Земля мертвых душ (СИ) - Горелик Елена Валериевна. Страница 45

Ответ напрашивался сам собой.

Искусственный интеллект давно бы нас с Дойленом пришиб. Без малейшей злобы, просто так, чтобы не лазили всякие козявки по нежным внутренностям. Значит, против этого мира десять тысяч лет играют двое самовлюблённых ламеров [3], освоившие несколько функций загадочного устройства. Где они его добыли — неважно. Главное, что они уволокли самую компактную и, пожалуй, ценную его часть — жёсткий диск с операционкой и информацией. И то, что они догадались использовать людей в качестве процессоров-кэша-ОЗУ, говорит о неких познаниях в IT-сфере. Но то, как они этим воспользовались… На языке снова завертелись нехорошие словеса. Дилетанты, возомнившие себя богами и решившие поиграться живыми куклами. Ценнейшим инструментом гвозди забивают, муд…рецы, мать ихнюю через южный мост [4]. Ничего удивительного в том, что к людям здесь относятся, как к запчастям, теперь не вижу.

Просто нет слов. Одни эмоции.

Теперь-то понятно, почему князь с княгиней так тщательно берегут артефакт, что никто, кроме них двоих, его в глаза не видел. Единственная в своём роде вещь, хранилище бесценной информации — это основа их долгой жизни и абсолютной власти. Не артефакт — сердце местной магии (точнее, «магии», в кавычках), а вот эти люди на столах. Без них он был бы всего лишь бесполезной болванкой. Посему у людей, проходящих через арку, стирается личность. «Лишняя», по мнению местных админов, информация, ворующая ценный ресурс. Вирус. Остаются разве что базовые рефлексы, не дающие живому процессору превратиться в кучу биомассы, не способной даже дышать.

Ну вашу ж материнку во все разъёмы… Нельзя так поступать с живыми и разумными существами! Как бы они ни были грешны и плохи — нельзя!

Наверное, у меня было очень уж страшное лицо — даже мой друг слегка сбледнул, когда я схватила его за воротник.

— Его нужно уничтожить, — прохрипела я, всё ещё видя перед глазами финальную картинку из своего сна. — Слышишь, Дойлен? Слышишь, дорогой мой? Поклянись, что уничтожишь его, когда мы уйдём в свой мир! Поклянись, прошу тебя!

— Что оно такое? — он аккуратно накрыл мою руку, сжавшуюся в кулак до побелевших костяшек.

— Машина, которой управляют два урода! — ответила я. — Убрать уродов — найдутся другие, не лучше. Нужно уничтожить артефакт… Милый мой, дорогой, поклянись!

— Клянусь, — сказал Дойлен, понимая, что я не шучу. — Но сперва ты воспользуешься этой… машиной для уродов, не так ли?

— Мне с этим потом жить, а не тебе, — огрызнулась я, приходя в себя. — Не нужно считать мои грехи, договорились?

— Договорились. Но уничтожать артефакт нам придётся вдвоём — если предположить, что мы вовремя сделаем отсюда ноги. А что если ценой его уничтожения станет твоё возвращение домой?

— Я заплачу эту цену.

Взгляд Дойлена, до того холодный и настороженный, заметно потеплел.

— Я в тебе не ошибся, — сказал он, поглаживая мои руки. — А ведь ты сейчас рискуешь, милая. Не боишься, что я могу поймать тебя на слове и обстряпать дельце таким манером, будто не было иного выхода?

— Конечно, боюсь, — я начала понемногу успокаиваться и даже смогла криво улыбнуться. — Но ведь если вообще никому не доверять…

— …то это хуже одиночества, я помню, — проговорил Дойлен. — Не бойся, моя хорошая. Искушение сильное, но я не поддамся. Знаешь, почему?

— Почему?

— Ты мне дорога, Стана… очень. Пацанам ты нравишься, и вообще… Ради того, чтобы ты осталась со мной, я готов отдать всё. Кроме жизни. Но… — он нервно сглотнул, будто слова жгли ему горло или перекрывали дыхание. — Ради того, чтобы ты вернулась к мужу… которого я бы при встрече обязательно пришиб… отдам и жизнь. Такие дела.

Это невыносимо тяжело — смотреть в глаза человеку, который любит тебя так сильно. Пожалуй, незаслуженно сильно. Начинаешь чувствовать себя распоследней скотиной. Один поцелуй. Самый нежный, на какой я была способна. Всё, чем я могла ему ответить.

Какая же я сволочь…

— Нам… нужно выбираться отсюда, — прошептала я, не испытывая к собственной персоне ничего, кроме ненависти. — Иначе всё это не имеет смысла.

…Он тоже с трудом нашёл в себе силы заснуть, а я сидела — оберегала его сон и…не думала. Это очень трудно — не думать, особенно когда два толстых каната, два пути, как вещал Лис, натянулись до предела и раздирают меня на части. Как там Владимир Семёныч пел? «Две судьбы моих — Кривая да Нелёгкая». Оно самое.

Нет уж, если не получается не думать, то лучше думать о чём-то более практичном. Например, о том, как отсюда выбираться. Заговорщики ведь наверняка в сильно расстроенных чувствах и вернулись к первоначальному плану, который не гарантирует успеха даже на пятьдесят процентов. Не побежали бы крысы с корабля. Потому — надо выбираться.

Единственный способ — поймать тех магов и использовать их магические жезлы как ключи. Выживание самих магов при этом не обязательно, но желательно: медальоны просто обязаны оповещать артефакт о физической смерти владельца. Не хватало встретить в таинственном коридоре поднятую по тревоге стражу, и так сюрпризов хватает. Кроме того, не знаю, как Дойлен, а у меня кишки марш играют с голодухи. В последний раз мы ели… да, позавтракали, а потом поехали в город с Линеритом. Пить тоже хочется, как бы не сильнее, чем есть. Ну, и уютная тёплая комнатка с сидением из белого фаянса тоже не помешала бы, биологию человека ещё не отменили. Так что нужно действовать. Сидя на одном месте, ничего не добьёшься.

Подозрительные звуки я расслышала словно сквозь сон. Сквозь редкое шарканье ног безмолвных зомби-служителей пробились приглушённые голоса. Меня будто шилом ткнули. Я дёрнулась, но тут же сжалась в комочек: от полученной дозы адреналина сердце начало отплясывать цыганочку с выходом. Целая секунда, драгоценная секунда ушла на то, чтобы сообразить разбудить Дойлена. Обстановочка крайне необычная, но храпеть это ему не мешало. Хорошо хоть не в полную силу, а то бы нас с порога засекли по мощным акустическим волнам.

— Тише, — я зашипела ему прямо в ухо. — Гости.

Хорошо, когда тебя понимают с одного слова, а ещё лучше — когда вовсе без слов. И как он исхитрился совершенно бесшумно вскочить из такого неудобного положения? Ума не приложу. Мне так уже никогда не научиться… Дойлен коснулся рукояти меча. Я молча покачала головой: мол, не надо. Тогда он всё так же молча указа мне на обе шубы, а сам буквально потёк вдоль стены. Плавно и без единого звука, как капля воды по стеклу. Вот он скрылся за поворотом. Минуты три или четыре прошли под грохот моего собственного сердца, явно вознамерившегося покинуть грудную клетку. А затем… Вот что значит — опыт разбоя на дорогах. Какой-то короткий невнятный шум, звук падения двух тел, и — голос Дойлена:

— Всё, милая, выходи. Взял тёпленькими.

Я не стала раздумывать, что, куда и как. Просто сгребла шубы — не хватало такие памятки оставлять — и побежала на голос.

10

Маги… Вершители судеб сотен и тысяч людей…

Двое плюгавых мужичков неопределённого возраста. Настолько отвыкли получать отпор, что Дойлену даже особо бить не пришлось. Тюкнул обоих по темечку, они и сложились. Скорчившись на полу со связанными руками и ртами, заткнутыми кляпами из лоскутов их собственной одежды, они выглядели самыми простыми смертными, напуганными и жалкими. Те ли это, кто встречал нас, или сменщики, не могу сказать. Тогда я особо к лицам не приглядывалась.

— Как нога? — сразу же побеспокоился мой дорогой друг.

— Идти смогу. Даже бежать. Даже быстро. Но недолго, — созналась я, натягивая свою шубейку.

— Тогда готовься. Эти добрые господа проводят нас к выходу… ведь проводят же? — он улыбнулся пленным магам так мило и добросердечно, что я испугалась: не испачкают ли «добрые господа» свои красиво расшитые штаны. Нам демаскировка ароматами выгребной ямы совершенно ни к чему. — Дорогая, ты кинжал не потеряла?