Город Драконов - Хобб Робин. Страница 22

– На самом деле я не хочу прятаться. – Она медленно прошла к камину и встала на колени, неохотно подняв с пола одну из украшенных плиток. – Я дала Малте обещание. Я намерена его исполнить. – Она всмотрелась в плитку. На ней тонкими линиями был прорисован котелок с кипящим супом. Его обрамлял венок из трав. – Когда ты поедешь, я отправлю это ей. С письмом от меня, в котором я дам ей знать, что мы на самом деле нашли Кельсингру. Что в этом мире по-прежнему есть место для драконов и Старших.

– Ты могла бы отправиться со мной. Сама ей сказать.

Элис замотала головой – почти гневно.

– Нет, Лефтрин. Пока я не готова снова столкнуться с тем миром. Я отдам тебе послания, которые ты отправишь моим родным, чтобы дать им знать, что я жива и у меня все в порядке. Но не более того. Пока – нет.

Когда она оглянулась на него через плечо, он смотрел в пол. Губы у него плотно сжались от разочарования. Она встала и прошла к нему.

– Не думай, будто я собираюсь уклоняться от того, что должна сделать. Я намерена разорвать отношения с Гестом. Я хочу спокойно стоять рядом с тобой не как сбежавшая жена, а как женщина, имеющая право выбирать, как ей жить. Гест нарушил наш брачный контракт. Я знаю, что больше не связана его условиями.

– Тогда сообщи об этом Совету в Удачном. Отрекись от него. Он нарушил данные тебе обещания. Ваш договор больше не имеет силы.

Она вздохнула. Этот разговор они тоже уже вели.

– Ты только что укорял меня за то, что я захотела сказаться умершей, напомнив, что это ранит моих родных. Ну, так я не вижу способа заставить Геста меня освободить, не ранив еще более обширный круг людей. Я могу сказать, что он был мне неверен, но у меня нет свидетелей, которые бы открыто это подтвердили. Я не могу просить Седрика признаться, ведь это навлечет на его семью позор! Он строит здесь нечто новое, так же, как и я. Я не хочу разлучать его с Карсоном и тащить обратно в Удачный, делать его источником скандала и объектом злых насмешек. Гест просто назовет его лжецом, и я знаю, что он найдет множество друзей, которые поклянутся, что он говорит правду – что бы он ни сказал.

Переведя дыхание, она добавила:

– И моих родителей это сделает изгоями общества. Не то чтобы мы пользовались большим уважением в Удачном. А мне пришлось бы стоять перед Советом Удачного и признаваться, что я была дурой, не только став женой Геста, но и прожив с ним столько потраченных напрасно лет…

Она замолчала. Ее затопило тошнотворное чувство стыда. Стоило ей решить, что она уже оставила все это позади – и сразу же напоминание о том, как Гест по-прежнему ее связывает, заставляло вспомнить все заново. Много лет она не могла понять, почему он так плохо к ней относится. Она унижалась, пытаясь привлечь его внимание. Она добилась только презрения, с которым он смотрел на все ее усилия. Только когда она оставила Удачный, чтобы на короткое время заняться изучением своих обожаемых драконов в Дождевых чащобах, она узнала правду о своем муже. Он никогда не испытывал к ней ни малейшего расположения. Их брак был уловкой, прячущей его истинные предпочтения. Седрик, друг ее детства и помощник ее мужа, был для него нечто большее, нежели просто секретарь и камердинер.

И все друзья Геста это знали.

У нее скрутило живот, а в горле встал ком. Как она могла быть такой слепой, такой тупой? Такой невежественной, такой блаженно наивной? Как она могла долгие годы не замечать его странного поведения в супружеской постели, жить с его злобным ехидством и открытым пренебрежением? У нее был только один ответ на эти вопросы: она была дурой. Дурой, дурой, ду…

– Прекрати! – Лефтрин поймал ее руку и мягко встряхнул. При этом он еще и головой укоризненно покачал. – Ненавижу, когда ты вот так уходишь в себя. Ты щуришь глаза, скрипишь зубами – и я прекрасно знаю, что происходит у тебя в голове. Перестань себя винить. Тебя обманули и ранили. Ты не должна принимать этот груз на себя. Виноват тот, кто совершил проступок, а не тот, кому он причинил зло.

Она вздохнула, но тяжесть на ее сердце осталась.

– Ты ведь знаешь поговорку, Лефтрин: «Обманул меня раз – стыдно тебе. Обманул меня второй – стыдно мне». Ну, а он обманул меня тысячу раз, и я не сомневаюсь, что многие свидетели этого получали удовольствие. Я вообще не хочу возвращаться в Удачный. Никогда. Я не хочу видеть тех, с кем я была там знакома, и гадать, кто из них знал, что я дура, и не говорил мне.

– Хватит! – решительно сказал Лефтрин, но голос его был мягким. – Уже начинает темнеть, и я чувствую приближение настоящего шторма. Пора переправляться на наш берег.

Элис выглянула на улицу.

– Мне не хотелось бы оказаться на этом берегу после наступления темноты, – согласилась она и посмотрела прямо на него, ожидая, что он что-то добавит, но он молчал. Элис не стала больше ничего говорить. Бывали моменты, когда она понимала: при всей их близости он по-прежнему остается жителем Дождевых чащоб, тогда как она выросла в Удачном. Существуют вещи, о которых он не говорит. Однако она вдруг решила, что это нечто такое, что нельзя не обсудить. Откашлявшись, она проговорила: – Ближе к ночи голоса, похоже, становятся громче.

Лефтрин встретился с ней взглядом.

– Это так.

Он подошел к двери и осторожно выглянул, словно проверяя, нет ли там какой-то опасности. От этого простого действия у нее мороз пробежал по коже. Неужели он ожидал что-то увидеть? Или кого-то? Он негромко сказал:

– Точно так же бывает в некоторых местах в Трехоге и Кассарике. Я имею в виду похороненные развалины, а не города на деревьях. Но их не темнота вызывает. По-моему, это бывает, когда ты один или чувствуешь себя одиноким. Становишься более уязвимым. В Кельсингре это проявляется сильнее, чем я раньше ощущал. Но в этом районе, где жили простые люди, это не так тяжело. В тех кварталах города, где здания величественные, а улицы такие широкие, я слышу шепот почти все время. Негромкий, но постоянный. Лучше всего просто не обращать на него внимания. Не позволяй себе на нем сосредоточиваться.

Он оглянулся на Элис, и у нее возникло ощущение, что она узнала вполне достаточно и больше ничего услышать пока не хочет. Она ощущала, что он мог бы рассказать ей еще что-то, но решила приберечь свои вопросы на тот момент, когда они будут греться подле уютного огня в хорошо освещенной комнате. Не стоит задавать их здесь, в холодном городе, где сгущаются тени.

Элис собрала свои вещи, включая отвалившуюся от камина облицовочную плитку. Еще раз посмотрев на рисунок, она передала пластинку Лефтрину. Он достал из кармана потрепанный платок и обернул им драгоценный предмет.

– Я буду ее беречь, – пообещал он прежде, чем она успела его об этом попросить.

Рука об руку они вышли из дома.

На улице пасмурный день померк еще сильнее: тучи сгустились, а солнце стало опускаться за пологие холмы и более крутые скалы, высившиеся за ними. Тени домов падали на извилистые улицы. Элис и Лефтрин шли быстро, и холодный ветер подгонял их. Когда они оставили позади скромные дома, которые обследовала Элис, и вышли в главную часть города, шепот стал громче. Она слышала его не ушами, и ей не удавалось вычленить какой-то из голосов или цепочку слов: скорее, это было давлением мыслей на ее разум. Она тряхнула головой, отгоняя их, и поспешила дальше.

Она никогда еще не бывала в подобном городе. Удачный был крупным и величественным городом – городом, построенным для того, чтобы впечатлять, однако масштабы Кельсингры превращали людей в карликов. Улицы в этой части Кельсингры были широкими – настолько широкими, что драконы могли бы разминуться там друг с другом. И размеры сверкающих черных домов тоже были рассчитаны на то, чтобы принимать в них драконов. Потолки были подняты, дверные проемы были широкими и высокими. Где бы им ни встречались лестницы, их центральная часть неизменно бывала широкой и пологой, совершенно не рассчитанной на походку человека. Два шага на то, чтобы пройти по ступени, а потом переход на следующую. Параллельно по обоим краям таких лестниц шли пролеты, чьи размеры подходили людям.