Время истинной ночи - Фридман Селия С.. Страница 79

— Но это не Затемнение, — рассерженно, как показалось Дэмьену, буркнул он. — Но если не Затемнение, то тогда что же? Что может позволить десятку или более того людей исчезнуть из потоков Фэа в такой степени, что оно словно и не подозревает об их присутствии?

Ответа на этот вопрос не было; не было и другого выбора, кроме продолжения пути. Они вновь углубились в лесную чащу, и теперь ее замкнутость сама по себе обрадовала Дэмьена. Отрадно было видеть хоть что-нибудь, кроме непроглядного тумана, даже если этим чем-нибудь и были противоестественные здешние заросли.

Всю ночь они промолчали, проезжая милю за милей по этому странному и чужому лесу, высвечивая фонарем лишь кусочек земли прямо перед ними. Разумеется, Таррант мог видеть и в свете, источаемом Фэа, а ночное зрение Хессет ничуть не уступало дневному, но вот Дэмьену казалось, будто он здесь ослеп. И, вдобавок к этому неприятному обстоятельству, лес с каждой милей менялся и становился все страннее и страннее. Ничего удивительного в том, что ко времени очередного привала он почувствовал себя полностью изнуренным.

Сначала дикий виноград удушал деревья. Затем пошла полоса изломанного (кем? чем?) винограда, из изуродованных побегов течет белый сок. Затем появились черные зверьки, снующие туда и сюда по стволам деревьев, с несколькими виноградинами или с обрывком грибовидного листа во рту. Потом твари больших размеров, похожие на гигантских пауков, поедали черных зверьков. Причем вся эта живность не соседствовала друг с другом, как обстояло бы дело в обычном лесу, а проходила своеобразными полосами или волнами — и каждая новая волна пожирала лес по-новому, оставляя после себя лишь мертвые деревья, погубленный виноград и голые кости. Костей было чрезвычайно много. Они устилали землю, как по осени — сухие листья. Лежали целыми слоями, столь толстыми, что трещали под копытами лошадей буквально на каждом шагу. А запах гниения и распада был время от времени столь невыносимым, что Дэмьену приходилось зажимать платком нос и рот и совершать Творение, воздвигая вокруг себя нечто вроде обонятельного барьера. Да и Хессет выглядела такой больной, что он предложил ей аналогичную помощь — и она, к его изумлению, согласилась. Как разбирался с невыносимым запахом Таррант, так и осталось загадкой, но Дэмьен не сомневался в том, что тот что-то придумал. Охотник был человеком слишком изысканным, чтобы переносить такую мерзость, к тому же так долго.

Но вот, наконец, они вновь выехали на берег реки. Здесь она стала шире, вода рябилась, протекая по скалистому ложу. Дэмьен рванулся к берегу, чтобы набрать воды для ужина, но Таррант схватил его за плечо и заставил остановиться.

— В чем дело?

— Характер здешнего леса. Подумайте об этом. Живое здесь пускает корни, размножается и разрушает окружающую среду. Потом то же самое совершает следующий вид. И так далее. И так далее. И так далее.

Священник не сразу понял, что имеет в виду Охотник.

— Вы хотите сказать, что кто-то заставляет формы жизни эволюционировать?

— Природа бесконечно сложна, преподобный Райс. Кому знать об этом лучше, чем мне? Естественная экосистема всегда бывает тщательно сбалансирована, всегда подразумевает сложное взаимодействие сдержек и противовесов, эволюционирующих одновременно и параллельно. Здесь же мы не наблюдаем ничего подобного. Здесь все чрезвычайно просто — и чрезвычайно расточительно… Я чувствую за этим человеческие усилия. Усилия крайне неопытного человека, лишенного подлинного понимания происходящего, обескураженного собственной неспособностью управлять протекающими процессами. Потому что если ты стремишься вывести новый вид и подходишь к этому делу надлежащим образом, тебе приходится позаботиться и о противовесах: о хищниках, паразитах, эпидемиях, о механизме вырождения. Ничего подобного здесь не сделано. Просто приложена сила в отсутствие понимания возможных последствий. Ничего удивительного в том, что последствия оказались настолько ужасными.

— Каждая форма жизни захватила собственную территорию, — подчеркнула Хессет.

— Возможно. Но возможно и другое. Все здешние формы жизни созданы в едином центре, а затем им предоставили возможность свободного распространения. Сперва виноград, потом зверьки, питающиеся виноградом. Когда зверьки вышли из-под контроля, по их следу пустили хищников. И так далее. Каждая форма жизни волнообразно распространяется из общего центра. А мы с вами направляемся…

— Мы направляемся именно в этот центр, — внезапно вырвалось у Дэмьена.

Охотник кивнул:

— Точно так. И скоро нам предстоит встреча со следующим здешним видом. Последними нам на глаза попались грызуны, причем довольно крупные грызуны. Все, что может справиться с этими грызунами, будет представлять опасность и для людей — и, соответственно, для собственных создателей.

— Но их смогут уничтожить насекомые, — заметила Хессет. — Или даже микробы. Не представляющие опасности для человека.

— Совершенно справедливо. И, затей все это я сам, я бы выбрал микробов. Но тот, кто строит из себя Господа Бога применительно к данной экосистеме, явно лишен подобной изощренности. Так кто же, с нашей колдовской точки зрения, может оказаться надежным — и безопасным для нас самих — убийцей? Еще один мелкий зверек? Это неэффективно. Крупный зверь? Это слишком опасно. Может быть, нечто крупное, но ограниченное в своих передвижениях так, что оно не может распространяться само по себе. Тогда смертоносного контакта с ним можно избежать. Но ведь нельзя же расположить этих убийц в выбранных наугад точках? Остальная живность научится избегать контакта с ними. Убийцы должны находиться где-нибудь в укромном месте — но все же в таком, куда в конце концов непременно придут все звери…

Он на мгновение всмотрелся в траву, затем, наклонившись, поднял с земли камень. Тот был, как заметил Дэмьен, плоским, очень тонким, размером приблизительно с мужскую ладонь. Изящно вывернув запястье, Таррант бросил камень в реку, причем тот несколько раз подпрыгнул над поверхностью воды, прежде чем то ли пойти на дно, то ли потеряться в тумане.

— Ловко, — усмехнулся Дэмьен. — Но я не понимаю…

Река пришла в движение. Там, где плоский камень впервые соприкоснулся с поверхностью, из воды в хлопьях пены вырвалось нечто зеленое. Зеленое и поблескивающее, оно судорожно зашарило вокруг в поисках осмелившегося побеспокоить его предмета. Дэмьен разглядел зеленые щупальца, между ними мелькнуло нечто ослепительно белое и страшно острое. Голод. О Господи, он прямо-таки физически ощутил голод, исходивший от этого чудовища, почувствовал, как этот голод парализует ему конечности, лишая малейшей возможности как убежать, так и вступить в схватку…

Резко встряхнув головой, он заставил себя отвернуться. И это оказалось нелегко. Какое-то время спустя шум, доносившийся с реки, затих. Еще какое-то время спустя Дэмьена оставило ощущение собственной беспомощности. Он вновь повернулся к реке, но не увидел на ее поверхности ничего, кроме легкой ряби.

— Господи, — прошептал он. — Что это было такое?

— Последний гамбит нашего колдуна, так мне кажется. А что может произойти, когда выйдет из-под контроля эта тварь, остается только догадываться. К счастью, следующим этапом здешней эволюции, судя по всему, тоже должно стать речное чудовище. Благодаря этому путешествие по суше выглядит до поры до времени более-менее безопасным.

— Если вы правы, — заговорила Хессет, — если все это дело рук человеческих… тогда, скажите, далеко ли нам еще до встречи с этими людьми? Вы можете определить это хотя бы приблизительно?

— Я бы сказал, что мы подошли к ним практически вплотную. Сколько ступеней по живой лестнице пропитания остается преодолеть, прежде чем предмет эволюции решит, что ему нравится вкус человеческого тела? Мне кажется, отныне нам надо проявлять предельную осторожность, — предостерег их Охотник. — Здешние твари с каждым разом становятся все крупнее и крупнее, а значит, и опаснее. Не исключено, что в конце концов эти исчадия окажутся даже опасней, чем местные люди.