Черные Земли - Фридман Селия С.. Страница 35
Охотник едва слышно прошептал:
– Звезды исчезли.
Дэмьен, резко вскинув голову, посмотрел на небо. Звезды действительно исчезли – и редкая россыпь прямо у них над головой, и массивное скопление ближе к линии горизонта. Это означало, что до восхода Коры остается менее трех часов, что, в свою очередь, означало, что скоро встанет солнце. Слишком скоро.
– Вам пора.
Охотник кивнул.
– А куда? Вы уже что-то нашли?
– Земля здесь сплошь изрыта трещинами и воронками, наверняка должно найтись что-то и под поверхностью. Постараюсь держаться от вас поблизости.
Дэмьен вновь посмотрел на него. Вспомнил ночь в стране ракхов, когда Таррант оставил их, а потом так и не вернулся. Ночь, когда враг взял его в плен.
– Будьте осторожнее.
Таррант кивнул:
– А вы устроите лагерь здесь?
Дэмьен поглядел на скелет, и его бросило в дрожь:
– Нет. Не здесь. Мы пройдем чуть дальше на юг. Отойдем от… этого. – Он пристыженно замолчал. – Я понимаю, что это звучит глупо…
Охотник вяло усмехнулся:
– Никаких объяснений.
Он не сразу вошел в перевоплощение, но сначала Затемнил происходящее. Затемнил тщательно, – но такое сложное Творение, как Превращение, и требует особо тщательного Затемнения. И лишь создав Затемнение, он позволил земной Фэа овладеть собой, и перевоплотился в существо, способное отыскать прибежище от дневного света в здешних условиях. Только так.
Со вздохом Дэмьен расстегнул ножны и высвободил меч, готовясь схватиться с любыми порождениями Фэа, решившими использовать эти последние минуты тьмы на то, чтобы разобраться с чужаками, забредшими в их владения. В местечке вроде этого порождения Фэа наверняка жутко голодные. Голодные и готовые от отчаяния на все. Схватка с такими тварями, если таковая состоится, не больно-то радовала его.
– Ну, пошли же, – пробормотал он. – Подыщем место для лагеря и объявим день ночью.
«И выставим караул, – подумал он. – Это уж непременно. Потому что одному Богу ведомо, что за тварь убила здесь нашего предшественника. И в каком образе эта тварь является».
Взвалив пожитки на спину, Дэмьен повел своих спутниц вперед.
10
«Огонь. Поднимающийся из самых глубин земли, облизывающий своими языками стены пещеры. Взлетающий в узком ущелье до самого верха и только там теряющийся в расщелинах скал. Зной, невыносимый зной, расплывающиеся контуры, неузнаваемые формы. Человеческая рука, вцепившаяся в прут железной решетки. Ледяной меч, брызжущий серебряным пламенем. Человек – или демон, который некогда был человеком, – заживо пожираемый адским пламенем, но даже в этом огне стремящийся вырваться из его вечного круга…
Он попытался проползти чуть вперед, но там было невыносимо жарко. Попытался дотронуться до этого воплощения дьявола – до своего врага, до своего союзника, – но пламя уже расплавило его плоть, и он понял, что опоздал, мгновение упущено, битва проиграна, Враг одержал победу…
« Нет!» – вскричал он. Он отказывался смириться с поражением. Рук у него уже не осталось, они расплавились, но он, орудуя одними культями, все-таки проталкивает все тело вперед, дюйм за дюймом, в невыносимый жар, в пламя…
В самое пламя, в его огненно-белые языки…
Человеческое лицо, глаза как у насекомого
Сплошные
Ослепительные
Смеющиеся…»
Дэмьен проснулся внезапно, его лицо было залито потом, все тело сотрясала дрожь. Какое-то время он не мог собраться с мыслями или хотя бы понять, где находится. Любая мысль погружалась во мрак и исчезала там, а ему оставалось лишь провожать ее, ожидая, пока не появится следующая.
«Все это мне приснилось.
Подземное пламя.
Плен Тарранта.
Калеста».
Доведя сознание происходящего до этой точки, он закрыл глаза и, чувствуя глубочайшее изнеможение, сделал вдох. Как трудно оказалось думать! Все его существо рвалось обратно – погрузиться в беспамятство и в неведение, отдохнуть… Но он слишком долго странствовал по свету и претерпел в ходе странствий слишком многое, чтобы не почувствовать опасности, заключающейся в подобном подходе, поэтому он отмахнулся от этого желания, как от морока. Тело вновь задрожало, когда он принялся припоминать, кто он такой, где находится и что ему нужно делать. Каждая мысль давалась как вражеский редут. Как будто в мозгу у него расцепили какую-то жизненно-важную взаимосвязь, – расцепили или как минимум ослабили, и теперь он перестал воспринимать самые элементарные факты. Его охватила паника, пульс бешено заколотился. Что стряслось? В чем дело? Чем он занимался, когда все это началось? Он понимал, что последний вопрос играет решающую роль в деле выживания, что ему необходимо определиться в пространстве и во времени, потому что иначе…
Иначе…
Что?
Он чувствовал, как пот – теперь уже холодный – затекает ему на затылок, под воротник. Где он находится? Что он сейчас должен делать? Он отчаянно пытался вписать себя хоть в какой-нибудь контекст. Образы приходили к нему, подлетали и отлетали, подобно бесплотным порождениям Фэа. Они с Хессет и с девочкой… встали лагерем в Избытии… поставили палатку, поели… над землей забрезжила заря… началась первая стража…
Он судорожно разинул рот, как будто его сильно – и внезапно – ударили.
Первая стража!
Девочка и ракханка ушли спать, устроив себе гнездышко из одеял. А он присел наземь и прислонился к дереву, охраняя их сон. Этот процесс был столь знаком ему, что уже превратился во вторую натуру. При возникновении малейшей опасности он окажется при оружии и наготове. Он расслабился, впав в привычное состояние тревожного бодрствования…
И уснул.
Его объял страх, холодный и острый. Никогда за всю свою жизнь он не засыпал, стоя на часах. Даже когда ему доводилось странствовать в одиночку и он спал такими крошечными урывками, которые и сном-то нельзя было назвать. И даже когда усталость свинцовой плитой опускалась ему на грудь и слипались глаза, – даже в такие минуты он не засыпал, потому что ему нельзя было засыпать, потому что странствовать в этом мире следует только в состоянии бодрствования, а подкормиться спящим всегда найдется слишком много желающих.
И вот он уснул.
Уснул!
Когда и как такое случилось?
Он заставил себя открыть глаза и подняться на ноги, его рука сама потянулась за мечом. Или, по крайней мере, ему хотелось, чтобы так оно и было. Потому что, хотя глаза его открылись и правая рука дернулась, тело осталось парализованным. Как будто рассекли нить, связующую мозг с телом, и его конечности больше не повиновались ему.
Он вспомнил свой сон о Черных Землях и чудовищный страх, испытанный в этом сне. И все же тот страх был ничтожен по сравнению с паникой, охватившей его сейчас, когда он в полной мере осознал собственную беспомощность. Ни природа, ни колдовство не делают ничего бесцельно, напомнил он себе, и это означало, что его беспомощность кому-то для чего-то понадобилась, кто-то, возможно, собрался полакомиться его беспомощностью. Или же им самим.
Загнанный в ловушку бессильного сознания, Дэмьен попытался заставить тело подчиниться мозгу. Каждая подобная попытка оказывалась трудной, более того, мучительной. Куда проще было бы сдаться, отдохнуть, позволить теням сделать с ним все, чего им захочется… Но не могло быть и речи о том, чтобы сдаться, ни в коем случае. Слишком многое он успел сделать и слишком многое повидать, чтобы мысль о бесславной сдаче задержалась у него в разуме дольше чем на мгновение. Разделив свою волю на тысячи отдельных импульсов, он принялся посылать их по одному в тело, требуя, чтобы оно подчинялось этим призывам. И один импульс вслед за другим оказывался потраченным втуне. Он чувствовал, как лихорадочно дрожит его тело, когда он пытается волей воздействовать то на руку, то на ногу – на что угодно! И эта дрожь внушала кое-какую надежду. Если он чувствует свое тело, значит, наверняка сможет и управлять им! Но одно усилие вслед за другим заканчивалось неудачей – сокрушительной неудачей, – и в конце концов он развалился на земле, обессиленный, парализованный, не способный на дальнейшее сопротивление.