Пожиратели душ - Фридман Селия С.. Страница 29

Успокоенный этим простым объяснением, я направил туда коня, желая рассмотреть любопытную диковину поближе, – и тут ощутил то самое, что ожидал прежде. Боги коснулись моей души, но слабей, чем обычно. Слабей, чем следовало.

Не могу описать тебе страх, охвативший меня в то мгновение. Если это в самом деле Копье, чем объяснить недостаток его Силы? Я снова послал туда коня, и на этот раз он уперся. Мне пришлось спешиться, но все же… он бесновался не так, как полагалось бы животному рядом с Гневом. И это тоже был дурной знак.

Ступая по мерзлой земле, я наконец испытал Гнев Богов в полной мере. Ах, Гвин, ты не знаешь, что это такое – оказаться там без всякой чародейской поддержки! Самое малое понятие, которое я могу тебе дать, – это буря, да такая, что ты едва держишься на ногах. При каждом твоем шаге вперед тебя отбрасывает на два назад. Гнев по самой природе своей гонит от себя все живое. Но, несмотря на ужас, наполнивший мое сердце, я знал, что должен идти вперед, чтобы по мере сил разобраться во всем и доложить ордену.

Гвинофар кивнула как зачарованная. В юности она тоже пыталась приблизиться к древним скалам, но зловещая сила Гнева обратила ее в бегство, как испуганную лань. Позднее, участвуя в ежегодном жертвоприношении как дочь лорда-протектора, она в окружении магистров сумела продвинуться несколько дальше, но даже магические обряды не защищают полностью от мощи богов. Ей помнилось, как она дрожала, желая от всей души, чтобы ритуал поскорей завершился и можно было уйти.

Отправиться туда в одиночку да еще и коснуться одного из каменных монументов – этого она даже вообразить себе не могла.

– Противоборствуя буре, я подошел вплотную. Витой шпиль высился надо мной, как башни отцовского замка. Я думал, что боги раздавят меня, как букашку, за то, что я дерзнул подойти столь близко, но они не сделали этого. И, наконец, да смилуются они надо мной… я протянул руку и дотронулся до холодного камня. – Рес говорил теперь шепотом, глаза его блестели, как лед. – Я дотронулся до него, Гвин. И тогда я услышал все голоса, что молчали ранее. Крики бога земли, чью священную плоть ранило упавшее с неба Копье; вопли всех людей и животных, которых Гнев карал на протяжении многих веков; вой демонов, тщетно кидавшихся на этот неприступный барьер. Эти звуки влились в меня черным водоворотом, и я упал на колени. Не отведи я тогда руку, они захлестнули бы меня целиком, и я бы никогда не вернулся к тебе.

Гвинофар видела, как он дрожит, – и это было так не похоже на него, что она похолодела.

– Но ведь Хранители иногда прикасаются к Копьям, – тихо заметила она, – разве не так?

– Да, когда Копья грозят растрескаться от ветра и льда, мы подновляем их на зиму. В людях, которые этим занимаются, течет кровь Заступников, которых сами боги укрепили для такой цели, и они никогда не делают этого в одиночку. Я Заступник только наполовину и едва гожусь на то, чтобы приближаться к святилищу в числе прочих. – Он легонько коснулся рукой ее подбородка. – Ты, прекрасная королева, обладаешь тем, чего бедному бастарду недостает, и могла бы в случае нужды смотреть прямо в лик Гнева.

– Даже не поминай об этом, – содрогнулась она.

– Отчего же? Быть может, такое время скоро придет – и все, кто носит в себе дар Заступников, должны будут встать на защиту мира… чтобы Второй Век Королей не впал в пучину варварства и безумия, как это случилось с Первым.

– Ты в это веришь? – упавшим голосом спросила она. – Ты говоришь все это не для того, чтобы меня напугать? Ты в самом деле веришь, что Гнев может оставить нас без защиты?

– По воле богов он будет хранить нас вечно, – торжественно произнес Рес. – Мы разослали гонцов, чтобы осмотреть прочие Копья, но пройдут месяцы, прежде чем картина откроется нам полностью. Хорошо, что теперь лето, иначе они не могли бы отправиться в путь. Я, как бы там ни было, остаюсь Хранителем и должен быть готов к худшему. Как и ты, дитя лорда-протектора.

Чувствуя, что напряжение слишком сгустилось – а быть может, раскаиваясь, что отяготил такими мыслями скорбящую мать, – Рес оглянулся на замок.

– Что еще у вас слышно? Дантен все такой же самодур? Рюрик все тот же напыщенный осел?

Гвинофар не сдержала улыбки:

– Выбирай слова, Рес. В один прекрасный день Рюрик станет королем.

– Это верно, да помогут боги нам всем. – Он провел рукой по своим косам, и вплетенные в них амулеты зазвенели. – А что королевский магистр? Говорят, Рамируса сменил кто-то другой? Мне на глаза он еще не показывался.

Она изменилась в лице – непроизвольно, как приготовившаяся обороняться кошка, – и процедила:

– Костас. Да проклянут боги тот день, когда это злобное существо явилось в наш дом.

– А ты не боишься… – Он снова повернул голову к замку.

– Он сюда не ходит. Он презирает их, – она указала на камни, – а с ними – и наши «северные суеверия». Порой я удаляюсь сюда лишь с целью избавиться от него. Он, как волк, пометил весь замок – меня то и дело тянет выкупаться, чтобы очистить себя от этого смрада.

Рес удивленно моргнул.

– Я никогда не слышал, чтобы ты о ком-нибудь так говорила. Что он тебе сделал, чем заслужил твою ненависть?

Она гневно сверкнула глазами.

– Он поощряет худшее, что есть в моем муже. Рамирус был умеренным человеком и достойным советником короля, а Костас – змей. Хуже змея. Он как чума. Дантен, проведя с ним четверть часа, начинает яриться, как бык в охоте, и рвется забодать кого-то или покрыть. Рамирус умел его успокоить. Костас даже и не пытается – можно подумать, что буйство короля доставляет ему удовольствие.

– И это все?

– О чем ты? – удивилась она.

– Мы знаем друг друга много лет, Гвин. Хотя наши обязанности мешали нам видеться часто, я, мне думается, еще не разучился тебя понимать. Даже те резоны, которые ты привела, не объясняют столь лютой ненависти. Должна быть другая причина. Не так ли? – мягко добавил он, не услышав ответа.

Она со вздохом отвернулась и оперлась рукой на ближайший священный камень, словно взывая к богам о помощи.

– Сама не знаю. Сущность любого другого человека я могла бы выразить в нескольких словах, но в случае Костаса слова бессильны. При нем я испытываю какой-то животный ужас, словно мышь, на которую упала тень ястреба. Мне хочется бежать… или ударить его так, чтобы кровь потекла. Я вынуждена притворяться и отделываться придворными любезностями, в то время как все мое существо вопиет: гони его прочь из своего дома, прочь от твоей семьи! – Гвинофар помолчала, глядя во мрак, и сказала шепотом: – Порой мне снится, что я прихожу к нему, спящему, и режу ему горло или пронзаю сердце. Его кровь брызжет мне на руки, и это приводит меня в восторг. В этих снах он не магистр, а нечто другое, для чего у меня нет названия. То, что нужно истребить, чего бы мне это ни стоило. Даже когда я просыпаюсь, это чувство не оставляет меня. Я всеми силами скрываю это от него – но в том, что он настоящий магистр, можно не сомневаться. Он служит мужу не менее преданно, чем Рамирус, а если он временами бывает жесток, если использует темные страсти Дантена в своих целях или просто для развлечения… то ведь они, живущие на много веков дольше отпущенного нам срока, все таковы. За время своего замужества я повидала достаточно магистров, чтобы это понять. И мирюсь с этим, как все высокородные особы, вынужденные полагаться на их колдовство. – Дрожа, она снова обхватила себя руками. – Чем же этот отличается от всех остальных? Отчего я не могу примириться с ним, как с другими?

Рес, став позади, взял ее за плечи. Видя, что она не противится, он привлек ее к себе, и она уронила голову ему на грудь.

– В твоих жилах течет кровь Заступников. В ней заключена магия, которую мы не можем уразуметь, мы знаем лишь, что боги даровали нам ее для защиты. Положись на нее.

– Мы для них суеверные дикари. Прямо этого мне никто не высказывает, даже Дантен, но я слышу это в их молчании. Дикари, которые приносят кровавые жертвы, молятся камням и разговаривают с деревьями, как в Темные Века. Дантен ни за что не попросил бы моей руки, если б не боялся, что лорд-протектор посмотрит косо на его северные амбиции. В договоре, заключенном благодаря нашему браку, говорится: ешь кого вздумается, только Протектораты не трогай. Ради такого и на дикарке жениться можно, – негодующе фыркнула Гвинофар.