Заклятие предков - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 13

В странном, просвечивающем насквозь, сооружении и вправду было тепло. Ведун расстегнул налатник, снял, положил рядом со щитом, потом приблизился к стене. Она представляла собой хитроумно переплетенные оленьи рога. Никаких креплений – многочисленные отростки рогов входили в зацеп друг с другом, с соседними «лапами». В целом строение напоминало огромную корзину из мудрено перевитых прутьев. И что самое интересное – сквозь полупрозрачную стену не дуло наружным холодом. Наоборот – она дышала теплом.

– Что было живым, незнакомец, – ответил на невысказанный вопрос туземец, – навсегда сохранит живое тепло и не пропустит сквозь себя ни тьмы, ни холода.

Олег, недоверчиво усмехнувшись, протянул вперед левую руку, словно хотел потрогать рога пальцами, – и крест тут же испуганно уколол запястье жаром.

«Так и есть, – мысленно кивнул Середин, – обыкновенное колдовство. Пусть они свои сказки про „живое тепло“ да „энергию жизни“ диким лапландцам рассказывают».

– У твоего друга совсем нет веры, Сварослав, – покачал головой хозяин очага.

– Зато в нем много отваги. Лепкос, – ответил волхв. – И он умеет обращать ее на благо многих, а не на свою наживу. Он послан мне Сварогом в тяжелый час в ответ на последнюю молитву и бился с ворогом, ако Хорс с Куйвой. Однако же меня привел к твоему очагу, мудрый Лепкос, не зов дружбы, а беда страшная, горькая напасть на отчие мои земли. Ведун, сделай милость, подай мою суму.

– Никто меня не посылал! – буркнул себе под нос Олег, однако сумку передал, а сам присел на оленьи шкуры рядом со щитом, потрогал чашу: горячая.

– Странное послание, Лепкос, как я мыслю, связано с напастями этими. И записано оно письменами не русскими, каковым мы детей малых в святилищах учим, а древними, мало кому ныне внятными…

Волхв откинул полотняный лоскут, защищающий содержимое сумки от снега и неизбежного в дальнем пути мусора, запустил руку внутрь, пошарил, напряженно прикусив губу…

– Вот оно! – Сварослав извлек свиток, вручил хозяину странного жилища.

Тот небрежно стянул ленту, развернул пергамент, глянул на него, покачал головой и небрежным жестом бросил в огонь.

– Да ты чего?! – Середин, сорвавшись со своего места, кинулся к костру, попытался сунуть руку в пламя и достать уже скручивающуюся с краев грамоту, но жара выдержать не смог и отступил: – Ты чего, старый, совсем умом сдвинулся?! Ты хоть знаешь, чего нам стоило эту писульку сюда довезти? Сколько людей за нее жизнями заплатили?

– Он еще очень юн, Лепкос, – покивал Сварослав. – Молод и горяч.

– Сам ты дурень стоеросовый! – не удержался Олег. – Это для этого ты меня почти неделю без отдыха гнал?! Чтоб камины письмами топить?

– Немало людей за эту грамоту живот отдало, – спокойно произнес хозяин. – Ты хотел, отрок, и наши животы к ним добавить?

– Чего?! – не сообразил Середин.

– Это зов, отрок, – покачал головой Лепкос. – Зов плоти земли и воды. Хочешь, я скажу, кто изводил вас на всем пути от русских равнин? Порождения земной плоти велики ростом, неуязвимы ни железом, ни заклятием. Но они глупы и медлительны. Арии рекли их монголами, могучими рабами. Другие, керносы – порождения плоти воды – хитры и быстры. Они похожи на болотных гадов, обретших ноги и размеры великие. Но плоть их слаба, и они подвержены смерти, как существа живые.

– Значит, вы их знаете… – прикусил губу Середин. – Тогда посоветуйте, как их истребить?

– Дело сие зело тяжкое, отрок, – поморщился хранитель древних знаний. – Пока есть зов, земля и вода станут порождать их волна за волной, пока не сгинут они совсем, пока земля не сделается пустыней, а вода – солью. Исчадья сии порождены были во времена четвертого неба. За тысячу лет они заполонили все земли, и не стало от них спасения ни в горах, ни в морях, ни в болотах. Иные были размером с дерево и пожирали за раз целые племена и народы. Иные имели пасти, что вмещали пять лошадей, и жили в водах рек и морей, и не давали никому подойти к берегу, так что города вымирали от жажды прямо на берегах. Однако во время третьего неба мудрецы нашли заклятие, обрушившее смерть на страшные порождения. И землю на пять локтей усыпало костями керносовыми, а кровь их, просочившись в недра земные, образовала бездонные моря и озера. С того часа всем ариям под страхом кары небесной заказано было порождать любых тварей неживых и немертвых.

– Правильное решение, – окончательно успокоившись, Олег снова уселся на шкуры, потрогал кубок. Тот оставался довольно-таки горяч, но уже терпимо, в руки взять было можно.

– Во время первого неба, когда арии стали спускаться на землю и смешиваться с людьми, колдуны решились нарушить запрет и создали зов. Любой арий мог написать зов на пергаменте, песке или глине, и плоть земная и водная отдавала ему свою силу. Порождения зова подчинялись только тому, кто его написал. Когда же к часу их появления хозяин оказывался мертв, они истребляли всех, кто оказывался рядом.

– А потом? – Олег осторожно поднял чашу со щита. – Что происходило потом? Монголы и керносы так и сходились на зов?

– Да, отрок, – кивнул Лепкос, – сходились. Но колдуны первого неба были мудрее своих предков, и зов их стал слабее. Он слышался токмо на день пути и порождал не таких страшных тварей, как прежние.

– Понятно. – Ведун пригубил чашу. Покачивающийся в ней напиток янтарного цвета оказался невероятно густым и жирным бульоном, и только огромное количество перца и иных специй забивали изрядную сальность, позволяя употреблять варево без обильной закуски. – А что это за время – «первое небо», «четвертое небо»? Это какое летосчисление?

Лепкос, поворотившись всем корпусом, уставился в глаза Олега немигающим взглядом. Потом развернулся к Сварославу.

– Он чист, как весенний родник, друг мой, – развел руками волхв. – Мое изумление было велико, как владения Мары, и полно, как окиян-море. Он не знает ничего. Вовсе ничего. У него нет рода, нет бога-покровителя. И он ищет встречи с нежитью, ако арий шестого неба.

– Может, мне соизволят сообщить, что происходит? – допив бульон, Олег с грохотом стукнул чашей о щит. – Я все-таки не полено, чтобы меня в глаза без объяснений обсуждать!

– Ты не знаешь про гору Мира? – Лепкос повернул лицо к огню и довольно зажмурился.

– Про трубку мира знаю, – пожал плечами Середин, – а про гору – нет.

– Тогда отдай мне чашу.

– Пожалуйста. – Олег взял со щита чашу и вручил хозяину.

– Ярейяха, сделай-ка нам еще, – передал ее Лепкос дальше.

Впервые за все это время один из лежачих туземцев пошевелился: достал из-за спины небольшой мешочек, раскрыл, ножом настрогал с полкило сала от белого ноздреватого бруска, потом из другого мешочка от души присыпал бурым порошком, протянул чашу обратно.

– Гора Мира стояла здесь спокон веков. – Лепкос непринужденно установил широкий бокал с салом в самые угли. – Кронос воздвиг ее в центре земли, округ которого гуляли Ярило и Луна. Поставил в знак любви к прекрасной Авродите. Гора была сделана из чистого золота, вершиной своей она касалась верхней тверди, а основанием стояла на тверди земной. На нижней тверди для всех земных тварей сияло солнце, текли реки. На верхней днем сияло Ярило, а ночью светили звезды и Луна. И в безмерном счастии своем Кронос создал на горе Мира семь небес, семь ступеней счастья. И населил их подобием своим и любимой своей.

– Семь… – кивнул Олег, давая понять, что он внимательно слушает, хотя в области живота разрасталось сытое усыпляющее тепло, а по коже побежали щекотные, мелко покалывающие мурашки.

– Порождения сущего бога, ничем не отличимые от него, жили на седьмом небе счастья, – продолжал Лепкос. – Они звались ариями. На седьмом небе не было ничего, кроме счастья, и арии жили там незнамо сколько, пока… Пока не пресытились пустым счастьем. И тогда они начали спускаться на шестое небо. На шестом небе счастья стало меньше, его уже не хватало на всех. Арии начали бороться за счастье, и это показалось им весело. Многие тогда начали спускаться на пятое небо. Там было еще меньше счастья – но там бог Кронос оставил знания, сытость, утоление жажды и иные наслаждения. Арии стали жить там и радоваться, пока не пресытились и не снизошли на четвертое небо. Там оказалось куда меньше наслаждений, но ариям нравилось бороться за то, чтобы получить их. И многие даже стали спускаться на самую твердь, где токмо знание и радость борьбы позволяли им сравняться с прочими тварями. Потом арии спустились на третье небо, научившись враждовать. Потом на второе, научившись мириться и радоваться власти над побежденным. Потом было первое небо, где арии научились причинять боль и страдания. А потом они и вовсе сошли с небес, пресытившись счастьем и радуясь нечистым удовольствиям.