Цена могущества (СИ) - Сергиевский Константин. Страница 7
‑ Хорошо, ‑ ответил я беззаботно. – Завтра, в обычное время.
Моё обучение возобновилось. Нельзя сказать, что появившаяся во мне Сила сделала ненужными уроки чёрного мага. Просто теперь наши занятия стали для меня немного другими. Я по-прежнему воспринимал вещи, которые иначе не смог бы изучить и понять. В то же время, для меня порой внезапно открывались истины, о которых мне мой Учитель не рассказывал. Я не просто, как прежде, впитывал полученные от него знания. Теперь я пропускал их через некий фильтр. Светлый фильтр. Я пока ещё не был уверен до конца, но мне казалось, что светлая магия даётся мне гораздо лучше тёмной.
Некромант с пренебрежением относился ко всему, что являло собой Светлую магию. Но мой мозг не был мёртвым и заплесневелым, как у него, и я не мог не заметить, насколько схожи между собой два типа магии – Тёмная, которой он меня учил, и Светлая, которая жила теперь внутри меня, и временами проявляющаяся спонтанно, как давние полузабытые воспоминания. Да, была разница в подходах, методах, источниках волшебных сил, но, тем не менее, магия во всех видах была для меня единым целым – так яблоко с подгнившим боком не перестаёт оставаться яблоком. Я не могу подобрать подходящих слов для объяснений. Скажу так – если от пламени свечи случайно загорелась портьера, то совсем неважно, чем её потушить – старым дорогим вином из позолоченного кубка или содержимым ночного горшка, результат будет одним и тем же. Я настойчиво подступил к Учителю с вопросами, и в конце концов, уступив моему нетерпению, он скупо поведал мне о том, что раньше, в древние времена, магия была единым целым, и волшебники раньше, если у них было достаточно знаний и сил, могли и исцелять живых, и воскрешать мёртвых. Он отказался рассказывать мне о том, когда и почему маги разделились на Светлых и Тёмных. Впрочем, для меня это было не так уж и важно, самое главное, что я получил подтверждение сделанным мною выводам.
Кроме умения смеяться, ко мне вернулась и мальчишеская дерзость. Я стал иногда спорить и пререкаться с колдуном. Впрочем, не слишком часто, и не выходя из разумных границ. Однажды, когда мы изучали способы вызова демонов пространств, я заставил глиняную игрушку – предполагаемое вместилище вызываемого демона – укусить его за палец. Учитель был в бешенстве и в недоумении. А я от души хохотал! Теперь я вспомнил, что такое смех. И мой смех был не хриплым, как у годы назад разучившегося смеяться, сломленного горем человека, а искренним, от души, смехом наслаждающегося своей шалостью ребёнка!
Очень серьезный спор случился у нас по поводу уроков анатомии и висцеромантии. Колдун утверждал, что без этих знаний мне не овладеть искусством исцеления и предсказания будущего. Я сопротивлялся отчаянно – слишком ещё свежи были воспоминания. Слишком много видел я распоротых животов и вывалившихся внутренностей. Учитель считал моё недовольство обычным детским упрямством. И угомонился лишь после того, когда я вывалил свой обед прямо на страницы анатомического атласа с цветными и очень реалистичными рисунками. Я заявил, что предсказывать будущее по кишкам собак и младенцев – удел идиотов, которые не могут просто посмотреть, что будет. Учитель не стал ругаться, просто поморщился – скорее с досадой, чем с отвращением, и махнул рукой, досрочно завершив в тот день наши занятия. Он меня не понял – для некроманта не существует иных способов предсказания, кроме гадания по внутренностям. Я же не собирался открывать ему свои собственные, не от него полученные знания.
Будь он ко мне чуть повнимательнее, он бы мог заметить, что я не только имею дар исцеления, но и активно им пользуюсь. Я ничем не болел, не получал серьёзных травм, но царапины и ссадины во время игр были неизбежны. В мире остановленного времени ранки не воспалялись, но и не заживали. Новые повреждения просто накладывались поверх полученных ранее. В итоге – мои локти и колени со временем стали выглядеть так, словно с меня живьём пытались содрать кожу, но не довели это дело до конца. Среди появившихся у меня светлых навыков оказалось умение их заживлять. Причём, это почти не требовало затраты времени и сил.
В один из вечеров я задержался в келье колдуна. Спать было ещё рано, для чтения я слишком устал, а бродить впустую по мёртвому замку мне не хотелось. Такие задержки после уроков в последнее время случались всё чаще – я теперь перестал бояться и сторониться колдуна.
Колдун седел в своём любимом кресле перед камином. Это был обычный камин, на ковре возле которого мне не раз случалась играть, когда этот зал ещё был рабочим кабинетом моего отца. Но пламя в камине играло, конечно же, колдовское. Языки его постоянного меняли цвет – от ярко алого до травянисто-зелёного и даже, порой, лилового. Огненные языки постоянно меняли форму, находились в движении – причём не в хаотичном, как у обычного очага, а складывались порой в совершенно ясно различимые образы – огромные цветы, необычных животных, фигуры всадников, тени летящих птиц и несущихся по водной глади кораблей. Даже на обычный огонь очага смотреть можно бесконечно – а это зрелище просто завораживало и притягивало. Пожалуй, наблюдать за театром магического пламени было любимым занятием моего учителя… и единственным, что доставляло ему удовольствие.
Я сидел за столом, на своём обычном месте, за спиной чуть сгорбленной чёрной фигуры. Я сложил друг на друга три толстых кожаных тома, положив на них руки, сверху удобно пристроил свой подбородок. Так же, как и колдун, смотрел на пляску огня.
‑ Почему именно я, Учитель? – спросил я. Этот вопрос я уже задавал ему сотни раз, и обычно единственным ответом на мой вопрос звучало: «так было угодно Богам».
Я и на этот раз не ожидал ответа. Но неожиданно он мне ответил:
‑ Ты ведь знакомо, что такое Видения, мальчик?
Я осторожно кивнул. Я знал, что мой кивок он не увидит, но почувствует
‑ Мне было Видение. Во сне ко мне явился один из богов – не спрашивай, я не в праве называть его имя ‑ и сообщил Их волю. Я должен был отыскать и воспитать самого величайшего из когда либо живших магов. Как только мой ученик достигнет могущества – он меня уничтожит. Было очень не просто, я потратил много лет и много сил, но я всё же сумел отыскать тебя. И вот я здесь.
Я знал из его уроков, как становятся чёрными магами. Надо потратить долгие годы на обучение, пройти семь ступеней, от ученика до мастера. У любого чёрного мага за его бесконечно длинную жизнь бывают десятки учеников, некоторым из которых повезёт стать мастерами. Но только один из мастеров может вызвать на поединок своего учителя. Уничтожить его, забрав его силы, и став новым Великим Тёмным Магом. И я знал, что по истечении долгих годов учёбы мне тоже предстоит бросить вызов своему Учителю. И он не будет мне поддаваться, хотя и желает моей победы не меньше, а может даже и больше, чем я сам.
В один из вечеров, уже после окончания очередного урока, я обратил внимание на приютившийся в дальнем углу необычный столик, на который раньше не обращал внимания. Небольшая квадратная столешника, расчерченная в узор из чередующихся между собой чёрных и белых квадратов, удерживалась витой позолоченной ножкой. На столешнице параллельно друг другу были аккуратно расставлены два ряда изящных маленьких статуэток, вырезанных из чёрной и белой кости. Я подошёл поближе и стал их с любопытством разглядывать.
Фигурки напоминали две армии, замершие на поле боя перед началом смертельной битвы. Особенно мне понравились Светлые. Впереди выстроились в ряд фигурки воинов, вооружённых щитами и короткими мечами, они были похожи между собой, и в то же время невозможно было найти двух одинаковых. В самом центре войска располагался Король, в парадной мантии и при короне, но с боевым мечом в руке; как и полагалось монаршей особе, его фигура была выше остальных. По левую руку от Короля располагался Маг – настоящий боевой маг, весь увешанный защитными и атакующими амулетами, крепко сжимающий в руке посох, который так же являлся грозным оружием. Это пару полководцев прикрывали с боков два Всадника – оба в полном рыцарском облачении, но почему-то, как я отметил с невольной улыбкой, с короткими турнирными копьями в руках. И, наконец, на флангах с обеих сторон располагались боевые Слоны с длинными бивнями и невысокими башенками на их спинах, где прятались погонщики и стрелки.