Чумные псы - Адамс Ричард. Страница 23

— Што тебе за прок убивать меня, голубчик? Ты сам трех дней не проживешь.

В этом голосе слышались вкрадчивые нотки, словно обладатель его еще не вполне решил, как поступить — драться, убежать или подольститься, однако, похоже, почел за лучшее испытать последнее.

— Ты кто? — спросил Раф.

Шустрик чувствовал себя весьма неуверенно и терялся в догадках, те же ли ощущения испытывает чужак.

— Ты пес? — вновь спросил Раф.

— Ну уж сразу и пес. Глянь, что сзади! — неожиданно выкрикнул чужак, словно предупреждая об опасности.

Шустрик резко обернулся. В то же мгновение, когда он сообразил, что его надули, Раф, сметая Шустрика с дороги, бросился на середину туннеля, чтобы перегородить выход и не дать уйти незваному гостю. Теперь они с чужаком боролись на камнях, отчаянно работая зубами, но когда Шустрик подоспел Рафу на помощь, драка уже прекратилась, и из глубины туннеля вновь донесся звук сыплющихся камешков под лапами убегающего чужака.

— Стой где стоишь! — снова сказал Раф. — Если побежишь дальше, я догоню тебя и сломаю тебе хребет!

— Кы-ы, малый, не стоит, — ответил чужак на том же странном, похожем на собачье, наречии. — Чего в драку-то лезть? Славный вопросик, мил ты мой песик.

Слушая, Шустрик ощущал биение своей крови, он испытывал не страх, но некое смешанное чувство отвращения и приязни. Голос этого вонючего чужака был подобострастный, хитрый, как у вора и лжеца, бесхозяйного бродяги, противный голос, не внушающий ни малейшего доверия. А кроме того, голос этот был полон едкости, силы и отваги, а также безжалостности, причем в первую очередь по отношению к себе. Его веселый бродяжий говор был, казалось, сродни безумию самого Шустрика. Зачарованный, Шустрик ждал, когда чужак снова заговорит.

— Трех дней оба не проживете. Кровь пустют враз, — продолжал голос, словно уговаривая. — Где у кусточка ляжешь — и точка, псиное тело — милое дело…

Сам того не замечая, Шустрик обнаружил, что отвечает:

— Небо разверзлось, понимаешь. Грянул гром, и молния ударила мне в голову. А до этого все было черное и белое, то есть дорога была черная и белая, а потом приехал грузовик, и табачный человек бросил мою голову в огонь. Прыгну я под потолок — поймаю сахара кусок, — сказал Шустрик, после чего задрал голову и залаял.

— Заткнись! — остановил Раф.

— Вона как? — обратился голос к Шустрику. — Может, и так. Кошки-мышки, пшли со мной, братишки, укажу вам правильную дорогу. Толк с тебя будет, верно дело.

— Да, ты все понимаешь. Я пойду с тобой, только скажи куда, — ответил Шустрик и пошел в темноту на голос.

— Ух и досталось тебе, приятель, — прошептал голос теперь уже совсем рядом. — Што за дырка на твоей голове? Кто тебя, а?

— Белохалатники, — ответил Шустрик.

Теперь вонь чужака стояла вокруг, хоть топор вешай, боль в голове у Шустрика отступила, так что сам он и голос пришельца легко и без усилий поднимались к темно-синему небу, вылетая в мерцающий звездами овал выхода из пещеры.

Шустрик не сразу сообразил, что Раф вновь сшиб на землю незнакомца, заслышав, что тот предпринял новую попытку прорваться по туннелю наружу. Затем Шустрик все-таки учуял, что Раф настолько зол, что если не поберечься, то рискуешь быть сильно искусанным. Поэтому Шустрик замер, лежа на камнях, и сказал:

— Кем бы он там ни был, Раф, нам нет смысла убивать его. Он будет драться, а это, в общем-то, нам тоже ни к чему.

— Ты его проспал, соня, — ответил Раф. — Если бы я не остановил его, он стащил бы у нас овечью ногу, которую ты принес.

— Он говорит, что он пес. Умей твоя тень петь песни…

— Мне нет дела до того, что он говорит. Он вор, и он поплатится за это.

— Ы-ый, охолони-кось, — посоветовал голос из темноты. — Башка у тебя на плечах есть? Што в драку-то? Давай со мной, со мной не пропадешь. А то, грю, долго не протянете.

— Не протянем? — спросил Шустрик.

— Во-во, не протянете, как пить дать не протянете.

— С чего это вдруг?

— А то, приятель, что ярок резать на холмах — последнее дело, — ответствовал незнакомец. — А-ый, вы ж и хорониться толком не могете. Сами сгибнете и меня до добра не доведете. Ходить надобно тишком, ползком, не то спустют шкуру, как пить дать.

— Так что же ты нам советуешь? — переспросил Шустрик, к своему удивлению осознав, что, в отличие от Рафа, он в состоянии разобрать кое-что из речей этого животного.

— Будете охотиться и убивать шерсть, вместе со мной. Будете выходить и возвращаться сытыми, вместе со мной. Со мной будете целые, как пить дать.

Голос чужака, скользкий и вкрадчивый, стал гипнотически мелодичным, так что Шустрик навострил уши и раздул ноздри, принюхиваясь в темноте.

— Послушай, Раф! Только послушай!

— Кто бы он ни был, доверять ему нельзя, — сказал Раф. — Все равно я не понимаю ни слова из того, что он говорит.

— А я понимаю, — возразил Шустрик. — Нюхом и слухом. Я слушал за печкой сверчков и слушал под дверью жучков. С головой у меня теперь лучше. Она раскрылась, как цветок, — сказал он и весело подпрыгнул.

Раф недовольно зарычал, и Шустрик вновь присмирел.

— Он говорит, что мы с тобой здесь бродяги и нам угрожает опасность, потому что мы не знаем этого места и не умеем себя вести, а это почему-то ему тоже грозит опасностью. Он предлагает нам, чтобы мы делились с ним своей добычей, а он, в свою очередь, будет давать нам добрые советы и научит, что делать.

Раф задумался.

— Обманет он нас, да и все тут, а потом сбежит, когда вздумает. Я же говорю, ему нельзя доверять.

— Но мы ничего не теряем. Он такой тонкий, Раф, и яркий, как листик на дереве…

Шустрик понял, что ему очень хочется увидеть обладателя этого странного голоса или хотя бы удержать его подольше, ибо эта угрюмая пещера, казалось, треснула под напором его неукротимой жизненной силы.

— Сгреби-ка ты лучше мясо под себя и лежи на нем, — посоветовал Шустрику Раф. — Я намерен сделать то же самое. А если ты, — крикнул он в темноту, — будешь сидеть там до утра тихо, то при свете мы посмотрим, кто ты такой и стоит ли тебя кормить. Как ты себя называешь?

Откуда-то из глубины туннеля дошел ответ — едкий, язвительный и непостижимый:

— Тепло да сухо с хвоста до уха. Который с добычей, тот, вишь, и с удачей. Ишь, заговорил толково. Кто я такой? Я лис, лис, понял? Самый хитрущий в поле да в пуще!

— Ну вот, — продолжал Раф, — когда мы выбрались оттуда, мы не знали, куда идти. Мы пошли к каким-то домам, но там я укусил человека, который собирался засунуть Шустрика в машину, он увидел его лежащим на дороге и взял на руки, но потом мы убежали. А потом, несколько позже, человек с грузовика бросил в Шустрика камень…

— А еще там был другой человек, который охотился на овец со своими собаками, — встрял в разговор Шустрик. — Мы пошли помогать им, но собаки прогнали нас прочь.

Тем временем лис лежал в нескольких ярдах от них, на вполне безопасном расстоянии, внимательно слушал рассказ и между делом грыз остатки передней овечьей ноги. А снаружи стояло облачное серое утро, и в проеме пещеры были видны струи моросящего дождя.

— Шустрик считает, что нам надо отыскать такого человека, который возьмет нас к себе домой и будет ухаживать за нами, — сказал Раф. — Но я не вижу в этом никакого смысла. Ведь люди увезли куда-то все дома и улицы — Шустрик считает, что дело обстоит именно так. Чего же ожидать от них? Люди существуют для того, чтобы делать животным больно, а не ухаживать за ними.

— Точно, приятель. Ружья, собаки, капканы ихние. Вы, видать, сбрендили, раз к ним подалися. — Лис перекусил и выплюнул мелкую косточку. — Хорониться их и сторониться.

— Я-то знаю, где мне следует быть, — продолжал Раф. — У белохалатников, как и все прочие собаки. Само собой разумеется, я дезертир. Я бы и рад быть хорошим, правильным псом, но не могу — не могу я и близко подойти к железному баку.

— Тут, похоже, кругом полно этих баков, причем огромных таких, — заметил Шустрик. — Часто ли люди бросают туда животных? И каких животных? Должно быть, огромных!