Скитальцы - Удовиченко Диана Донатовна. Страница 13

Хоть и не без осложнений, но мне удалось сделать первый шаг. Следующие несколько дней я практиковался со стихией воды: под присмотром кровера создавал маленькие фонтанчики, которые били прямо из воздуха, заставлял воду в котелке вращаться, образуя небольшие воронки — в общем, проделывал множество мелких фокусов. Боевым аспектам стихии Эр обещал научить меня в начале весны, когда сойдет снег и мы сможем выйти на равнину.

С огнем все оказалось гораздо сложнее. Мне удалось почувствовать энергию этой стихии, но в отличие от воды, которая приносила чувство свежести, огонь оказался слишком норовист. В спокойном состоянии духа мне не удавалось подчинить этот элемент, каждый раз он обжигал мое сознание. Но и эту проблему удалось решить. Однажды после очередной неудачной попытки я разозлился и, не успокоившись, снова обратился к стихии. Тогда огонь легко подчинился, но когда он коснулся моего сознания, я ощутил, что злоба в душе нарастает. Захотелось крушить все вокруг и, не осознавая, что делаю, я отпустил энергию на свободу… Благо ничего катастрофического не произошло, меня лишь заволокло пеленой пламени. В следующий момент, испугавшись, я создал фонтан воды такой силы, что он, ударив из пола, не только вмиг затушил пламя, но еще и подкинул меня почти до потолка пещеры. В воздухе я перевернулся и приземлился на ноги, но вымок до нитки. На этот раз пришла очередь кровера смеяться надо мной.

— Огонь — стихия разрушения. Желание уничтожать у живых существ появляется, когда они испытывают гнев, на который огонь охотно отзывается, — пояснил Эр. — Определенные чувства и эмоции упрощают процесс обращения к стихиям.

Но несмотря на успех, птицелюд велел мне учиться управлять элементами в спокойном состоянии:

— Тогда и только тогда можно будет сказать, что ты освоил азы стихийной магии. Играя эмоциями, ты рискуешь потерпеть неудачу. Ведь невозможно в любой момент по заказу вызывать в себе определенные чувства, необходимые какой-нибудь стихии.

На этом мои достижения закончились. Целую неделю под чутким надзором кровера я пытался научиться использовать элемент огня, но он ни в какую не желал слушаться меня.

Однажды, когда я уже вконец отчаялся понять капризную стихию, птицелюд остановил тренировку и произнес:

— Кажется, я понял, в чем проблема. Знаешь, почему людям и кроверам легче использовать магию элементов, а эльфам — договариваться с духами природы? Разница заключается лишь в мировоззрении. Человек за отведенный ему короткий срок старается познать как можно больше нового, зачастую используя радикальные методы. От рождения в каждом человеке заложена идея покорения всего сущего, потому люди и научились повелевать неразумными стихиями. Кроверы — очень гордый и независимый народ. Существа, которым природа даровала крылья, мнят себя выше других. Естественно, им тоже больше подошла магия, где нужно приказывать. Эльфы же, напротив, на протяжении многих тысячелетий живут в согласии с окружающим миром. Их магия листвы основана на равноправном договоре с главными духами природы. Тебе нужно лишь понять, что ты имеешь полное право повелевать стихиями, не нужно пытаться с ними договориться. Сначала я думал, что тебе хватит осознания себя саторисом. Но я ошибся. Во время работы с силой стихий тебе придется полностью забывать основы магии листвы.

По словам кровера, все было очень просто. Но на деле, как обычно, оказалось наоборот. Глядя на пламя в очаге, я снова и снова пытался подчинить его. Через несколько дней я все же научился приказывать огню: некоторых вещей можно достичь только путем долгих, упорных тренировок.

— Отлично, — сказал кровер, когда у меня наконец получилось обуздать стихию. — Теперь я обучу тебя одному боевому заклинанию — огненному пульсару. Для его создания не требуется много места. Одевайся и выходи.

Накинув шубу, я вышел на карниз перед пещерой. Глубоко вздохнул и как обычно залюбовался открывающимся отсюда видом. От созерцания меня отвлек Эр:

— Готов?

Я молча кивнул.

— Для начала создай на ладони искорку, — сказал кровер. Дождавшись, когда я выполню его указание, продолжил: — Чтобы сотворить обычный пульсар, не нужны заученные формулы. Для этого требуется лишь опыт, концентрация сознания и сила мысли. Теперь постарайся придать огоньку шарообразную форму, уплотнить его как можно сильнее, добавляя при этом мощи.

Сосредоточившись на пламени, я сделал все, как сказал кровер. Огонь на моей ладони принял форму шара. Он все раздувался, наливаясь жаром. Мощь, бурлившая в пульсаре, так и норовила вырваться, поэтому приходилось постоянно тратить силы, сдерживая ее.

— Хм, с первого раза получилось неплохо. Теперь направь пульсар вперед. Пока он находится в полете, тебе придется контролировать его плотность и само направление, — поучал Эр.

Вытянув руку, я отпустил шар в воздух, но, преодолев несколько ярдов, пульсар распался роем безобидных искр.

— Не расстраивайся, — сказал кровер, взглянув на мою постную мину. — У многих вначале и так не получается. Продолжай тренироваться.

— До каких пор?

— Если сможешь без особых усилий послать пульсар ярдов на шестьсот, считай себя мастером, — ответил кровер и, хрипло каркая, вернулся в пещеру.

Оставшись на карнизе один, я сосредоточился на занятиях. Снова и снова пытался отправить огненный шар как можно дальше, сохраняя при этом его целостность.

Под конец дня, когда я полностью выдохся и совсем окоченел, мне все-таки удалось добиться некоторых результатов: прежде чем рассыпаться, шар пролетал ярдов двадцать.

Вернувшись в пещеру, я молча съел свою порцию похлебки (сил не осталось даже на разговоры) и завалился спать.

Всю следующую неделю я неустанно тренировался запускать огненные шары, чтобы довести навык до уровня рефлекса. Постепенно эта волшба стала мне удаваться, хотя на шестьсот ярдов послать пульсар так и не получилось.

Иногда за тренировками следил кровер. Он предложил попробовать делать пламя более мощным и бросать шары не просто в воздух, а в определенную цель. Пришлось методично швырять пульсары в валуны и выступы, стараясь нанести камню как можно больший урон.

— У тебя неплохо получается. Думаю, стоит перейти к более серьезной практике, — сказал Эр на восьмой день тренировок.

— Что ты имеешь в виду? А что, это все было несерьезно?

— Недалеко отсюда, в ущелье, обитает выводок скальных червей. Не желаешь поохотиться?

— А это не слишком опасно? — Я поежился, вспомнив нападение тварей на караван.

— Я подстрахую, — успокоил кровер.

— И как же мне добраться до этого ущелья? — буркнул я, скептически оглядывая карниз.

— Тебе понравится способ, которым мы покинем это место.

Птицелюд расправил крылья, поднялся в воздух и завис надо мной, прокричав:

— Расставь руки в стороны!

Я подчинился, и Эр схватил меня под мышки. В следующее мгновение кровер оторвал меня от карниза и взмыл, стремительно набирая высоту. Вид, открывшийся мне, поражал красотой. Пики гор, покрытые девственно чистым, сверкающим под лучами Атика снегом, сияли белизной и были так близко — протяни руку, и коснешься вершины. Ни один драгоценный камень не искрится так на свету, как снег в горах. Далеко внизу простирались предгорные долины и луга, покрытые белым покрывалом. Весной, когда снег растает, здесь расстелется ковер из чудесных цветов и растений, о которых рассказывал мне Эр. Сердце кольнула легкая зависть к птицелюдам, которые видят всю эту красоту каждый день.

Когда мне уже стало казаться, что мы поднялись выше горных пиков, Эр вдруг сложил крылья и камнем рухнул вниз. Кажется, я кричал — сначала от испуга, потом от счастья. Это было ни с чем не сравнимое чувство свободного падения. Реши кроверы устраивать такое развлечение за деньги для тех, кому летать не дано, они быстро бы разбогатели.

Мне уже казалось, что мы сейчас разобьемся о скалу, но в последний момент птицелюд расправил крылья. Свободный полет прекратился, и мы, паря, стали огибать гору.