Маятник - Вартанов Степан Сергеевич. Страница 61
— Ты его забудешь.
— Хорошо. — Ромка вытер глаза рукавом. — Спасибо.
— И если уж начистоту, то мы и так не вернули бы тебя домой, дело тут не в Ларе.
— Я понял. Дело в том, что люди… Ну, короче, я понял… А исключений вы не делаете.
— Хорошо.
— А если так, то, может, пусть я все помню?
Снова смех, как шелест серебра.
— Нет. Ты не готов ни к этому, ни к Дан-Дагеш… Ты еще маленький.
— Ничего себе. Как мир спасать, так нормально, а как…
Ромка устроился поудобнее на деревянной скамейке.
— Бестолковый разговор получился.
— Не без этого.
— Все равно спасибо. Это лучше, чем висеть в пустоте. И место красивое… Ох!
— Понял?
— Да, понял. Скажите, а может быть, можно запомнить хотя бы место?
— Лишние переживания.
— Да… — Ромка обхватил руками колени и стал смотреть вниз, на Долину Богов. На бескрайнюю пустыню под обрывом. На маленький кусочек Земли.
— Должен быть способ… — сказал он наконец. — Условие…
— Условие?
— Ну как в «Шреке»: поцелуй принцессы разрушит колдовство…
— Ты хочешь поцеловать принцессу? — удивленно прошелестели колокольчики. — Не рано ли?
— Я не это… Вы же все прекрасно понимаете!
— Да. Хорошо. Вот тебе условие. Попадешь в следующий раз в Дан-Дагеш, вспомнишь.
— Лучше бы я принцессу поцеловал, — пробормотал Ромка.
— Обойдешься. И вообще тебе пора.
— Я готов. И… Спасибо.
Беседка, и долина, и горы — все взорвалось водоворотом черных искр, и Ромка упал вверх, в вихрь, который был небом, навстречу голосу Лара.
— Привет, — осторожно сказал он. — Долго я спал?
— Наконец-то!
— Что значит…
— Я думал, что потерял тебя, вот что это значит. Ты как себя чувствуешь?
— Да вроде нормально. — Ромка открыл глаза и удивленно спросил: — Что, уже вечер?
— Да. Ос вокруг больше нет, я имею в виду в воздухе. Можно вставать.
— Классно.
Ромка поднялся на ноги, подхватил ткань, встряхнул (мало ли что) и привычным движением заткнул ее за пояс.
— Пошли?
— Гару забыл.
— Да, точно. — Ромка подхватил гару и пошел вверх по ущелью, весело ею размахивая. Чувствовал он себя великолепно, впервые за все время своих скитаний он был полон энергии, все тело ощущалось… Живым, вот. Хотелось бежать, вприпрыжку, и только уважение к Лару… Ну хорошо, еще тот факт, что кругом были в общем-то… осы.
— Ты изменился, — осторожно произнес Лар.
— Мне просто хорошо, — рассмеялся Ромка. — Как будто летом в речке выкупался.
— Понятно. Ты хоть помнишь, что там происходило?
— Я даже не понял, где я был. У нас вообще получилось попасть в Дан-Дагеш?
— Я тоже не знаю, где ты был, — вздохнул Лар. — Ты споткнулся на первой дуге и в Дан-Дагеш не попал. Это точно.
Он помолчал.
— Вообще-то считается, что это смертельно. Я думал, что потерял тебя, малыш.
— Я не малыш.
— Так что там было?
— Ну… — Ромка задумался. — Это как будто… Как будто я с кем-то спорил, что ли… Не помню. Лар?
— Что?
— А если кто-то из Великих решит прогуляться в Дан-Дагеш, он тоже должен много лет готовиться?
— Великих? Гм…
— Например, Тран Ситар?
— Думаю, он подчинит Дан-Дагеш себе, — усмехнулся Лар. — Вбухает туда всю мощь клана, скрутит все в бараний рог, посмотрит на обломки и скажет, что ему скучно… Дан-Дагеш — это удел терпеливых. А Тран… Он еще в те годы, что мы были знакомы, слишком полагался на магию. Любой чих — магия.
— Любой? — удивился Ромка. — А… А в туалете?
— По сторонам смотри.
— Я смотрю. А… Лар, а он правда… В туалете… Ну… Магией, да?
— Ромка!
— Не руками, а…
— Нет, ты точно изменился.
— Я стал мудрее?
— Атомные боги, за что мне такое наказание?!
— Я просто, — сказал Ромка, — мне же надо знать своего противника. Правильно? А как это выглядит — золотое сияние или искры? И если искры, то откуда именно?
— Ромка!!!
— Или он заклинание читает? Эш назг дурбатулук… Или пентаграмму рисует? Или она там уже нарисована, а он просто становится в центре, спускает штаны и… Стоп! Если заклинание действительно мощное, то ведь и штаны спускать не надо? Так?
— Вроде не пил…
— Да не помню я, что там было! Лар?
— Что еще?
— Вот Тран Ситар… Ну, ведь магия может все… Да? Вот… он вообще туалетную бумагу использует?
— Лар?
— Ладно, я сам спрошу…
Хотя снизу казалось, что перевал невысокий, у Ромки полночи ушло, чтобы подняться наверх. Лар утверждал, что это последний перевал, а за ним начинается Золотая Степь, места обжитые, покрытые сетью дорог, — словом, такие, где можно купить, взять напрокат или украсть гоночный болид, раз уж Ромке так нравится это средство транспорта и не нравится Ларова идея автостопа. Еще Лар рассказывал, что степь безумно красива. Помнится, Ромка неосторожно высказался, что, мол, предпочитает горы плоской и скучной равнине, и получил в ответ лекцию. О том, как ветер гонит волны по золотистой — отсюда и пошло название — траве, о том, как пахнут степные цветы, как горькой ноткой вплетается в этот запах полынь, как дрожит над землей воздух, нагретый солнцем, и как весной вся земля покрывается ковром из тюльпанов, а ближе к лету — из диких маков. Похоже, у Лара со степью были связаны приятные воспоминания.
— Вот ты какая, Золотая Степь, — задумчиво произнес Ромка.
Была ночь, где-то в районе полуночи, по Ромкиным ощущениям. За спиной был перевал, с осиными гнездами, впрочем, здесь, наверху, гнезд тоже хватало. Также за спиной, но справа и слева возвышались горы, полная луна освещала их, и зрелище, если честно, было совершенно волшебным.
А впереди и внизу, залитое лунным светом, было море, бесконечный песчаный пляж, белый в ночном свете, и невысокие волны, бегущие к берегу.
— Здесь не было моря, — сказал, наконец, Лар.
— Зато сейчас здесь нет степи, — отозвался Ромка. — Что будем делать?
— Лети вниз и вправо, как можно дальше вдоль берега.
Ромка привычным усилием заставил свою недавнюю палатку поднять его в воздух и заскользил вниз, уходя вправо, над кустарником, ульями и бегущими вниз по склону мелкими ручейками.
— Зачем мы движемся вправо? — поинтересовался он через несколько минут.
— А головой подумать? — Ромкин внутренний демон явно был не в настроении.
— Ну… Берег везде одинаков. Мы… А! Я понял! — воскликнул Ромка. — Мы уходим от перевала. А осы едят птиц, значит, чем дальше от перевала, тем меньше должно быть ульев. Так?
— Да. Вот только никто не мешает одной глупой осе улететь в сторону и основать там улей. А на тебя, к сожалению, одного улья хватит, — сказал Лар. — Да что там! На тебя хватит одной такой осы, ну, двух. Ладно, трех, но это с гарантией.
— Да, — согласился Ромка. — Пожалуй. Значит… Значит, днем летать нельзя?
— Не то чтобы нельзя, но опасно.
— До берега тогда и пешком вдоль воды?
— Вдоль воды тоже можно много кого встретить, — вздохнул Лар. — Снова мы влипли.
— Да ладно. Ну съедят… Выход все равно найдется.
— Ты что, все-таки перегрелся?
Пришлось рассказывать анекдот, тот самый, про «даже если вас съест лев, у вас все равно есть два выхода».
А потом они увидели корабль. Собственно, корабль они видели с самого начала, но с перевала, под тем углом непонятно было, что это такое: то ли волны блестят в свете луны, то ли скала такая.
Корабль был… Ромка живо вспомнил картины Сальвадора Дали, мама очень любила этого художника, и соответственно, у них с Петькой не было выбора. Так вот, Дали, если бы нарисовал разбитый парусник, сделанный из хрусталя и нержавеющей стали, то получилось бы именно это. Лунный свет. Мачты, тонкие и какие-то… Граненые, что ли? Не круглые, это точно. Снасти — тающие в воздухе тросы, какие-то плоскости. Остатки двух палуб, остатки бортов — все блестящее, местами прозрачное. Обломки, разбросанные вокруг. Ах да! Сам корабль лежал наполовину погруженный в прибрежный песок, вода едва до него доходила.