Natura bestiarum.(СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz". Страница 35

— А как еще их можно применить, такие способности? — возразил тот, отирая взмокший лоб ладонью, и, прокашлявшись, уточнил: — И как такое чудовище может спорить с собственной натурой?

— Поверь, может. Обычные люди, Максимилиан…

— Макс.

— Макс. Обычные люди, Макс, ведь тоже не добродетельные создания, и в душе многих из нас зреют помыслы, которые, будучи воплощены, немногим отличались бы от того зла, что вершат всевозможные ликантропы, стриги, ведьмы и прочая. Мало ли, кому и чего может пожелаться, что может вообразиться в мыслях; мы запрещаем себе это делать, вот и все — запрещаем, порою продолжая желать. Такой, как наш непрошеный сосед, осознающий себя, понимающий, что делает — и он тоже способен при желании остановить себя, запретить себе; его вина не в том, что часть его природы отлична от людской, а в том, что он избрал потакание этой природе, а не подчинение ее себе. Ян спросил, верю ли я в раскаявшегося стрига; верю. Видел. Посему знаю доподлинно: все в их руках. Так же, как все в руках убийцы, грабителя, вора, мошенника и прочих многообразных представителей преступного мира.

— У вас все так просто, — невесело усмехнулся тот, и Амалия нахмурилась, подтолкнув его в плечо:

— Максимилиан!

— Все непросто, — согласился Курт. — Спорить с собою всего трудней. Я по себе это знаю. Однако человек, Макс, может все. И подчинить себя себе тоже; именно поэтому на суде не будет аргументом защиты тот факт, что в нашем приятеле где-то в глубинах души и тела дремлет зверь. Он сам теперь пробуждает этого зверя и, похоже, не особенно печалится по этому поводу.

— На суде? Вы намерены… что ж — арестовать его, майстер инквизитор? Взять живым?

— Это в идеале, — кивнул он. — Разумеется, я не стану бегать вокруг него с кандалами, пока он будет кого-то… гм… но если выпадет возможность — да, сущность моей работы заключается в том, чтобы брать подобных личностей живыми.

— Для чего? Зачем суды, если все и так ясно, если ему все равно смерть? Не проще ли убить такую тварь на месте?

— Максимилиан! — снова одернула его мать с явственным ужасом в голосе. — Прекрати.

— Почему же, — остановил ее Курт, — интерес вполне понятный… Затем, Макс, что от нашего знакомца, к примеру, можно будет узнать много интересного. Скажем, о его собратьях, которые в эти несколько ночей, быть может, занимаются тем же самым где-нибудь на другом конце Германии. Это первое и самое очевидное. А кроме того, на пороге смерти люди, бывает, меняются.

— А вы показались мне реалистом, майстер инквизитор, — тихо вымолвил фон Зайденберг, разомкнув губы впервые с начала беседы. — Не думаете ж вы, что чудовище может и впрямь раскаяться.

— Какие только чудеса не случались в моей практике, — возразил он, и рыцарь недоверчиво покривил губы. — Но скажем так: моя работа, моя обязанность — предоставить такую возможность; что будет делать осужденный с отведенным ему временем — его личное дело.

— Ван Аллен с вами не согласится, — заметил Хагнер-младший убежденно. — Он будет за то, чтоб убить тварь. Не станете ж вы драться с человеком, чтобы сохранить живым зверя?

— А знаете, майстер инквизитор, — осторожно вклинился Альфред Велле, — боюсь, и я буду на его стороне. Положим, случилось чудо, и вам удалось взять вервольфа живьем; так ведь это опасно — держать его тут, неужто сами не понимаете? Это не кобыла, которая, Бог дал, стоит себе тихонько, ест да гадит; а железных кандалов при вас, я так мыслю, не имеется.

— Утешьтесь, — отмахнулся он, — это рассуждения больше отвлеченные; убежден, что наш сосед не предоставит нам возможности себя взять, и спорить будет просто не о чем.

— А если все же? — настойчиво спросил Хагнер, и мать потянула его за рукав:

— Не цепляйся, Максимилиан, и довольно, в конце концов, говорить об этом. Уходи в постель, тебе надо лежать.

— Я в порядке.

— У тебя жар, и ты не в порядке.

— Послушай мать, — посоветовал Бруно; Курт наставительно кивнул:

— Хороший совет. К слову, совет этот касается каждого: передохните, соберитесь с духом и силами, и приступим к пополнению наших запасов. Прилягу на час, — сообщил он помощнику, поднимаясь. — Ты за главного. На улицу ни шагу. Никому.

Глава 8

Второй день осады истек столь же уныло, сколь и первый, наполненный все теми же однообразными заботами. Отличие было лишь в том, что в этот раз Хагнер не сидел у стены, наблюдая за монотонными перемещениями взрослых, а пребывал в комнате с матерью, сегодня тоже не участвовавшей во всеобщей мобилизации сполна. К вечеру, когда сгущающаяся темнота прервала тихую суету, парнишка спустился в трапезный зал и, сторонкой обступив так и не отмывшееся темное пятно на полу, уселся за стол, так же, как и прежде, уронив голову на руки и не глядя по сторонам.

— Ему хуже, — заметил Бруно тихо, пристроившись к своему традиционно постному обеду. — И сомневаюсь, что в запасниках нашего хозяина отыщется что-то вроде целебных сборов. А больной ребенок в нашем положении — лишняя проблема.

— Я в ужасе, — отметил Курт с рассеянной усмешкой. — Ты подумал не только о сострадании и человеколюбии, но и о практичной стороне дела. Видно, я впрямь плохо на тебя влияю… Ты нынче в должности помощника, жалованья не тратишь и презренным металлом оброс непомерно; будь последователен в своих убеждениях, потраться и попроси владельца установить печь в их комнате.

— Уже попросил, — отозвался тот, и Курт запнулся, глядя на помощника удивленно. — Поставили сегодня утром, пока ты спал. Не знаю, что еще я могу сделать.

— Проставься парню. Прогреется по самые косточки. А учитывая, что прежде матушка наверняка не позволяла ему злоупотреблять, наутро он и думать забудет о любой простуде.

— Не люблю смотреть, как умирают дети, — тихо выговорил Бруно; он тяжело вздохнул:

— Сколько лет прошло; уж должно было изгладиться.

— Такое — забыть?.. Хотя, чему я удивляюсь. Надеюсь, тебе меня и впредь будет не понять.

— Парень не при смерти, — уже серьезно заметил Курт. — Переболеет, прокашляется и пойдет себе дальше. Déja-vu ложное. И при нем такая радетельная наседка; думаю, если ситуация станет критичной, она первая всех поставит на уши. Думай о другом: грядущая ночь — ночь полной силы нашего соседа. Что он может выкинуть, учитывая это?

— Мне почем знать? Ты знаток.

— Брось, — покривился Курт. — Выделываюсь перед Яном. Все, что я об этом знаю — знаю от парней из зондергруппы; а что знают они? Да почти ничего. Один ликантроп, попавший в руки Конгрегации еще до создания всяких групп, о своих ничего не знал и вообще полагал, что он такой один во всей Германии, а то и на белом свете. Второй прожил час и отдал душу. Все, что удалось от него за этот час услышать, имело к делу слабое касательство; да и к цивильному языку вообще. И оба они были из тех самых, классом пониже, из тех, кто не оборачивается в полноценного волка. Что в активе нашего приятеля, я понятия не имею. Быть может, в ночь своей полной силы он войдет действительно в силу — банальную, физическую, когда сможет попросту наподдать в дверь и вынести ее напрочь.

— Переломи гордыню и спроси у Яна, — посоветовал помощник наставительно; он отмахнулся:

— Гордыня ни при чем.

— Так в чем дело?

— Ян спокоен, — пояснил Курт, кивнув в сторону улыбающегося охотника, пристроившегося за один стол с обманутой возлюбленной. — Не дает особых указаний, не призывает готовиться к чему-то особенному, не паникует, не суетится, не проявляет усиленного внимания к мерам безопасности, а стало быть, либо он и сам не знает, чего ждать, либо ждать нечего. «Полная сила», сказал он, означает наибольший контроль над собой и более плотное слияние со второй сущностью. Возможно, это всё.

— В таком случае, ты напрасно паришься: ничего нового не случится. Все то же.

— Все то же, — рассеянно кивнул он, оглядывая Хагнера-младшего, так же, как и утром, сидящего молча, глядя в стол. — А парню ведь совсем нехорошо, а?