Похитители грез (ЛП) - Стивотер Мэгги. Страница 39

Пока он ездил, позвонил в «Веранда. Гостиница и ресторан» и отменил зарезервированный столик для ужина.

— Хотите перенести на попозже? — спросила хозяйка. Серому Человеку понравилось, как она произнесла «попозже». Это слово было похоже на нечто вроде «попозже», но с большим количеством гласных.

— Сегодня, похоже, просто не получится. Могу ли я перенести заказ на… четверг? — Он съехал на Блу Ридж Парквей. Центробежная сила ударила голову одного из отморозков об окно. Отморозок не расстроился.

— Столик на одного, да?

Он подумал о Море Сарджент и её стройных обнаженных лодыжках.

— На двоих.

Он повесил трубку, поставил The Kinks и поехал вдоль аллеи. Он делал поворот за поворотом, пока GPS арендованного автомобиля безнадежно не растерялся. Он проложил свою собственную дорогу с арендованной машиной к лесам мимо рощи без знаков о нарушении границ (Серый Человек никогда не сожалел об уплате по дополнительной страховке за нанесенный урон арендованной машине). Он припарковался на небольшой идиллической просеке, опустил окно и врубил стерео. Вытащив Ракету и Рубашку, он развязал шнурки на их обуви.

Только-только он успел обуть туфли Рубашки, как зазвонил его сотовый.

Серый Человек поднял трубку.

— Вы знаете, кем были те люди? — вместо приветствия спросил он.

Голос Гринмантла был в бешенстве.

— Я же говорил тебе. Говорил, что есть и другие.

— Говорили, — согласился Серый Человек. Он затопал подошвами обуви Рубашки по добротной глине Вирджинии. — Есть еще?

— Разумеется, — трагическим голосом отозвался Гринмантл.

Серый Человек переобулся в обувь Ракеты. Просека покрылась их следами.

— Откуда они?

— Данные! Приборы! Любой дурак может следовать показаниям, — сказал Гринмантл. — Не у нас единственных завалялись сейсмографы.

На заднем фоне The Kinks пели о демоническом алкоголе.

— И снова, откуда вам стало известно о существовании такого артефакта?

— Оттуда же, откуда мы узнаем и про все остальное. Слухи. Старинные книги. Алчное старичье. Что это за звук?

— The Kinks.

— Я не знал, что ты их поклонник. На самом деле странно думать, что ты вообще слушаешь музыку. Постой. Не знаю, почему я так сказал. Извини, это прозвучало ужасно.

Серый Человек не обиделся. Это означало, что Гринмантл думал о нем как о предмете, а не как о человеке, и его это устраивало. Мгновение они оба слушали, как The Kinks пели о портвейне, перно [29], и текиле. Каждый раз, когда бы Серый Человек не ставил играть Тhe Kinks, у него возникало такое чувство, будто он возвращался в академию. Двое из Тhe Kinks были братьями. «Братство в рок-музыке 60-ых и 70-ых было бы прекрасным названием», — подумал он. The Kinks привлекали его тем, что, несмотря на их непрерывные ссоры (один участник группы, как известно, плевал в другого, прежде чем пнуть по его барабанам и умчаться со сцены), они все равно оставались вместе на протяжении десятилетий. «Вот это, — думал он, — и было настоящим братством».

— Ты сможешь обойти этих двоих? — спросил Гринмантл. — Они станут проблемой?

У Серого Человека ушло несколько минут, чтобы понять, что профессор имеет в виду Ракету и Рубашку.

— Нет, — сказал Серый Человек. — Не станут.

— А ты хорош, — заметил Гренмантл. — Вот почему ты один.

— Да, — согласился Серый Человек. — Я определенно хорош. Вы сказали, что этот артефакт — коробка?

— Нет, я такого не говорил, потому что не знаю. Ты так считаешь?

— Нет. Неверное, нет.

— Тогда, зачем спрашивать?

— Если это коробка, то я перестал бы искать среди не коробок.

— Если бы я думал, что это коробка, я бы сказал тебе искать коробку. А разве я такое говорил? Почему ты все время так чертовски загадочен, а? Ты получаешь от этого удовольствие? Хочешь, чтобы я теперь думал о коробке? Потому что теперь я о ней думаю. Я наведу справки. Погляжу, что могу сделать.

Повесив трубку, Серый Человек оценил зрелище. В счастливейшем из миров два тела перед ним будут лежать, никем не найденные, годами, обглоданные животными и потрепанные погодой. Но в мире, где влюбленные подумают, что уловили какой-то странный запах, или браконьеры споткнутся о кости ног, или стервятники станут кружить несколько дней, все, что будет найдено — это двое мужчин в грязных ботинках и с оборонительной ДНК под ногтями. В некотором смысле, два тела облегчили задачу. Сделают историю проще. Двое мужчин не поладили на частной собственности. Завязался спор. Потом борьба вышла из-под контроля.

Один — неприкаянность. Двое — драка.

Серый Человек нахмурился и взглянул на часы. Он понадеялся, что эти два тела будут единственными похороненными им в Генриетте, но нельзя знать наверняка.

Глава 26

Когда Блу прибыла домой в насквозь мокрой одежде, Ноа стоял на коленях в крошечном затененном дворике Фокс Вей 300. Орла, не поздоровавшись, пронеслась мимо него внутрь. Будучи экстрасенсом, она, вероятнее всего, видела его, но, будучи Орлой, ей было все равно. Однако Блу остановилась. Она была рада видеть его. Она поудобнее устроила диск от колеса Комаро под рукой и вытерла влажные волосы со лба.

— Привет, Ноа.

Как бы то ни было, даже будучи призрачным, он был слишком занят, чтобы посещать её. В настоящее время он был увлечен одной из своих самых жутких деятельностей: инсценированием собственной смерти. Он оглядел крошечный дворик, будто оценивая узкую лесную долину, где были только он и его друг Баррингтон Велк. Затем испустил ужасный, искаженный крик, как будто его ударили сзади невидимым скейтбордом. Он не издал ни звука, когда получил очередной удар, но тело убедительно дернулось. Блу старалась не смотреть, как он вздрогнул несколько раз, прежде чем упасть на землю. Его голова дергалась, ноги «крутили велосипед».

Блу сделала глубокий прерывистый вдох. Хотя она и видела уже его «смерть» четыре или пять раз, но это каждый раз тревожило. Одиннадцать минут. Именно столько длилось воссоздание смерти: жизнь одного парня разрушается за время, меньшее, чем требуется на приготовление одного гамбургера. Последние шесть минут, после того, как Ноа впервые упал, но прежде чем умер по-настоящему, были мучительными. Блу считала себя довольно твердой, разумной девушкой, но, независимо от того, сколько раз она слышала его рваное дыхание, застрявшее у него в горле, у неё наворачивались слезы на глазах.

Тело Ноа дернулось и замерло между спутанными корнями дворика, умерев, наконец. Опять.

Очень мягко она позвала:

— Ноа?

Он лежал на земле, а потом, вот так запросто, стоял уже рядом с ней. Это было похоже на сон, из которого была вырезана середина, дорога из пункта А в пункт Б.

Это была еще одна жуткая штука в нем.

— Блу! — сказал он и пригладил её влажные волосы.

Она крепко обняла его; он прижимался холодом к её мокрой одежде. Она всегда так волновалась, что он не отцепится в итоге.

— Зачем ты это делаешь? — требовательно спросила она.

Ноа вернулся к своей привычной, безопасной версии. Единственным свидетельством его истинной природы осталось постоянное пятно у него на щеке, где была разбита кость. В остальном он опять стал сутулым, кротким, одетым в извечную аглионбайскую школьную форму.

Он казался слегка сбитым с толку и радостным оттого, что девушка прильнула к нему.

— Это?

— То, что ты делал. Прямо сейчас.

Он пожал плечами, неопределенно и добродушно.

— Меня здесь не было.

«Но ты был здесь, Ноа», — подумала она. Но какая бы это ни была часть Ноа, которая все еще существовала, чтобы влить мысли и воспоминания в это содержание, она милостиво исчезала на одиннадцать минут его смерти. Она не была уверена, делала ли его амнезия обо всем случившемся все более или менее жутким.

— Ах, Ноа.

Он обернул руки вокруг её плеч, слишком холодные и странные, чтобы заметить, что она была еще и вымокшей и замерзшей. Так они и направились к двери, чудаковатый мертвый мальчик и неэкстрасенсорная девочка.