Город Драконов - Хобб Робин. Страница 9

Синтара резко повернула голову и воззрилась на девушку. Порой той удавалось подслушать мысли драконов. Порой у нее даже хватало нахальства на эти мысли отвечать.

– Мне надоел этот дождь. Я хочу вернуться под деревья.

Тимара кивнула и послушно последовала за шагающей к лесу Синтарой. Та оглянулась всего один раз.

У реки остальные хранители на повышенных тонах обсуждали, кто из драконов начал свалку. Охотник Карсон скрестил руки на груди и непреклонно смотрел на Кало. С черно-синего дракона стекала вода: он уже смыл с горла кислотное пятно, оставленное Меркором. Небольшой серебряный дракон Карсона, Плевок, угрюмо смотрел на них издалека. Синтара подумала, что мужчина ведет себя глупо. Этот черно-синий самец изначально не любил людей, а если Кало выйдет из себя, то просто перекусит Карсона пополам.

Татс помогал Сильве осматривать длинную рану у Меркора на ребрах, а его собственная драконица, Фенте, ревниво взрывала землю и бормотала туманные угрозы. Ранкулос развернул крыло, чтобы его смотритель смог его проверить. Скорее всего, оно как минимум было сильно ушиблено. Вымазанный грязью Сестикан уныло призывал собственного хранителя, но Лектера нигде не было видно. Ссора закончилась. Ненадолго все самцы превратились в драконов, добивающихся внимания самки. Сейчас они вели себя, словно большая скотина. Синтара презирала их – и испытывала отвращение к себе самой. Они не стоили того, чтобы их провоцировать. Они только заставляли ее думать обо всем том, чего они лишены. Чего лишена она сама.

«Ах, если бы!» – подумала она и проследила историю своих бед, случайность за случайностью. Если бы только драконы вышли из метаморфоза полностью сформировавшимися и здоровыми! Если бы они находились в более хорошем состоянии, когда окукливались, чтобы из морских змеев превратиться в драконов. Если бы они мигрировали в родные края десятилетиями раньше. Если бы Старшие не вымерли, если бы вулкан не извергся и не уничтожил тот мир, который они прежде знали. Ей следовало бы иметь гораздо больше способностей. Драконам полагалось выходить из своих коконов способными к полету и взлетать, чтобы обеспечить себя первой восстанавливающей силы добычей. Однако никто из них этого не сделал. Она подобна яркому осколку стекла, выпавшему из великолепной мозаики с изображениями Старших, увенчанных башнями городов и парящих в небе драконов: она точно так же лежит в грязи, оторванная от всего того, что когда-то было ее предназначением. Без того, прежнего, мира она лишена смысла.

Синтара пыталась летать, и не один раз. Тимаре ни к чему знать о ее многочисленных тайных и унизительных неудачах. Ей невыносимо было знать, что тупая Хеби способна летать и охотиться. С каждым днем красная драконица становилась все крупнее и сильнее, а ее смотритель, Рапскаль, не уставал возносить хвалы своей «громадной, чудесной девочке-драконице». Он сложил глупую песню – скорее вирши, чем стихи – и громко распевал ее каждое утро, обихаживая Хеби. Синтаре каждый раз хотелось оторвать ему голову. Пусть Хеби сколько угодно надувается от гордости, когда хранитель ей поет: все равно она глупее коровы!

– Лучшей местью было бы научиться летать, – снова посоветовала Тимара, уловившая не столько мысли, сколько чувства драконицы.

– Почему бы тебе самой не попробовать? – с горечью парировала Синтара.

Тимара молчала, но ее молчание оказалось очень красноречивым.

Синтара постепенно понимала, в чем дело. Она была поражена.

– Что?! Ты пыталась, да? Ты пыталась летать?

Тимара не поворачивала лица к дракону, продолжая трусить вверх по прибрежному лугу к опушке леса. По долине были разбросаны небольшие каменные домики: у некоторых стены были разрушены, а крыши провалились, но некоторые жилища хранители драконов успели восстановить. Когда-то здесь была деревня, в которой жили люди-ремесленники. Они работали здесь, многочисленные слуги и купцы, обслуживавшие тех Старших, которые жили в блистающем городе на противоположном берегу стремительной реки. Синтара не знала, известно ли об этом Тимаре. Скорее всего, нет.

– Ты ведь сделала так, что у меня выросли крылья, – ответила, наконец, Тимара. – Раз уж они у меня есть, раз мне приходится терпеть такое, из-за чего нельзя надеть обычную рубаху, и что оттопыривает на мне плащ, заставляя мерзнуть от любого ветерка, то надо извлечь из них хоть какую-то пользу. Да, я пыталась летать. Мне помогал Рапскаль. Он утверждает, что со временем у меня получится. Но вот пока я только разбиваю колени и сдираю кожу на ладонях, когда падаю. Я не добилась успеха. Тебя это радует?

– Меня это не удивляет.

На самом деле Синтару это обрадовало. Никакому человеку не дозволено летать тогда, когда сами драконы на это не способны! Пусть разбивает колени и зарабатывает тысячи синяков. Если Тимара полетит раньше нее самой, драконица ее сожрет! При этой мысли в ней пробудился голод, и она опомнилась. Девице не следует об этом знать, по крайней мере, до того, как она не принесет положенную дичь.

– Я буду пытаться и дальше, – негромко проговорила Тимара. – И тебе тоже следовало бы.

– Делай, что хочешь, и я буду поступать так же, – ответила драконица. – А сейчас я хочу, чтобы ты отправилась на охоту. Я голодна.

Она послала девице мысленный толчок.

Тимара подозрительно сощурилась, почувствовав, что драконица применила к ней свои чары, однако это ничего не меняло. Ее все равно будет преследовать неотступное желание пойти поохотиться. То, что девушка знает источник этого внушения, не защищает ее от него.

Зимние дожди вызвали бурный рост зелени. Высокая мокрая трава шлепала ее по ногам, пока она брела по лугу. Они поднялись по склону долины, и теперь их манило редколесье на холме. Под деревьями можно будет хоть немного укрыться от дождя, хотя многие уже сбросили листву. Синтаре лес казался странным и знакомым одновременно. Ее собственный жизненный опыт был ограничен знанием густых непроходимых дебрей на границе реки Дождевых чащоб. Однако ее наследственная память изобиловала образами привычных лесов, подобных этому. Названия деревьев – дуб, гикам и береза, ольха, осина и златолист – всплыли у нее в голове. Драконам были известны такие деревья, такие леса и даже именно это место. Однако они редко задерживались здесь во время холодных зимних дождей. Нет уж! На это отвратительное время года драконы улетали, чтобы нежиться в жаркой пустыне. Либо же они укрывались в специально созданных Старшими убежищах – под хрустальными куполами с подогреваемым полом и бассейнами с горячей водой. Она повернулась и посмотрела через реку на легендарную Кельсингру. Они забрались так далеко, но приют драконов по-прежнему оставался недостижимым. Стремительная река была глубокой и коварной. Ни один дракон не смог бы ее переплыть. Настоящий полет был единственным способом попасть домой.

Древний город Старших остался почти целым, таким, каким Кельсингру рисовала ее наследственная память. Даже под облачным небом, даже за серой пеленой дождя высокие здания из черного и серебристого камня сверкали и манили к себе. Когда-то там жили чудесные чешуйчатые Старшие. Эти друзья и слуги драконов носили яркие одеяния и украшали себя золотом, серебром и блестящей медью. Широкие бульвары и изящные здания Кельсингры были рассчитаны не только на Старших, но и на драконов. Там была украшенная скульптурами площадь, вымощенная камнем, который зимой источал тепло, хотя та часть города, похоже, провалилась в огромную пропасть, которая теперь пересекала древние дороги и башни. Там были ванны, испускавшие пар купальни с горячей водой, где Старшие и драконы спасались от непогоды. Ее предки погружались в них – не только в горячую воду, но и в медные ванны с подогретым маслом, которое полировало им чешую и укрепляло когти.

И там было… еще что-то. Что-то, что ей не удавалось толком вспомнить. Вода, подумалось ей, но не вода. Нечто чудесное, что и сейчас сверкало, блестело и звало ее сквозь смутные воспоминания.

– На что ты смотришь? – спросила Тимара.