Псалмы Ирода - Фриснер Эстер М.. Страница 7

Из них лилась кровь. Глубокие узкие раны рассекали их подобно разрывам меж лепестками бутона, открывающегося навстречу солнцу. Кровь медленно стекала черными вязкими дорожками на живот, но девушка, казалось, ничего этого не ощущала. Она спокойно зевнула и села на корточки, прислонившись спиной к выступу холма. Ее ноги были широко раздвинуты, будто она никогда не слыхала о приличиях, и пятна, разбросанные по коже ног, оказались кроваво-красного цвета.

Туго сцепленные пальцы обеих рук Бекка с силой прижала ко рту, стараясь заглушить тихий стон, готовый сорваться с ее уст. Девушка, теперь казавшаяся сотканной из лунного света и крови, лениво подняла голубоватые веки, и ее горящие глаза сфокусировались на…

«Привет, Бекка!»

Ох, нет! Ни капли сомнения в том, что ее зовут, ни единой, самой малой капли сомнения…

Это было далеко не все, что сказала Бекке девушка-призрак той ночью, и это был не последний раз, когда это видение посетило ее. И если слышать голоса в ночь бдения не считалось предзнаменованием беды, то все остальное, безусловно, было им. Пол был альфом и опорой добрых старых традиций. Он разделался бы с обладательницей дурного глаза быстро и беспощадно.

С земным благоденствием шутить не приходилось, даже если в этом деле оказывались замешанными кровные родичи. Предания были полны всевозможными предостережениями, и мудрый человек должен был с ними считаться и не медлить в случае чего.

А потому Бекка крепко хранила свой секрет, хотя из-за этого она почти сразу почувствовала, как между нею и другими женщинами начинает расти стена отчуждения, а разделяющая их пропасть расширяется с каждым часом. Нет, не могла она поведать об истерзанных грудях девушки, и ни один мужчина не должен был знать об истинном происхождении этой крови.

Только однажды у Бекки возник соблазн во всем довериться Линн. После встречи с девушкой-призраком любопытство Бекки буквально переливалось через край, но у травницы не было ни единой свободной минутки, которую она могла бы уделить разговору о чем-то, не относящемся к хворям и к врачеванию. К тому времени, когда Бекка набиралась смелости, Линн уже уезжала. Бекка каждый раз надеялась, что ей еще выпадет возможность поговорить с травницей о той ночи и о том призраке. Оказалось — она ошиблась. Теперь Бекка знала, что мысли, которые и по сей день мучили ее, так и не дойдут до ушей Линн. Во всяком случае, сейчас. Сейчас Линн было не до чужих проблем.

А может, это и к лучшему? Бекка не была уверена, что ей теперь когда-нибудь захочется остаться с Линн наедине. Она опасалась, что уже никогда не сможет поглядеть ей в глаза, не услышав последнего жалобного вопля ребенка травницы. И Бекка ускорила шаги, пытаясь убежать и от своих мыслей, и от своих воспоминаний.

На какое-то время ей это удалось. Полушаг-полубег вышиб у нее из головы все, кроме звуков прерывистого дыхания и шлепанья подошв по твердой спекшейся земле. Радуясь наступившему освобождению, Бекка задала ногам еще больше работы. А затем — впрочем, слишком поздно — она поняла, что добилась лишь одного — оказалась в тени Поминального холма быстрее, чем ей хотелось.

Поминальный холм весь был покрыт свежей зеленью, хотя вегетационный период уже близился к концу — еще один признак его отдельности, его обособленности. Травы свисают вниз, они похожи на прямые нечесаные волосы, окаймляющие дыру в боку холма. Уже один этот вид, даром что дело происходило при ярком свете дня, наполнил душу Бекки тем же ужасом, который окрашивал все ее воспоминания о той ночи. Взглянуть на вход ей было ничуть не легче, чем вспомнить о том, что лежало там — на склоне совсем другого холма. И это несмотря на то, что причина, делавшая Поминальный холм таким страшным местом, была полностью скрыта от глаз любого наблюдателя.

Нет, Бекка не видела между ними большой разницы. Она-то знала, что скрывается в глубинах Поминального холма. Она видела это так же ясно, как если б покрытые травами склоны были сделаны из стекла. И зная это, ей все равно предстояло преодолеть оставшийся путь. Хэтти воспитала дочку не в тех правилах, чтобы та уклонилась от своих обязанностей из-за глупой слабости. Бекка крепко зажмурилась, чуть замедлила шаг, концентрируя свой внутренний взгляд на коробке с приданым, на празднике Окончания Жатвы и на своем долге.

— Бекка! Бекка, это ты?

Нет, голос не принадлежал к числу тех. Это был обыкновенный человеческий голос, но обыденный звук ее имени, слетевший с губ явно живого человека, казалось, лишил всех сил ее мышцы. Бекка подумала, что вот сейчас она шлепнется на дорогу, не выдержав внезапного высвобождения от гнета наложенного на себя заклятья. То был голос Тома, и она знала, что тот не осмелится покинуть подземные пустоты холма, чтобы помочь ей встать, а у нее самой не хватит сил подняться из пыли, если она в нее упадет.

Поэтому она остановилась, наклонившись вперед, и крепко оперлась руками о бедра, чтобы уменьшить нагрузку на ноги.

— Тебе не следовало бы окликать меня. Том, — шепнула она, не глядя в сторону входа. — А если кто услышит? Тебе же сейчас положено молиться. Ведь если ты прервешь молитву и соприкоснешься со смертным миром, это может накликать беду на весь хутор.

Из тьмы холма донесся издевательский смешок:

— Беду на меня, а не на хутор! Ты уже достаточно взрослая женщина, чтобы не болтать обо всяких там приметах, а тем более не перевирать их. А я готов рискнуть, особенно если ты будешь держать язык за зубами и придешь ко мне сюда. А если б тут был еще кто-то, кроме тебя, я бы распознал его шаги так же, как я распознал твои.

И снова к Бекке пришло ощущение холодного, леденящего страха, поднимающегося прямо от ступней и обвивающего ее ноги совсем как две змеи, что увлекли Еву к сожительству с ее альфом. Хэтти предостерегала ее против хитростей молодых мужчин, которые еще не готовы рискнуть выйти на бой или обменять свои ниспосланные Богом таланты и умения на право сожительствовать с женами другого альфа, тех мужчин, которых уже нельзя удовлетворить Поцелуем или Жестом.

В таких людях гнездится Грех, он рвется наружу, и они стремятся заманивать доверчивых женщин в укромные местечки и там понуждать их на грязные дела. Если их ловят за этим занятием, то альф того хутора убивает их или, что даже хуже, отдает их для расправы женщинам. Но и девушки, которых они опозорили, тоже несут на себе вину, разве что их признают полоумными. Если такие девушки оказываются в поре и готовы к сожительству, то их дети, если Господин наш Царь был милостив, могут быть даже оставлены на хуторе. После родов девушки исчезали бесследно, и об их судьбе никто ничего не знал. Так же бывало и в тех случаях, когда мужчина познавал их богомерзким способом.

— Бекка! — снова воззвал Том. — Бекка, идиотка, я же не собираюсь тебя насиловать! Ты ведь об этом думаешь? Здесь? Значит, ты ничего не понимаешь в мужчинах, если полагаешь, что у меня может встать, когда все эти будут пялиться на нас! Входи же и ничего не бойся. Мне надо с тобой поговорить, вот и все. Мне нужна помощь!

У Бекки не хватило сил повернуться к Тому спиной после того, что он ей сказал. Он просил помощи, и в ней будто что-то перевернулось — и не только из-за материнских поучений насчет женского долга. Перед ее внутренним взором мелькнуло видение — поющая Линн. Слишком много боли в этом мире, чтоб позволить себе стоять в сторонке. Для Линн всегда на первом месте стояла помощь страждущему, а вопрос об оплате — на втором. Ма говорила, что разговора о плате вообще не было бы, если б мужчины Линн не вмешивались и не были так практичны.

Бекка сделала глубокий вдох и прошептала молитву Господину нашему Царю, прося у него защиты, и еще одну — нежной Богоматери Марии, умоляя ее окутать своим голубым покрывалом и защитить невинную девушку. Только тогда, когда были произнесены слова защиты, Бекка смогла заставить себя войти в Поминальный холм, к хранящимся там костякам, чтобы прийти на помощь своему родичу Тому.

Во тьме Бекка ощутила запах костей — их сухой отдающий медью привкус, чем-то сходный с запахом старой высохшей крови. Мужчины обычно издевались, когда слышали разговоры женщин о запахе костей, — называли это дурацкими вымыслами. Раз плоть слезла с костей при кипячении, говорили они, то откуда ж возьмется место для крови, разве не так? Но женщины оставались при своем мнении.