Запах шахмат - Фридлянд Антон. Страница 2
Я был готов к этому в принципе, но не подозревал, что все произойдет так, как произошло.
Я катался на лыжах гораздо лучше ее, поэтому с первого же дня мы отправились на разные трассы. Мы рано вставали, вместе завтракали, вместе шли к подъемнику, там расставались, а потом встречались в ресторане или уже в номере. Как-то я спустился к Кете пораньше и обнаружил, что она и здесь нашла знакомых – она пила горячее вино с двумя белозубыми парнями, и их лыжи валялись рядом с бревном, на котором они все вместе сидели. Кете познакомила нас, но разговор не получился – я сказал парням несколько неприятных глупостей и снова отправился на гору. Вечером Кете рано легла спать, а я засиделся за компьютером. Когда я проснулся на следующий день, она уже ушла кататься. На горе мы не встретились, и я не нашел ни одной ее вещи, вернувшись вечером в номер.
Она даже не пыталась ничего объяснить – не было ни записки, ни телефонного звонка на следующий день. Кете Кельвиц ушла, оставив в маленьком горнолыжном городке на границе Чехии и Польши странное существо, распластавшееся медузой на снегу и до краев заполненное пустотой.
4. Инопланетяне
4 июня в городке появилась пара странных персонажей, и я почему-то понял, что они приехали ко мне. Они подкатили к гостинице на огромном синем джипе и вывалились из него, оглядывая окна гостиничных номеров. Я отошел от окна, заметив перед этим, что эти двое походили на самых странных людей, которых я видел в своей жизни.
Их словно породила компьютерная графика – эту похожую на Томб Райдер рыжую девушку и ее приятеля, Человека-Мандрагору в отличном костюме без галстука.
Я не пошел в ресторан, чтобы не встретить их, и отправился вместо этого на маленький рынок за фруктами. Там я их и встретил. Мандрагора оказался еще более угловат и не уклюж, чем мне увиделось из окна отеля. Ее я тоже смог рассмотреть внимательнее.
Человека-Мандрагора сжимал тонкими губами не зажженную сигарету и спокойно смотрел на меня, направляя свой взгляд мне в лоб.
– Здравствуйте, Альбрехт! Мы с женой читали все Ваши книги.
Я ответил ему тем же.
– Моего дедушку звали Альбрехт, но он не писал книг. Вы ошиблись.
– Меня зовут Поль Гоген, – сказал Человек-Мандрагора.
– Вера Мухина, – улыбнулась мне Томб Райдер.
– Где Вам удобнее общаться? – спросил Гоген. – Прогуляемся или зайдем в ресторан?
Я предложил прогуляться. Мухина осталась на рынке, странно взглянув на меня прежде, чем отвернуться.
Дюрер: Почему Вы не зажигаете сигарету?
Гоген: Бросаю курить. А Вы курите?
Дюрер: Курю. Что Вы хотели?
Гоген: Я хотел поговорить об одной девушке. Ее родители – мои клиенты.
Дюрер: Ваши клиенты? А чем, позвольте узнать, Вы занимаетесь?
Гоген: Розыском людей.
Дюрер: Ага. А что за девушка?
Гоген: Ее зовут Кете Кельвиц. Или звали. Ни родители, ни друзья не видели ее после того, как она уехала кататься на лыжах. И у меня есть основания предполагать, что она уехала с Вами, сюда, в этот городок.
Дюрер: Она была здесь. Она пробыла здесь около недели, а потом уехала. Она… Она бросила меня.
Гоген: Допустим. Знаете, что мне кажется странным во всем этом?
Дюрер: Что же?
Гоген: Почему Вы здесь? Что Вы здесь делаете?
Бывает, разговариваешь с кем-нибудь, а какая-то удаленная часть мозга обдумывает: куда бы нанести удар, как свалить с ног, как разорвать на части. Гоген был гораздо крупнее меня и обладал длинными цепкими руками, а, может, и пистолетом (зачем ходить в костюме в такую жару?). Мысль о том, чтобы грохнуть Гогена, продержалась в моей голове несколько секунд. Если бы я разнес ему тогда голову, все было бы по-другому. А может быть, также. Разговор продолжался.
Гоген: Почему Вы здесь? Что Вы здесь делаете?
Дюрер: Я здесь работаю. Пишу тексты.
Гоген: Не валяйте дурака. Я думаю, Вы здесь прячетесь.
Дюрер: Это не так. Не знаю, смогу ли я Вам это объяснить…
Гоген: А Вы попробуйте.
Дюрер: Я действительно прячусь здесь. Я прячусь от одиночества в его логове.
Гоген: Вы выражаетесь образно, но непонятно.
Дюрер: Чего Вы хотите от меня? Вы меня в чем-то обвиняете?
Гоген: Я просто хочу узнать, где Кете Кельвиц.
Дюрер: Я тоже хотел это узнать сначала, но теперь уже не хочу.
Гоген: Вы симпатичны мне, Дюрер, но я в Вас не уверен.
Гоген вечером этого дня уехал в Прагу, сообщив мне, что вернется через два дня. «Подумайте два дня, может, вспомните что-нибудь еще», – сказал он мне, высунувшись из окна джипа. Вера Мухина, которую Гоген называл своей женой, осталась в городке. Очевидно, для того, чтобы я не удрал. Но я и не думал бежать.
5. Состояние поцелуя
Чтобы увидеть ее, я отправился завтракать в ресторан. Мухина в одиночестве торчала за столиком с чашкой кофе, сигаретой и книгой.
– Что Вы читаете?
– А что Вы пишете? – ответила она вопросом на вопрос.
– Я ничего не пишу уже больше недели, – сказал я.
– Почему?
– Мне сейчас не о чем писать.
– Но это ведь не значит, что Вам будет не о чем писать завтра?
– Совсем не значит.
– Я читаю учебник по криминальной медицине.
Мы брели по тропинке, которая вела к подъемнику. Мухина шла немного впереди, то и дело оборачиваясь, чтобы жестикулировать.
Мухина: Гоген подозревает тебя.
Дюрер: В чем?
Мухина: Он думает, что ты убил девушку.
Дюрер: Это глупо. Она бросила меня так же, как и своих родителей. Наверно, живет новой жизнью где-нибудь в Европе.
Мухина: Ты любил ее?
Дюрер: Тебя это действительно интересует?
Мухина: Да.
Дюрер: Почему?
Мухина: Послушай, Дюрер, почему ты считаешь меня врагом?
Дюрер: Потому что твой муж видит во мне врага.
Мухина: Гоген мне не муж.
Дюрер: По крайней мере, он называет тебя женой.
Мухина: А ты как называл Кете?
Дюрер: Я называл ее «Кете».
Мухина: А в постели?
Она провоцировала меня, вела к неизбежному результату – полуденному сексу в душном номере отеля, перепутанным именам и смятым подушкам.
– Скажи, как ты убил ее? – спросила она, закинув ноги на спинку кровати. – Затрахал до смерти?
– Идиотка.
Мухина не похожа ни на одну из женщин, побывавших в моей постели. Рыжая, смешливая, ногастая – она состояла из импульсов, и я чувствовал себя с ней так, словно на электрическом стуле перед раем.
– Ты давно не занимался сексом, да?
Я зашел в ванную, потом сел за компьютер и закурил.
– Что ты пишешь?
– Новую книгу.
– Название придумал?
– Еще нет.
– Отложи сигарету. Поцелуй меня.
Мухина любила состояние поцелуя. Своим языком она искала внутри моей головы ту кнопку, которую необходимо было нажать, чтобы я включился.
– Ты не умеешь целоваться, – сказала вдруг она. – Ты целовал своих женщин? Целовал Кете?
– Кете не любила целоваться.
– А что она любила?
– Она любила задавать глупые вопросы. Так же, как ты. Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени?
– И ты говоришь, Дюрер.
– Какого черта! Чего ты хочешь от меня?! Я почти забыл ее, и тут ты со своим Гогеном врываешься в мою жизнь, трахаешь меня, запускаешь пальцы в мой мозг, чтобы еще раз напомнить о Кете. Как ты не понимаешь, даже ее имя причиняет мне боль! Она бросила меня, оставила одного!
– Не плачь, Дюрер, – Мухина накрыла мои губы мягким поцелуем.
– Не плачь, Дюрер, – услышал я мужской голос. – Я нашел все ее вещи, скоро найду и тело.
Это был Гоген. Значит, он не ездил в Прагу.
6. Автопортрет с зубной щеткой
– Хочу сказать тебе правду, Дюрер.
Голос Гогена доносился откуда-то сверху. Снежный дворец, в котором я спрятал воспоминания о Кете, рассыпался на отдельные снежинки, и я погребен под завалом, куда проникают только голоса.
– Эй, Дюрер! Ты нас слышишь?