Смок - боевой змей - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 10

Тяжкие думы одолевали великого князя, да так, что почувствовал себя худо. Кликнул слуг, те отвели Святослава в баню (всегда натоплена, старый князь любит). Там Святослава легонько размяли вымоченными в меду травяными вениками, поднесли холодного капустного рассолу — полегчало. Ужин князь велел подавать в спальню, к общему столу не пошел — не хотелось, не ко времени здравицы слушать. Была среда, постный день, Святослав без охоты пожевал пареной рыбки с тыквенной кашей, выпил холодного узвару и лег почивать под меховое одеяло. Долго ворочался, не в силах отогнать дневные заботы, и уснул только под утро…

6

Ух, каким выдался для Оляты тот день!

На обратном пути они заблудились. Поначалу летели над рекой, Олята вновь любовался открывавшимися с высоты видами, но прежнего восторга не было. Разведка в Городце, удар тиуна, появление блаженной и поджег города — впечатления распирали грудь отрока, хотелось поделиться, но Оляны рядом не было, а Некрас на беседу был не расположен. На возгласы отрока он не откликнулся, и Олята замолчал. Потому и скользил рассеянным взглядом по чудным долинам, залитым мягким лунным светом. Скоро и смотреть стало не на что: набежала туча, закрыв луну и звезды непроницаемым черным покрывалом. Затем громыхнуло, и пошел дождь. Крупный, холодный. Олята мигом промок, замерз и стал громко клацать зубами. Некрасу тоже пришлось не сладко: он хоть не стучал зубами, но тело его (отрок, ища тепла, прислонился к сотнику) сотрясала дрожь. Олята почувствовал, как змей стал снижаться.

«Где мы сядем? — тревожно думал отрок. — Не видно ни зги! Разобьемся…» Но Некрас знал свое дело, или же змей мог видеть в темноте: сели они на поляне, окруженной высокими соснами. Это Олята разглядел при свете молнии, ударившей неподалеку. Некрас, ни слова не говоря, спрыгнул в мокрую траву и направился в лес. Олята потащился следом. Сотник выбрал дерево, снес саблей несколько ветвей, бросил их к стволу и уселся на подстилку. Олята пристроился рядом. Под густой кроной сосны было сухо и безветренно, Олята, прижавшись к Некрасу, быстро согрелся и стал клевать носом. «А как же смок? — успел подумать он, закрывая глаза. — Он же на открытом месте…» Олята хотел спросить об этом, но не успел…

Проснулся он на рассвете — от холода. Некраса рядом не оказалось. Олята испуганно вскочил на ноги, но тут же увидел сотника — тот шагал к нему вдоль опушки, прокладывая темный след на мокрой траве. Отрок глянул туда, где ночью остался змей, — смок лежал посреди поляны, вытянув шею в их сторону.

— Весь неподалеку, — сказал Некрас, подходя. — Видел кузню, дым от горна идет. Пойдешь туда, наймешь коня, поедешь в Белгород и приведешь сюда сторожу с рыбой. Голодный смок не полетит.

К удивлению Оляты Некрас быстро стащил с себя свиту, порты и сапоги и велел ему скинуть свое рванье, а все это надеть.

— Зачем? — удивился отрок.

— Кто даст коня оборванцу? — спокойно сказал сотник. — Выдашь себя за княжьего отрока. Скажешь, на охоте отбился от своих, конь ногу сломал, а ты через лес пробирался…

Сапоги сотника пришлись Оляте почти впору, а вот свита оказалась длинной. Некрас ловко подвернул отроку рукава, затем опоясал своей саблей.

— У княжьего отрока должен быть меч! — пояснил, протягивая две серебряные монеты. — И нож…

— Как же ты?..

— У меня смок! — усмехнулся сотник. — С ним никакого меча не надо…

Кривой на левый глаз, хмурый кузнец долго и недоверчиво слушал Оляту, коня дал с большой неохотой, потребовав в уплату серебряную ногату, а также саблю — в залог. Оляте саблю отдавать не хотелось, но деваться было некуда. Кузнец вытащил клинок из ножен, внимательно рассмотрел и поцокал языком. И только затем вывел из конюшни сивого мерина. Как скоро убедился Олята, шерсть у коня была сивой не от рождения, а от старости: не взирая на его понукания, мерин и не думал скакать — лениво трусил по мокрой дороге, скользя копытами по свежей грязи. К счастью ехать оказалось недалеко: они приземлились в верстах семи от Белгорода. В городе Олята застал суматоху: по улицам скакали вооруженные всадники, бежали пешие вои — похоже, что войско собиралось в поход. Так оно и оказалось: получив известие о пожаре в Городце, Светояр велел трубить сбор. Олята нашел воеводу у княжьих палат; сидя верхом, Светояр отдавал приказы разлетавшимся во все стороны гонцам. Оляту он поначалу не признал. Дружинники стали отгонять наглого отрока, тогда Олята крикнул имя Некраса. Воевода мгновенно переменился.

— Где смок? Сотник где? — тревожно спросил, впиваясь взором в отрока.

Олята объяснил.

— Оба целы?

— Целы, воевода.

— Городец и в самом деле спалили?

— Дотла! — гордо сказал Олята, хотя не видел, дотла ли сгорела крепость, и добавил жалостно: — Смоку нужно рыбы, не то подохнет…

Олята не был уверен, что змей подохнет без рыбы, Некрас сказал только, что не полетит, но слово вырвалось и возымело действие. Светояр гаркнул на воев, те ускакали и мигом вернулись с корзинами полными рыбы. Как догадался Олята, дружинники попросту забрали ее у кого-то на торгу.

— Возьмешь с собой десяток воев! — велел отроку воевода. — Они проследят, чтоб никто не обидел. Брось эту клячу! — крикнул Святояр, видя как Олята заворачивает мерина. — На ней не дотащишься!

— Надо вернуть мерина!

— Вернешь другого! Дать ему коня! — велел воевода, и Оляте подвели рыжего жеребчика под седлом.

Как Олята сообразил — и сам не знает. Сунул конюху оставшуюся у него ногату и попросил присмотреть за мерином. После чего взлетел в седло рыжего. На свежих конях они мигом домчались к веси. Кузнец, едва завидев Оляту во главе десятка воев, сам вынес саблю.

— Сегодня же пригоню мерина! — пообещал Олята и повел воев к Некрасу.

Вои остались с сотником — сторожить. Лететь на змее среди дня и пугать обывателей Некрас не пожелал. Олята отпросился у него по делу, вернулся в Белгород, и отвел мерина хозяину. Кузнец подозрительно покосился на давешнего княжьего отрока, еще недавно разодетого, а теперь в рванине (Олята пришлось вернуть одежду и сапоги Некрасу), но промолчал. Жеребчик от скачки из города в весь, обратно устал; домой в Волчий Лог Олята ехал шагом. Там, едва поздоровавшись с сестрой, отвел рыжего в конюшню, расседлал и засыпал ему в ясли полную меру овса.

«Мой конь! — радовался Олята, наблюдая, как жеребчик жадно жует овес. — Воевода дал — все слышали! Хороший конь, молодой, гривну стоит. А то и две. Не отдавать же его кривому, хватит с него ногаты…» О том, что коня ему дали как раз для кузнеца, Олята старался не думать. Воеводе без разницы, а ему прибыток. Некрасу все равно…

Олята старательно вычистил Рыжего (так он мысленно окрестил жеребчика) и только после этого вспомнил, что сам не ел со вчерашнего вечера. В доме он торопливо переоделся в чистое и сухое, Оляна поставила на стол горшок наваристых щей, и отрок набросился на еду.

— Видела коня? — спросил он сестру, отложив ложку. — Мой! Воевода подарил! — торопливо добавил, уловив недоверчивый взгляд Оляны. — Мне! Мы князю службу великую сослужили, вот! Мы Городец… — Олята осекся, вспомнив строгий наказ Некраса молчать об увиденном.

Оляна продолжала смотреть на него вопросительно, и отрок догадался,

— Цел Некрас! Ждет в лесу, как смеркается. Я ему без нужды. Прилетит затемно, надо будет баню истопить, да харч согреть…

Оляна радостно кивнула.

— Идем! — не утерпел Олята. — Покажу!

Схватив сестру за руку, он потащил ее в конюшню. Рыжий уже покончил с овсом и встретил их вопросительным фырканьем. К удивлению Оляты сестра достала из-под передника горбушку ржаного хлеба и протянула жеребчику. Тот осторожно взял ее толстыми губами, мигом сжевал и благодарно ткнулся мордой в плечо Оляны.

«Я не догадался! — укорил себя отрок. — Даже дети знают, что кони печеный хлеб любят…»

— Рыжим его назову! — сказал Олята.

Сестра покачала головой.

— Не нравится?

Оляна кивнула.