Похитители грез (ЛП) - Стивотер Мэгги. Страница 30

— Удивительно очаровательно, — доложил Гэнси. Он вложил мышку в ладони Ронана.

Ронан положил ее на верхушку кормушки.

— Кто-нибудь хочет еще секунды до того, как я верну ее назад? Потому что она умрет за год. Дерьмовый срок жизни полевых мышей.

— Мило, Ронан, — сказал Адам, отвернувшись.

Лицо Блу сморщилось.

— Недолго она длилась.

Гэнси ничего не добавил. Его глаза просто задержались на Ронане с печалью. Он знал того достаточно хорошо, чтобы оскорбиться. Ронан чувствовал, что его анализируют, и, может быть, он хотел, чтобы его анализировали.

— Пойдемте, похороним ту хрень, — сказал он.

Вернувшись к БМВ, Гэнси оказался достаточно тактичен, чтобы не выглядеть самодовольным, когда Блу зажала рукой рот, а Адам втянул воздух при первом взгляде на человека-птицу. Ронан и Гэнси запихнули его в коробку из-под динамика настолько, насколько смогли, но достаточно, чтобы воображение материлось при виде трупа, торчащего с обеих сторон коробки. В любом случае, несколько часов после смерти никак не улучшили его внешнего вида.

— Что это? — спросил Адам.

Ронан коснулся одного из неровных когтей, свесившегося с края коробки. Существо было ужасным, леденящим душу. Он боялся их неярко, первобытно, непрерывно, из-за того, что бывал убит ими снова и снова в своей голове.

— Они приходят в кошмарах. Как будто кошмар их притягивает. Они ненавидят меня. Во снах их называют ночными ужасами. Или… niri viclis.

Адам нахмурился.

— Это латынь?

Ронан озадачился и решил:

— Я… не думаю.

Блу посмотрела на него пристально, и тут же Ронан вспомнил, как она обвинила его в знании другого языка на коробке-паззл. Вероятно, она была права.

Вчетвером они донесли гроб-коробку до линии деревьев. Пока моросил дождь, они, по очереди сменяя друг друга, копали мокрую почву. Ронан поглядывал наверх каждые несколько секунд, чтобы проверить Чейнсо. Ничто большое и черное ее не беспокоило, включая ее саму, и она держала дистанцию от гроба, даже когда тот оказался в яме. Но она обожала Ронана больше всего остального, так что притащилась ближе и клевала на земле невидимых насекомых.

К моменту, когда они скинули последнюю горсть земли на могилу, они промокли от дождя и пота. Ронан подумал, что было что-то согревающее в том, как они все закапывали тело в его интересах. Он бы предпочел, чтобы это существо осталось в его снах, но если оно должно было выскользнуть, то так было лучше, чем последний неконтролируемый кошмар.

С мягким ругательством Гэнси воткнул кончик лопаты в землю и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он положил лист мяты в рот.

— У меня мозоли. В «Нино»?

Блу безмолвно протестовала.

Гэнси посмотрел на Адама.

— Я согласен на все, — ответил Адам, в словах проскользнул его генриеттовский акцент, выдавая усталость. Это не было его обычное утомление. Что-то глубже. Для Ронана не так уж и невозможно было представить такую сделку, свитую на костях Адама.

Гэнси посмотрел на Ронана.

Ронан заботливо потер большим пальцем под одним из кожаных браслетов, убирая пыль и пот. Его интересовало, вернется ли он когда-либо назад. Мягко, только для Гэнси, он задал вопрос:

— Могу я пойти повидать маму?

Глава 20

Внутри фермерского дома все было черно-белым. Воздух был традиционно окрашен приятным ароматом детства Ронана: дыма гикори и самшита, семян травы и лимонного чистящего средства.

— Я помню, — глубокомысленно сказал Гэнси Ронану, — раньше ты обычно пах именно так.

Гэнси фыркнул на свое потрепанное отражение в зеркале в темной оправе, висящем в прихожей. Чейнсо кратко осмотрела себя, прежде чем спрятаться на другой стороне шеи Ронана. Адам сделал то же самое, но без части спрятаться в шее Ронана.

Даже Блу выглядела менее причудливо, чем обычно, освещение превращало ее абажуроподобное платье и колючие волосы в меланхоличного Пьеро.

— Такое ощущение, что тут все так же, как и когда вы здесь жили, — наконец, выдал Гэнси. — А, казалось бы, должно было измениться.

— Ты сюда часто приходил? — поинтересовалась Блу.

Он обменялся взглядами с Ронаном.

— Достаточно часто.

Он не сказал того, что думал Ронан: Гэнси был намного больше, чем брат для Ронана, больше, чем когда-либо им был Деклан.

Затихшим голосом Адам попросил:

— Можно нам немного воды?

Ронан повел их на кухню. Это была кухня деревенского дома, без излишеств, сильно потрепанная от использования. Ничего никогда не ремонтировалось и не обновлялось до тех пор, пока не прекращало работать, так что комната была смешением десятилетий и стилей: простые белые шкафы украшены сочетанием старых стеклянных затворов и медных ручек, столешня, на половину новая разделочная доска, на половину потертый ламинат, бытовые приборы — смесь снежно-белого и отполированного стального.

С Блу и Адамом, присутствующими там, Ронан смотрел на Барнс свежими глазами. Это были не пафосные, красивые, старые деньги семьи Гэнси. Этот дом был убого богат, предав его богатство не культурой или гонором, а тем, что никакого комфорта не хотелось: несогласованный антиквариат и медные кастрюли, настоящая ручная роспись на стенах и настоящие вручную связанные ковры на полу. Где родовое имение Гэнси было неприкасаемым музеем элегантных и непохожих вещей, Барнс был заповедником бильярдных столов и лоскутных одеял, шнуров для видеоигр и некачественно дорогих кожаных диванов. Ронан так это все любил. Почти невыносимо. Ему хотелось что-нибудь разрушить.

Вместо этого он сказал:

— Помните, я рассказывал, что папа… что мой отец был как я?

Он указал на тостер. Это был обычный тостер из нержавеющей стали для изготовления двух тостов сразу. Гэнси поднял бровь.

— Это? Это же тостер.

— Приснившийся тостер.

Адам беззвучно засмеялся.

— Как ты можешь так утверждать? — не унимался Гэнси.

Ронан отодвинул тостер от стены. В стене никакой розетки, в приборе никакого аккумулятора. Все же, когда он нажал на рычаг, нити накаливания внутри начали светиться. Как много лет он использовал этот тостер до того, как понял, что такое невозможно?

— На чем он тогда работает? — спросил Адам.

— Энергия грез, — сказал Ронан. Чейнсо неаккуратно спрыгнула с плеча Ронана на столешницу, и ей пришлось отпрянуть от прибора. — Там слишком чисто.

Пыльные брови Адама поднялись к линии его волос. Он произнес:

— Политики будут не рады. Не в обиду твоей маме, Гэнси.

— Все в порядке, — радушно ответил Гэнси.

— О, и это, — Ронан указал на календарь на дверце холодильника.

Блу его пролистала. Никого тут не было, чтобы сменить месяц, но это не важно. Каждая страница была одинаковой — двенадцать страниц апреля, на каждом фото изображены три черные птицы, сидящие на заборе. Было время, когда Ронан думал, что это просто подарок-розыгрыш. Теперь он мог с легкостью признать, что это артефакт разочарованного сна. Блу смотрела на птиц, носом почти касаясь изображения.

— Это стервятники или вороны?

А ту же самую секунду, как Ронан сказал:

— Вороны.

Адам ответил:

— Стервятники.

— Что здесь еще? — спросил Гэнси. Он использовал свой очень любопытный голос и очень любопытное лицо, те самые, которые обычно оставлял для всего, связанного с Глендовером. — Я имею в виду вещи из снов?

— Черт его знает, — ответил Ронан. — Никогда не изучал.

Генси предложил:

— Так давай изучим.

Все четверо кинулись от холодильника открывать шкафы и передвигать предметы на столешне.

— Телефон не подсоединен к стене, — заметил Адам, переворачивая старинный дисковый аппарат. — Но у него все еще есть длинный гудок.

В век сотовых телефонов Ронан нашел это открытие вообще не интересным. Сам он обнаружил карандаш, который на самом деле был ручкой. Даже царапанье ногтем грифеля в исследовательских целях показало, что это грифель карандаша, но кончик чертил идеальную линию синими чернилами, когда его вели по блокноту рядом с банкой карандашей.