Черные Земли - Фридман Селия С.. Страница 45

…и полетела в бездну.

Дэмьен метнулся к самому краю пропасти, пытаясь задержать ее. Но ветки хлестнули ему по лицу, а Хессет камнем полетела вниз, ударяясь о каменные уступы. На мгновение в непроглядных глубинах вспыхнуло радужное сияние – и Дэмьен решил было, что ракханка во имя собственного спасения прибегла к приливной Фэа. Но радужное сияние тут же исчезло, и вновь наступила кромешная тьма, из которой доносились вопли умирающих зверей.

«Нет. О Господи, нет. Только не ее. Прошу Тебя».

Боль железным обручем сдавила ему живот, когда он собрался с силой, решив прибегнуть к земной Фэа, чтобы Высветить дно пропасти. Его руки, липкие от крови, намертво вцепились в край над самой бездной, пока он – за разом раз – повторял ключевые слова заклятья. В конце концов – в ответ на его заклинания – возникло слабое свечение, а когда Дэмьен почувствовал, что рядом с ним упала девочка, когда он услышал ее плач, волшебный свет озарил всю пропасть и позволил им увидеть, что там творится.

Тела. Повсюду. Черные чешуйчатые туши вперемешку со сломанными ветвями и обломками ствола; куски розового мяса среди камней… Священник отчаянно всматривался в эту кашу, выискивая взглядом тело Хессет, пока наконец не обнаружил его на остром камне, остановившем падение. Вокруг было слишком много крови, и определить, где именно она ранена, было невозможно, но немыслимый угол, под которым была вывернута ее шея, и жуткий изгиб спины не оставляли сомнений в непоправимости случившегося.

Горе охватило Дэмьена с такой силой, что он потерял контроль над Творением, и свет погас. Вновь пала тьма. Тьма и смерть…

– Нет! – закричала девочка.

Она подскочила к самому краю, словно сама решила броситься в пропасть, но Дэмьен сгреб ее сзади за ворот и оттянул от бездны.

– Нет!

Ничего не соображая, Йенсени принялась вырываться у него из рук, как будто сражалась не со своим спасителем, а с самой Смертью. Фрагменты радужного сияния вились вокруг нее, пока она взывала к Хессет, произнося слова, которых Дэмьен не понимал, – неужели по-ракхански? Она была вне себя, она билась в истерике. Дэмьен кротко сносил все это. Она горевала сейчас за них обоих, оплакивая ужас утраты, и справлялась с этим лучше, чем удалось бы ему.

Хессет. Ее не стало. Она погибла в Избытии. Она сражалась бок-о-бок с Дэмьеном так долго, что он просто не мог представить себе, что этого больше не будет. В конце концов и у него побежали слезы, словно он только сейчас осознал тяжесть утраты. На мгновение он даже позавидовал Йенсени – она в своем возрасте имела полное право горевать неистово и самозабвенно, тогда как он чувствовал себя вправе всего лишь понурить голову и позволить паре слезинок сбежать по щекам.

Какое-то время спустя девочка утихла и, всхлипывая, опустилась на колени. Тогда священник привлек ее к себе, нежно обнял. Сперва она было воспротивилась, но затем отчаянно приникла к нему, зарыла лицо в его окровавленную рубаху и горестно застенала. Неужели от нее до сих пор едва заметно пахнет погибшей ракханкой? Дэмьен, опустив голову, принюхался к ее волосам и сам на долгое время затих. Теперь они остались в Избытии одни-одинешеньки.

В конце концов боль в плече и свежие раны на животе напомнили ему о том, что надо идти дальше. Со всей нежностью, на которую он был способен, Дэмьен прошептал:

– Йенсени, мы не можем оставаться здесь.

Девочка отпрянула от него, ее личико скривилось от ярости.

– Но мы не можем оставить ее там!

– Йенсени, прошу тебя!

– Не можем!

Он отодвинул ее от себя на расстояние вытянутой руки с тем, чтобы она волей-неволей смотрела прямо на него.

– Йенсени, послушай меня. Хессет больше нет. – Он проговорил это со всею возможной мягкостью, и все же эти слова доставили им обоим жгучую боль. Он видел, как отчаянно заморгала девочка, когда он произнес эти слова, как замотала головой, категорически отказываясь смириться с самим этим понятием… но, разумеется, она все понимала. Конечно же понимала. – Ее душа теперь свободна. Все, что осталось там, внизу, – это всего лишь пустая оболочка. А то, что любило тебя, и то, что любила ты… оно теперь воссоединилось с ее народом. То, что ты видела там, внизу, это всего лишь… сосуд. Она в нем больше не нуждается.

– Она нас оставила, – хрипло выдохнула девочка. – Она нас оставила.

– О Господи. – Дэмьен вновь привлек ее к себе и прижал как можно плотнее – так, чтобы не оставалось и щелки, в которую могли бы проникнуть горе, одиночество или любые другие источники темных страхов для этой исстрадавшейся юной души. – Она не хотела уходить, Йенсени. Она пыталась защитить нас. Она не хотела причинить тебе боль, вот уж чего она не хотела ни в коем случае! – Он стряхнул с глаз набежавшие слезы, погладил ее по волосам. – Она очень любила тебя, – прошептал он.

И внезапно на него накатила страшная слабость. Священник заставил себя оттолкнуть девочку и какое-то время просто просидел на месте, борясь с обмороком. Затем, когда мир вроде бы обрел привычные очертания, расстегнул рубаху. Грудь и живот под кровавыми тряпками, израненные и исцарапанные, самое меньшее, в десятке мест, были буквально залиты кровью, кровь натекла и в штаны. И словно в подтверждение тому, что он только что увидел, на него нахлынула новая волна боли – причем с такой силой, что он, не удержавшись, сложился пополам. Его вырвало.

– О Господи…

Он попытался провести Исцеление, чтобы затянуть свои раны, однако Фэа, пропитанное кровью, ускользало и не отвечало ему. Он кое-как продышался и совершил еще одно Творение – и на этот раз оно не осталось безответным. Он почувствовал, как все тело зачесалось под прикосновением земных потоков, как начали закрываться и срастаться поврежденные клетки, как пошла на убыль боль. Когда он закончил, осталась лишь легкая ломота в груди – слабое, слава Богу, совсем слабое эхо недавних мук. И пустота, которую не могло Излечить никакое Творение.

Девочка следила за ним широко раскрытыми испуганными глазами. По крайней мере, наконец успокоилась. Как будто зрелище того, как затягиваются его раны, вернуло ей душевный покой.

«Она ведь могла потерять нас обоих, – подумал он. – И возможно, именно это ее и потрясло».

– Пошли, – прошептал он. – Нам пора в путь.

Помогая девочке подняться на ноги, он старался не думать о Хессет. Старался не думать о том, как подвижна и энергична была она всего какой-то час назад. И какой она проделала путь – неужели только затем, чтобы здесь ее прикончили эти твари? – и как погибла она буквально в нескольких шагах от победного финиша. Он старался не думать обо всем этом, потому что иначе глаза его наполнялись слезами, горло неимоверно саднило, и ему даже становилось трудно идти. А им надо было идти во что бы то ни стало, и ему самому, и девочке. Иначе они станут беспомощной добычей деревьев.

Мили. Часы. Он применил Поиск и обнаружил еще один гранитный островок, но никакое колдовство не перенесло бы их туда, так что приходилось идти самим. Он заставлял себя делать шаг за шагом – и лишь когда девочка слишком уставала, или пугалась, или горевала, чтобы идти, они устраивали короткий привал – именно короткий, чтобы не попасть во власть к деревьям, – и выпивали по нескольку глотков из своих стремительно сокращающихся припасов или съедали по нескольку кусков всухомятку. И еда была совершенно безвкусна. Казалось, гибель Хессет убрала из мира все краски, все запахи, все вкусовые ощущения. Они шли по черной земле под серым небом – и даже когда приливное Фэа время от времени собиралось вокруг Йенсени и лепило перед ней образ ракханки, сам этот образ оказывался соткан из бесцветного тумана и пара.

Уже сильно заполдень они вышли к новому гранитному островку. Этот островок вздымался из базальтового моря под таким крутым углом, что им пришлось обойти вокруг, прежде чем они отыскали более или менее сносный подъем. Собственно говоря, это была не столько тропа, сколько достаточно пологая, осевшая слоями стена, которую в случае крайней необходимости можно было использовать в качестве лестницы.