К тебе я руки протяну… - Иванова Екатерина Петровна. Страница 13

— Хенрик, мы направлялись к вашему прежнему хозяину с тем, чтобы он передал мне право на Ральта.

Хайрец обернулся к другу.

— Думаю, теперь я должна добавить тебя в наш небольшой список.

— Госпожа? — Его взгляд вернулся ко мне.

— Ральт думает, что мастера-плетельщики могут вернуть все на свои места, если ваш первый потребует этого. Я буду против, но тут учитывается мнение того, кто заплатил.

— Значит, я вернусь к нему, — мальчик стремительно побледнел.

— Значит, мы навестим его, и я заберу его право.

Он выпрямился и схватил меня за руку:

— Вы, правда, сделаете это? — Осознав, что сделал, он отшатнулся прочь, почти свалившись с постели. — Простите, простите меня.

Ох ты, Рьмат Милосердный!

Я ухватила его за плечи.

— Хенрик, Хенрик! Нет ничего плохого в том, чтобы самому дотронуться до меня или попросить о моем прикосновении, если приближается буря.

На миг хайрец замер, но не стал вырываться, а просто повернулся к Ральту и выпалил:

— Ты прав.

Тут я учуяла запах подгорелой каши и заорала:

— Горит!

Вскоре мы уже скребли ложками дно котелка.

В сторожке мы провели еще три дня. Кошмары усилились, и я боялась спать. Надеясь устать до изнеможения, чтобы провалиться вечером в бездну беспамятства, я с утра уходила на охоту, изматывая себя. У ребят было свежее мясо, у меня — несколько часов спокойного сна. Мы почти не разговаривали, только безмолвно сидели, держась друг за друга. Будто бы и мне необходимы их прикосновения. Что ж, может быть, так оно и было.

Благодаря златосадским травам спина Хенрика достаточно зажила, чтобы он не испытывал боли при движении, а Ральт уже мог поднимать руку. Утром четвертого дня Ральт повел нас короткой дорогой к дому Эльбата.

Через несколько часов мы подъехали к воротам. Над ними висела вывеска с изображением разломленной монеты. Значит, наш друг — ростовщик, что ж, тем лучше. Ральт спрыгнул с лошади и постучал в дверь, врезанную в створке, молотком.

— Кто вы и по какому делу? — В двери открылось небольшое окошечко, и оттуда выглянул привратник.

— Ильравен Златосадская с охраной, а дело, милейший, о деньгах.

— Прошу вас.

Нас проводили в пристройку у главного здания, предназначенную для приема деловых гостей. Я расположилась в мягком кресле перед небольшим столиком. Мальчики встали за моей спиной: Ральт — слева, Хенрик — справа.

Вскоре на столике появилось угощение, задымился в чашке отвар листьев байль. Я подождала, пока нас оставят одних, и обернулась:

— Помните, у него нет больше власти над вами.

Ральт кивнул, Хенрик закусил губу и выпрямился.

Наконец, в комнату вошел гостеприимный хозяин. Белый парик, яркий кричащий камзол караерского покроя, мягкие, верно, домашние штаны и туфли… на каблуках.

— Здравствуйте, здравствуйте госпожа Ильравен. Какой счастливый случай привел вас к моему… — Тут он обратил внимание на мою охрану и запнулся.

— Ральт? Хенрик? Но вы же… ммм… умерли? — В его голосе разочарование боролось с удивлением.

— Так случилось, уважаемый господин Эльбат, что они теперь связаны со мной.

— О! — Эльбат попробовал принять невозмутимый вид.

— Это случилось против моего желания, и вот чувство справедливости привело меня к вам.

— Вы хотите вернуть их?

Тихий вздох за правым плечом.

— Думаю, что вы смирились с их… смертью, господин Эльбат. Так что я хотела бы оставить их себе.

— Но…

— О… Господин Эльбат. К чему вам возвращать использованный товар? Тем более, что нам придется ехать в эту… как там ее…

— Голубятню?

— Вот именно! Столько хлопот и ради чего?

— Видите ли… я так привязался к ним.

Ага. Во всех смыслах.

— Я готова возместить вам часть затрат.

Ублюдок заметно оживился.

— Ну… я не знаю…

— Соглашайтесь, господин Эльбат. И следующая бабочка обойдется вам куда дешевле.

— Семьдесят процентов?

— Сорок.

— Шестьдесят?

— Пятьдесят.

— Согласен.

И сколько же это?

— Вы не могли бы озвучить сумму?

— Две тысячи олет.

Два судорожных вздоха за спиной.

— Э-э. — Я твердо посмотрела на него, и спросила, — Вы ведь не завышаете цену, уважаемый господин Эльбат?

— Ну разве что…

— Тысяча. Это все, что я могу предложить за этих людей.

— Договорились.

— Договорились.

Славно. Денег на счету как раз хватит. А теперь…

— Теперь, когда мы пришли к соглашению. Я хотела бы задать вам личный вопрос…

— О! Конечно-конечно. — Он мелко покивал, сияя кривозубой улыбкой.

Еще бы, получить за уже утерянное такую сумму.

— Дело в том, что меня сильно впечатлили следы вашего э-э… труда над этими молодыми людьми. Я, как бы это сказать…

— Сочувствуете?

Правильное слово, но вовсе не тому, что ты делаешь.

— Ну да. Я бы с удовольствием посмотрела на…

— О! Это мне доставит удовольствие. И, быть может, мы обновим ваше приобретение?

Клянусь, он облизнулся в предвкушении. Меня затошнило.

— Я подумаю над этим. Но только после того, как вы передадите мне бумаги. Формальности отнимают так много времени.

— Да-да. Разумеется. Прошу меня простить.

Он быстро вышел.

— Госпожа! — Ладони, обхватившие мою правую руку, были ледяными. Губы, прикоснувшиеся к ней, кровоточили.

Рьмат Нерушимый. Я же сказала им.

— Хенрик, Хенрик, — я шептала прямо в его ухо. — Ничего не случится, встань. Не подводи меня.

Я обернулась через левое плечо на Ральта. Неподвижность. Даже грудная клетка, казалось, не двигалась.

— Ты как, Ральт?

Что еще он сделал с ними?

Ральт медленно опустил голову. Что ж, удовлетворимся этим.

На двух свитках ублюдок начертал «Передано Ильравен Златосадской» и подтвердил подписью и печаткой. Я коснулась пальцем рядом с каждой из них, вплетая в бумагу изображение следа горностая — мою личную подпись. На чистом свитке я обязала банк выплатить Явнику Эльбату оговоренную сумму и снова расписалась.

— А теперь прошу вас.

Мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору мимо закрытых дверей. Последнюю из них ублюдок толкнул, открывая передо мной, и пропустил меня вперед.

Солнце лилось прямо через крышу сквозь модное в последние годы и безумно дорогое стекло. Свет слепил глаза, позволяя увидеть лишь теплое марево желто-коричневых стен. Я глубоко вздохнула, втягивая сухой запах старого дерева и… крови? Взгляд остановился на сооружении посреди комнаты. Скособоченный крест с креплениями для рук и ног. Столик с… инструментом. Стены обрели четкость, беззастенчиво выпячивая черные язвы плетей и кнутов, ножей и еще чего-то, чему я не могла подобрать названия. Утихшая было тошнота воспрянула с новой силой.

— Не хотите ли воспользоваться? — Тварь учтиво повела рукой в сторону креста.

— Здесь? — Я обернулась к мальчикам.

Каменных лиц и сжатых в кулаки ладоней было достаточно.

— Ну, конечно, здесь. Я специально оборудовал эту комнату, возможно, мы сумеем подобрать что-то по вашему вкусу…

Он продолжал говорить, вот только я уже не слушала, лелея проснувшуюся ярость, смывшую тошноту. Она вскипала во мне мощными толчками. Последний был столь силен, что я пошатнулась, и мальчики были вынуждены поддержать меня.

Именно в этот момент ярость выплеснулась вовне, расходясь в стороны волнами, будто бы я была камнем, упавшим в воду. Несколько секунд опустошения, и меня наполнило нечто новое.

Дом был мертв. Давно и бесповоротно. Но сад вокруг жил. Даже во сне деревья стенали под гнетом грязи. Нетронутый лес за стенами пел саду колыбельную ясными голосами бодрствующих сосен.

Жар ярости ворвался в древесные жилы, пробуждая деревья ото сна, вызывая к жизни почти замерзшие ростки. Они услышали меня. И согласились.