Да здравствует король! - Арьяр Ирмата. Страница 14

Наставник поднимал меня рано, едва всходило солнце, и гнал на разминку. Во дворце еще все отсыпались после еженощного королевского разгула, но Роберт, если никуда не уезжал, всегда приходил понаблюдать и испортить нам с утра настроение, во сколько бы ни закончились его ночные похождения.

Как мастер Рагар ни скрипел зубами, выгнать государя не мог, и я вынуждена была приветствовать короля по заведенному ритуалу: опускаться перед ним на одно колено и прикладываться к руке.

– Да здравствует ваше величество.

Я касалась губами перстня на его пальце, но ни разу не успевала вовремя отдернуться – ладонь Роберта стремительно разворачивалась, и он, ухватив меня за подбородок, проводил большим пальцем по моим губам. Словно раскаленный прут прикладывал. Хотелось сплюнуть, но во рту все пересыхало от жара, гадливости и злости.

– Доброе утро, ваше высочество, – довольно скалился король. Его забавляли и моя ярость, и еле сдерживаемый гнев мастера Рагара, на миг терявшего лицо.

Надо ли говорить, что после этого я свирепела, как берсерк, рубилась с утроенной силой тренировочным мечом и метала дротики в мишень с повышенной точностью, представляя, что убиваю – вот так тебе, так, и еще раз сдохни! – рыжую сволочь, навязанную мне в отцы.

Государь развлекался так лишь без чужих глаз, назло не столько мне, сколько Рагару, которого терпеть не мог – мол, и что ты сделаешь со мной, вейриэн? – но я уже знала, кого король одаривал таким жестом. Только своих фаворитов.

Он не любил женщин. Вот почему Роберт Сильный так упорно не хотел думать о разводе и новой женитьбе ради наследника. Его вполне устраивала даже ведьма в супругах, но только в изгнании, подальше от супружеских обязанностей.

Поначалу король отдалил фаворитов, чтобы не сразу меня пугать – боялся, наверное, что сбегу по дороге. Но во дворце снова их приблизил, и за ужином, переходившим к ночи в непотребный разгул, всегда сажал кого-нибудь из юношей у своих ног. Детей Роберт удалял из зала не сразу, и я перестала есть и пить за общим столом. Сидела, не поднимая глаз, крутила в руках, чтобы чем-то их занять, нож или двузубую вилку, но ни крошки не поднесла ко рту.

Роберт бесился страшно, отлично поняв мое презрение, но сделать ничего не мог, равно как и я ничего не могла тогда, и мы молча посылали друг друга к демонам. Я голодала, глотая слюни, он сцеживал яд и развлекался.

Королевские любимчики быстро поняли, что мои ужасные «дьяволы», от которых все шарахались, защищают только мое тело, но не душу. Держались они нагло и развязно, заставляя трепетать всех, кроме короля, и ненавидели меня не меньше, чем принцессы. А ведь я тогда еще ничем не могла им помешать: ни их разбоям в королевстве, ни воровству в казне, ни жадности к королевским подачкам в виде золота, поместий и титулов. Даже на дуэль не могла вызвать за оскорбления.

Впрочем, когда один из фаворитов зашел слишком далеко, король поставил на место всех остальных.

Случилось это через месяц после моего приезда в Найреос, на пиру после очередной охоты – их, как и турниры, Роберт обожал. В тот вечер за столом у ног короля сидел его тогдашний любимец, которого он выделял из всех, – такой же рыжеволосый, но зеленоглазый, разряженный в шелка, с золотыми кольцами и браслетами на руках, тяжелой цепью на груди, какую не каждый герцог мог себе позволить. Прозвище у него было Рыжик. Силой и буйством он мало уступал покровителю. Видела я, как он с мечом управляется на поединках, – подраться фаворит любил и задирал всех.

В одной руке король держал кубок, второй ерошил шевелюру фаворита и, отпив из кубка, запрокидывал его голову и целовал в губы.

– За наследника! – провозглашен был очередной тост.

– За наследников! – гаркнул Рыжик, двумя пальцами поднимая свой кубок. – Ты ведь всех, кто ни попросится, берешь в сыновья, мой король, даже приблуд. Усынови и меня, я тоже хочу поносить после тебя корону.

Вот тут я не выдержала. В тот же миг кубок вылетел из его руки и покатился по каменному полу, вино выплеснулось. У меня осталась только двузубая вилка, и я как ни в чем не бывало бороздила ею соус в тарелке. Скорость, ловкость и меткость, угу. А на таком расстоянии промахнуться грешно.

Рыжик поднял с пола серебряный нож, выбивший сосуд с вином, оторопело покрутил в руках и вытаращился на меня. Ну да, трудно не узнать малую корону кронпринца, выгравированную на черенке.

Пирующие замолкли разом. Государь и не взглянул в мою сторону, поставил свой кубок на стол, не пригубив, ласково улыбнулся, погладил Рыжика по щеке.

– Усыновить? Почему бы и нет? С радостью, драгоценный мой друг, с радостью.

Запустив пальцы в его волосы, Роберт запрокинул его лицо, глядя с нежностью в лукавые глаза любимца, а правой рукой выхватил короткий меч и рубанул по открытой шее. Удар был почти без замаха, но нечеловечески мощный. Тело упало, а голову король продолжал держать в руке, и нежное выражение его серых глаз не изменилось.

– Но только посмертно, – с печалью сказал он. Бросив меч на стол, взял кубок, выпил и поцеловал отрубленную голову в губы, перепачкавшись еще стекавшей кровью. Обвел зал похолодевшим взглядом. – Кого еще усыновить?

Присутствующие затаили дыхание и потупились в полном безмолвии. Уронив мертвую голову, глухо стукнувшую о пол, король устремил взор на полуобморочных принцесс.

– Запомните: все блудливые языки, оскорбляющие короля, кронпринца и корону, буду вырывать вместе с головой.

Тогда я не оценила его жертвы. Тогда я еще ничего не знала о любви и не видела, как плакал Роберт, когда хоронил своего любимца.

Король после того пира видеть меня не мог, так и сказал. Но, когда я с радостью предложила отправить меня к матушке, скрипнул зубами и сам отправился куда-то с отрядом стражи, никого не взяв с собой из обычной своры.

Тогда и случилось первое покушение на меня.

Произошло оно в День благодарственных молитв, случавшийся раз в седьмицу. Такое уж чувство юмора у заговорщиков.

Официальная религия Гардарунта, пришедшая в эти земли с Запада, была чужда мне и непонятна, хотя я выучила основные догматы веры в Безымянного бога, отразившегося однажды в мировых водах и наказавшего древних айров за неверие. Он, как утверждали верующие, убил и развеял айров, чтобы освободить землю для нового посева и создать существующий мир. Вот за это деяние его и благодарили люди в тот особый день.

Поклоняться богу-убийце казалось мне странным. Но, как кронпринц, обязана была. Да и мне ли привыкать к лицемерию, если каждый день моей жизни обречен был на сплошное притворство? Следом за королем я посещала молельни, благочестиво осеняла перед трапезой лоб священной водой, а в дворцовом парке под бдительными взглядами придворных делала вид, что читаю жития чудотворцев, в которых сразу заподозрила магов, притворявшихся людьми, как моя матушка. В нашем-то мире гордиться чудесами… Если таков критерий, то и Хелина – не ведьма, а святая.

Помню, когда я первый раз вместе с вейриэнами заявилась в главный храм Безымянного бога, скандал получился изрядный. Все прихожане повалили вон, не дожидаясь окончания службы, а пузатого кардинала чуть удар не хватил. А как же, ни молитва, ни кропление святой водой не подействовали на наглых «дьяволов». Авторитет церкви пострадал, догматы пошатнулись и все такое.

С тех пор мне позволено было совершать молебен отдельно, в крохотной часовне посреди заброшенной рощи, чтобы никто не видел, как туда входит «нечисть».

Эта часовенка и без того не пользовалась доброй славой: поставлена она была в память о жертвах давнего страшного пожара, на пустыре вокруг нее никто не селился, и он буйно зарос молодыми вязами и ракитой с чертополохом. После того, как мы с белыми вейриэнами облюбовали эту часовню, она прослыла в народе как Черная. Неисповедимы пути человеческих ассоциаций.

Напали на нас при выходе, человек двадцать. Богобоязненные это были люди, право же: дали нам очиститься от грехов перед смертью. Даже не профессиональные наемники – сущий разбойный сброд. Оружие плохонькое, рожи пропитые, рваные кольчуги и кожаные куртки вместо лат.