Черные Земли - Фридман Селия С.. Страница 40

– Усталость. – Холодная рука исчезает, а мягкие и деликатные остаются. – Усталость, обезвоживание, ушибы и порезы… а в остальном все в порядке. Ему нужны соль, вода и сон. Именно в таком порядке.

Мягкие руки исчезают. Мягкие шаги удаляются.

На мгновение наступает тишина.

– Я побуду на страже, – говорит Таррант. Слышен шорох; кто-то роется в их пожитках. Хессет? – А вы поспите.

Ему с трудом удается заговорить членораздельно. Язык распух и словно раскален.

– А если нападет Принц?..

– Не нападет. Нынче ночью не нападет.

На язык ему что-то кладут – что-то маленькое и соленое. Ледяные руки помогают ему приподняться и выпить из чашки, которую подносят прямо ко рту; его поддерживают, не давая откинуться наземь. Он выпивает достаточно, чтобы проглотить таблетку, – и хочет остановиться, хочет поберечь драгоценную воду, но ее продолжают держать у губ – и он пьет, и пьет, кажется, без конца.

Сильные руки осторожно опускают его наземь. Под голову подкладывают что-то мягкое – что-то сложенное несколько раз, чтобы послужить подушкой. Его накрывают мягким шерстяным одеялом, спасая от ночного холода.

– Упрямый вы человек, Райс. – Голос Охотника звучит на диво мягко. – Но и по-настоящему храбрый. А это редкое сочетание.

Он слышит, как Охотник поднимается на ноги. Чувствует, как тот стоит, разглядывая его. Всматриваясь в него одному Богу ведомо с какой целью.

– Будем надеяться, что этого хватит, – говорит Владетель.

11

Согласно воззрениям богословов Ад Единого Бога представляет собой воистину чудовищное место. Настолько чудовищное, утверждают они, что если собрать воедино все ужасы, наличествующие во вселенной, и умножить их в тысячу раз, то полученная комбинация покажется слабой свечой по сравнению с адским пламенем.

«Короче говоря, – подумал Дэмьен, – в Аду, должно быть, хуже, чем в Избытии. Но не намного».

Он проснулся вскоре после рассвета; во рту у него пересохло, голова трещала, а тело изнывало от боли в десятке мест сразу. Через какое-то время он все-таки решил испытать мышцы – и обнаружил, что они кое-как шевелятся. По сравнению с тем состоянием, в котором он проснулся в прошлый раз, это само по себе было чудом.

Ему удалось откинуть одеяло, а затем даже подняться на ноги. Глазам потребовалась примерно минута, чтобы привыкнуть к утреннему свету: ослепительно желтому на востоке, прохладно белому – прямо над головой. Часть небес вокруг Коры отличалась причудливо зеленым цветом; он вспомнил, что ему однажды уже довелось наблюдать такое, но так и не смог припомнить, где и когда. Ноги работали, но вот координация оказалась нарушенной, и несколько минут ему пришлось простоять на месте, восстанавливая чувство равновесия. И лишь когда Дэмьен решил, что может идти, не рискуя упасть, он отправился в середину гранитного островка в поисках своих спутниц.

В самой середке их скалы торчал небольшой каменный столбик, на нем и сидела сейчас Хессет, положив рядом с собой свое странное северное заряженное оружие. Поглядев на ракханку – с навостренными длинными ушами, слабо поблескивающими щетиной, и глазами золотыми, как сама Кора, – можно было легко позабыть о ее человекоподобии и увидеть настороженную хищницу, чужеродную хищницу, руководствующуюся лишь инстинктом выживания и ориентирующуюся по запахам, подобно четвероногим обитателям лесов. И священник мог только порадоваться, что Хессет здесь и что все ее звериные инстинкты задействованы на его стороне.

– Доброе утро, – не без труда произнес он, медленно приближаясь к несшей караул ракханке. Во рту у него стоял такой вкус, словно он всю ночь жевал каменную крошку.

Столбик был примерно десяти ярдов в поперечнике и трех футов в высоту; не лучшая наблюдательная точка, конечно, но другой на гранитном островке просто не было.

Хессет посмотрела на него – наполовину с улыбкой, наполовину с гримасой. Смысл гримасы не оставлял сомнений.

– Что-нибудь видишь?

Она шумно потянула носом.

– Чую.

– Черт побери. – Дэмьен пошевелил руками, болели они чудовищно. – Зверь, ракх или человек?

Она покачала головой:

– Еще не знаю.

Опасность. Это могло означать только одно: опасность. Черт побери, неужели нельзя было подождать с этим хотя бы денек? Чтобы все они оправились от ран?

– Ну, так что думаешь?

Хессет задумалась:

– Зверь. Похоже на то. – Она вновь подставила лицо ветру и сделала глубокий вдох – ртом и носом одновременно. Щетина на шее золотилась под ветром. – Но откуда ему здесь взяться! Здесь вообще никого быть не должно.

– Йенсени говорила, что в Избытии водятся какие-то зверьки.

– Йенсени говорила, что они грызут деревья, – напомнила Хессет. – Но на деревьях, мимо которых мы проходили, я не видела ничьих следов зубов. Никаких.

Дэмьен попытался вспомнить, но волна отвращения захлестнула его при одной мысли об этом. На мгновение ему показалось, что его сейчас стошнит.

– В самом деле, – пробормотал он наконец. – Я тоже не припоминаю ничего такого.

Срабатывал ли страх, испытываемый им перед деревьями, или какой-нибудь защитный механизм, выработанный его телом, но он действительно не мог ничего вспомнить. Или Таррант каким-то образом стер это у него из памяти, пока он спал.

«Но если так, то он заменил бы эти воспоминания чем-нибудь более приятным», – подумал Дэмьен.

С тяжким вздохом он повернулся в ту же сторону, что и Хессет, и тоже попытался что-нибудь учуять, но несовершенное человеческое обоняние не предоставило ему такой возможности. В конце концов, изрядно раздосадованный, он осведомился о девочке:

– Как она?

– Жива. Но не более того. Я покормила ее на рассвете. Она была не в себе. По-моему, она видела во сне что-то страшное.

«Да уж. И, готов поклясться, дело тут не только в деревьях. В первый раз, когда Таррант поработал надо мной, мне тоже потом приснились жуткие кошмары».

И вдруг Дэмьен почувствовал страшный голод. Он поглядел на палатку.

– Она спит?

Ракханка кивнула:

– Если не ошибаюсь, спокойным сном. Может быть, впервые за всю ночь.

– Я ее не потревожу.

И священник побрел туда, где Хессет разложила припасы и снаряжение. Учитывая врожденную страсть ракханки к чистоте и порядку, тот хаос, в котором сейчас находились их вещи, свидетельствовал красноречивее всяких слов о ее собственной усталости. Еды слишком мало, заметил Дэмьен, бурдюки с водой неутешительно худые. В аптечке он разыскал витамины и проглотил парочку таблеток, гадая о том, какова их калорийность. Можно ли прожить на одних таблетках, если пища кончится, или дело сведется к интоксикации минеральными солями? Что ж, даже если так, совершенно не обязательно волноваться из-за этого заранее.

Он свел завтрак к минимуму, но и этот минимум изрядно сократил остававшиеся у них припасы. Должно быть, удирая от деревьев, они в спешке бросили на том месте слишком много еды. Черт побери… Оставалось надеяться на рыбу, которая может водиться в реке, или хоть на какую-нибудь съедобную зелень. Необходимо разжиться чем-нибудь, если они собираются добраться до страны ракхов, – чтобы прийти туда не полными дистрофиками.

Он вновь посмотрел на восток – туда и глядела Хессет – и подумал: «По меньшей мере, если там и впрямь бродит какой-то зверь, то у нас есть шанс разжиться мясом. Конечно, если нам удастся убить его, – трезво одернул он себя. – И если он сам не убьет нас…»

По камню заскрипела кожаная обувь: Хессет спустилась со своей наблюдательной вышки.

– Тоже хочешь позавтракать?

– Да нет. – Оглянувшись, она сгребла остатки съестных припасов в кучу и неуверенными руками принялась упаковывать их в мешки. – Похоже, нас ждут неприятности.

Дэмьен отложил фляжку, из которой только что пил.

– Зверь рядом?

Ракханка растерянно посмотрела на него.

– Не исключено. – И вновь принялась складывать припасы. – Запах исчез. Сперва пошел прямо на нас, а потом исчез. Как-то вдруг.