я же смертная. У меня, в отличие от некоторых, вечности впереди нет. Так что расскажи, пожалуйста.

Я больше на него не сердилась. И он на меня, кажется, тоже. Я знала, что он все еще любит меня, а он знал, что я знаю. Мы просто немного сорвались друг на друга после долгого и тяжкого дня. От старых привычек так легко не отделаешься!

Сумасброд вздохнул, прислонился к подголовнику кровати и вернул себе человеческий облик.

– Это был не страх… – сказал он.

– А мне показалось, именно страх. Вы все перетрусили, кроме той, с пастью… Лил.

Сумасброд скорчил гримасу:

– Лил не способна бояться. И мы не боялись. Это было просто… – Он передернул плечами и нахмурился. – Трудно объяснить.

– У тебя все так.

Он закатил глаза.

– Йейнэ… она… Вообще-то, по нашим меркам, она совсем молода. И я пока даже не знаю, что о ней думать и как относиться. А Сиэй, может, и выглядит как дитя, но на самом деле он старше нас всех.

– Вот как, – сказала я, хотя, по совести говоря, мало что поняла.

Маленький мальчик – и старше Сумасброда?.. И почему Сиэй называл матерью юную женщину гораздо младше себя?..

– Значит, почтение, подобающее старшему брату…

– Нет-нет, это у нас не считается.

Я нахмурилась, окончательно перестав что-либо понимать.

– Что же тогда? Он могущественней тебя?

– Да.

Сумасброд морщился, не находя слов. Меня вдруг посетило мимолетное видение: аквамарин темнеет, становясь сапфиром. На самом деле Сумасброд не менялся, это работало лишь мое воображение.

– Могущественней, потому что старше?

– Отчасти да. Но все не так просто…

Продолжения не последовало.

Настал мой черед разочарованно застонать.

– Ладно, Сброд. Я лучше посплю…

– Я слово пытаюсь подобрать, – вздохнул Сумасброд. – На языках смертных всего не выразишь. Он… как бы… он живет по правилам. Он таков, каков есть. Ты ведь слышала подобное выражение? Ну а для нас это не просто слова.

Я тщетно силилась разобраться, что он имеет в виду. Он понял это по моему лицу и сделал еще попытку.

– Попробуй представить, что ты старше этой планеты, однако тебе приходится действовать точно ребенку. Ну как, получается?

Да уж, невозможно вообразить.

– Я… я не знаю. Не особенно…

Сумасброд кивнул:

– А вот у Сиэя выходит. Он делает это каждый день с утра до вечера и никогда не прекращает. Поэтому он такой сильный.

Передо мной забрезжило нечто похожее на понимание.

– Так ты поэтому ростовщик?

Сумасброд хихикнул.

– Я предпочел бы называться вкладчиком. И процент у меня вполне справедливый, спасибо.

– А еще ты дурью торгуешь.

– Я предпочитаю называться независимым аптекарем…

– Ну все, все.

Я дотянулась и с тоскливым чувством накрыла своей его руку, лежавшую на простынях.

– Тебе, наверное, туго пришлось во времена Отлучения…

Так он и другие богорожденные называли эпоху до своего прихода сюда, эпоху, когда им было запрещено наведываться в наш мир и общаться со смертными. Чем объяснялся запрет и кто его наложил, рассказывать они не желали.

– Как-то трудно представить, чтобы у богов имелось много обязанностей…

– Неверно, – отозвался Сумасброд.

Какое-то время он молча наблюдал за мной, потом его кисть перевернулась и ухватила мою.

– Самые властные обязательства, Орри, не имеют ничего общего с материальным.

Я смотрела на его руку, обнимавшую мою ничтожную ладошку, понимая сказанное им и мечтая отказаться от этого понимания. Ну вот почему бы ему не разлюбить меня? Насколько все было бы проще…

Он разжал пальцы. Кажется, на моем лице отразилось больше, чем я того желала. Сумасброд вздохнул и поднял мою руку к губам.

– Я должен идти, – сказал он. – Если что-то понадобится…

Я поддалась внезапному душевному порыву и села в постели, хотя спина отозвалась отчаянной болью.