Битва близнецов - Уэйс Маргарет. Страница 78

— А что мы будем с ними делать, если они действительно сдадутся? — раздраженно перебил его тан, хотя он уже обдумывал это предложение со всех сторон. Остальные таны тоже перестали шептаться и напряженно прислушивались, обмениваясь пристальными взглядами. Бороды их шевелились, а мохнатые брови сдвинулись на самые глаза.

— Отдай им Пакс Таркас, тан, — ответил Карас, едва сдерживая нарастающее волнение. — Отдай его тем, кто захочет там жить, конечно. Наши родичи, несомненно, вернутся на свои холмы. Мы могли бы сделать им несколько уступок, незначительных, конечно… — добавил он поспешно, заметив, как потемнело лицо Дункана. — Этот вопрос можно включить даже в условия сдачи. Зато у наших родичей и у людей будет убежище на зиму. Они могли бы работать в шахтах…

— Это не совсем плохой план, — задумчиво пробормотал Дункан. — Заблудившийся в пустыне захочет спрятаться и под могильным холмом… — Он замолчал, задумавшись, потом покачал головой. — Но это небезопасно, Карас. К тому же твой план может ни к чему не привести. Даже если тебе удастся убить Великого Мага — а я вынужден напомнить тебе, что он один из самых могущественных магов, — многое говорит за то, что ты будешь убит до того, как сумеешь переговорить с их предводителем, Карамоном Маджере. У меня, например, есть сведения, что он и черный маг — братья-близнецы.

Карас устало улыбнулся.

— Это рискованное дело, тан, но я рискну с радостью. Если мой план удастся, больше никто из моих родичей не погибнет в бою.

Дункан смерил его мрачным взглядом, затем потер распухшую челюсть и вздохнул.

— Хорошо, — кивнул он милостиво. — Мы благословляем тебя. Отбери себе самых верных воинов. Когда ты хочешь отправиться?

— Сегодня ночью, тан, с твоего позволения.

— Ворота Торбардина откроются для тебя, герой. Откроются ли они еще раз, чтобы принять твой отряд обратно, или для того, чтобы выпустить армию горных гномов, — будет зависеть только от тебя, Карас. Пусть огонь Реоркса сияет на твоем молоте!

Поклонившись, Карас повернулся и быстро вышел из зала приемов. На этот раз его шаги были намного быстрее и решительнее, чем тогда, когда он шел на Совет.

— Вот идет гном, которого нам очень не хотелось бы потерять, — заметил один из танов, глядя вслед удаляющемуся Карасу.

— Он был потерян для нас с самого начала, — отрезал король хрипло. — Теперь нам нужно подумать, как лучше подготовиться к войне.

Лицо его при этом было искажено страданием и болью, которые король и не думал скрывать.

Глава 8

— Снова нету ни капли воды, — негромко пробормотал Карамон.

Регар ухмыльнулся. Несмотря на то что голос предводителя был нарочито спокоен и лишен всяческих эмоций, гном почувствовал, что Карамон считает его виноватым. Сознание того, что он действительно виноват, нисколько не улучшило его настроения.

— В полдневном переходе отсюда должен быть еще один колодец, — проворчал Регар, и его лицо стало непроницаемым, словно высеченным из гранита. — Раньше колодцев здесь было, что оспин на лице больного. Гном взмахнул рукой, и Карамон непроизвольно огляделся по сторонам. Кругом, насколько хватало глаз, не было ничего — ни дерева, ни птицы, ни даже высохших кустов. Ничего, кроме десятков и сотен миль бесконечного песка, испещренного странными куполообразными дюнами.

Далеко-далеко, на самом горизонте, маячили в дымке горные вершины Торбардина, словно овеществленные призраки из дурного сна.

Армия Фистандантилуса проигрывала сражение еще до его начала.

После нескольких дней ускоренного марша они наконец миновали узкий горный проход, который вывел их от Пакс Таркаса прямо на равнины Дергота. Обозы с продовольствием и снаряжением так их и не догнали, а если судить по той быстроте, с которой они продвигались вперед, расстояние между ними скорее увеличивалось, чем сокращалось. Похоже, им пришлось бы сделать недельную остановку, чтобы дать обозам возможность подтянуться.

Рейстлин же, не внемля открытым возражениям Карамона, торопил командиров.

Регару, поддерживавшему черного мага, удалось даже привлечь на свою сторону вождей варваров. И снова Карамону ничего не осталось делать, кроме как идти вперед. Теперь армия поднималась задолго до рассвета и шла по пустыне до позднего вечера, делая короткую остановку лишь в полдень. Только в сумерках, пока было еще достаточно светло, огромная армия останавливалась на ночлег, на скорую руку разбивая лагерь.

Теперь войско Фистандантилуса не походило больше на армию-победительницу.

Исчезло чувство товарищества, перестали звучать у костров шутки и смех, прекратились и ежевечерние игрища. Никто больше не пытался петь на марше, и даже гномы прекратили бормотать свое присловье, сберегая дыхание для долгого пути. По ночам солдаты падали там же, где стояли; проглотив свою скудную порцию провизии, они устраивались на ночлег под ближайшим песчаным холмом, и только немилосердные пинки и брань сержантов способны были пробудить их к жизни на следующее утро.

Боевой дух армии тоже был чрезвычайно низок. Командирам то и дело приходилось успокаивать солдат, недовольных едой. Покуда армия шла через горы, охотникам удавалось добыть достаточно дичи, чтобы никто не голодал, однако на равнинах, как Карамон и предсказывал, зверье не водилось, и подчас единственными живыми существами, попадавшимися на глаза солдатам за время дневного перехода, были их же собственные соседи. Армия кое-как существовала на черством походном хлебе и полосках вяленого мяса, выдававшихся дважды в день — утром и вечером. Это была жалкая порция, но Карамон понимал, что, если обозы не нагонят их в ближайшее время, даже эту крошечную порцию придется уменьшить вдвое.

Кроме еды, однако, у предводителя были и другие заботы, представлявшиеся ему, кстати, намного важнее продовольственных. Во-первых, армии не хватало питьевой воды. Регар, правда, неоднократно заверял Карамона, что на равнинах довольно колодцев, однако первые два, к которым вышла армия, оказались высохшими. Только потом старый гном признал, да и то с величайшей неохотой, что в последний раз он бывал на равнинах Дергота еще до Катаклизма. Во-вторых, Карамона весьма заботило ухудшение отношений между союзниками.

Сшитый на живую нитку, союз варваров, северян и гномов начинал трещать по швам. В частности, те, кто пришел с Карамоном из Соламнии, винили во всех своих трудностях варваров и гномов, поддержавших мага.

Варвары, в свою очередь, никогда раньше не бывавшие в горах, обнаружили, что жить и сражаться на заснеженных тропах не так легко, как на равнинах, и к тому же здесь было довольно холодно. Как заявил Карамону их вождь, «в горах для нас либо слишком высоко, либо слишком низко».

Теперь же, когда на горизонте замаячили горные выси Торбардина, еще более высокие и холодные, варвары совсем пали духом и начали задумываться о том, что все золото и сталь мира не могут быть прекраснее золотистых плоских равнин, к которым они были так привязаны. Не раз уже замечал Карамон, как то один, то другой воин обращал свои черные глаза на север, и понимал, что, проснувшись однажды утром, он может обнаружить, что варвары ушли.

Что касается гномов, то они не скрывали своего презрения, считая людей трусливыми слабаками, готовыми с плачем бежать домой к мамочке, как только им стало чуточку трудней. К недостатку еды и воды они относились так, словно это были просто мелкие неудобства, на которые настоящий мужчина не обращает никакого внимания. Гном, который осмеливался только намекнуть, что его мучит жажда, немедленно становился посмешищем среди своих же товарищей.

Именно об этом, равно как и о сотне других проблем, размышлял Карамон, стоя посреди пустыни и в задумчивости подбрасывая носком башмака мелкий холодный песок. Подняв глаза, он вдруг заметил Регара. Думая, что его никто не видит, старый гном поник головой и вздыхал, ссутулив широкие плечи. Он так был похож на Флинта, что гигант снова почувствовал, как в его сердце словно вонзилась игла. Устыдившись своего гнева, направленного, как он теперь понимал, в первую очередь на самого себя, более чем на кого-либо другого, Карамон постарался сгладить напряженность, возникшую между ними в последнее время. Не переживай, — сказал он Регару. — На ближайшую ночь воды хватит. Наверняка завтра мы отыщем другой колодец, разве не так?