Страдание (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей. Страница 44

— Ага.

— Из-за того, что ты носишь в себе столько зверей, но не перекидываешься, ты упускаешь кое-что, присущее остальным из нас, — сказал Никки.

— Например?

— Что мы — это наши звери, а наши звери — это мы.

— Не думаю, что понимаю о чем ты.

— Я остаюсь собой в форме леопарда, — ответил Натаниэль. — Но так же в нынешней форме я все еще леопард.

Я нахмурилась:

— Мика никогда не говорит о своем звере вот так. И Ричард тоже.

— И не пытайся сравнивать нас с царем волков Сент-Луиса, — фыркнул Никки. — У него слишком много заморочек, чтобы на самом деле объединить обе свои половины.

— А Мика?

— Он слишком сильно борется за то, чтобы быть цивилизованным, человеком.

— Мика все еще пытается справиться с травмой после нападения. У тех из нас, кто становится оборотнем насильственно, больше проблем, — добавил Арэс.

— У тебя тоже?

— Ага, меня выбешивает быть вергиеной. То есть, если уж на меня напал враг-оборотень, то почему он не мог быть кем-то с более крутой репутацией, как, скажем, лев или леопард. Большие кошки и волки, сейчас это сексуально. — Он засмеялся, но не совсем радостным смехом, а скорее самоуничижительным, такого я у него раньше не слышала.

— Хочешь сказать, что бесился бы меньше, если бы был другим животным?

— Ага, поначалу.

— А сейчас?

Он посмотрел в окно заднего вида. Я увидела, как блеснули его глаза, когда мимо нас по узкой дороге проехала встречная машина. Человеческие глаза так не отражаются, а это значит, что даже в человеческой форме его отличное ночное зрение было частью его зверя.

— Я гиена. Это грубый мир и более жестокий, чем любое другое сообщество оборотней. Мы заслужили свои полоски, никакой игры слов для моей полосатой братии. Ни в одном сообществе, даже в львином, не требуется такого уровня выносливости, как у гиен. У нас множество кланов, но те несколько, что существуют в нашей стране, могут править своим городом лишь по старинке.

— В смысле «по старинке»?

— Когда оборотни не так тесно взаимодействовали с человеческим обществом, мы решали свои дела менее цивилизованно, более естественно.

— А это что значит?

— Это значит, что у разных групп животных были междоусобные войны, — ответил Никки.

— Я думала большинство групп животных за пределами Сент-Луиса и Коалиции никак не взаимодействуют друг с другом.

— Верживотных легализовали раньше вампиров, — ответил он. — Так что ты пропустила те старые добрые времена, когда мы могли явиться в город и разнести все на своем пути. Копы не находили никаких тел, люди просто исчезали, мне и моему прайду платили и мы двигались дальше. Другие группы нанимали нас, чтобы избавиться от своих соперников и мы делали это без пощады.

— Верживотных официально признали людьми с болезнью лет десять назад, а в некоторых штатах еще раньше. Ты не можешь быть настолько старше меня.

Никки прислонился к спинке сиденья, его лицо было скрыто в тени, и только слабые отблески на волосах подсказывали мне куда смотреть.

— Ликантропы стареют медленнее, чем люди, Анита; и ты это знаешь.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать один.

— Всего на год старше меня.

— Да, — тихо ответил он, и голос его прозвучал странно интимно в темноте.

— Ты выглядишь не старше двадцати пяти.

— Ты тоже выглядишь слегка за двадцать.

— Хорошая генетика.

— Уверена, что дело только в хорошей генетике?

Я смотрела на его скрытое в тени лицо, а мы все дальше уносились к мрачным горам:

— А это что должно значить?

— Из-за меня ты чувствуешь себя неуютно. Я ощущаю, что ты расстроена и должен остановиться. Я твоя Невеста, а это значит, что я должен делать тебя счастливой.

— Я ей не Невеста и даже не зверь ее зова; черт, да у нее даже нет способности призывать гиен, так что скажу я, — подал голос Арэс.

— Скажешь что?

Натаниэль начал гладить мою руку, успокаивая.

— Ты пытаешься игнорировать Дамиана, Анита, но он твой вампир зова. Он твой вампир-слуга, и ты обменялась четырьмя метками с ним и Натаниэлем.

— Случайно, — буркнула я, и даже для меня это прозвучало, словно я защищалась.

— Неважно как, важно только что это случилось. Я знаю что Жан-Клод ждет, не начнет ли Дамиан стареть или прекратишь ли стареть ты, до того как он заведет разговор о разделении четвертой метки с тобой и Ричардом.

— Обычно, ты можешь иметь четыре метки только от одного вампира. Ты можешь быть человеком-слугой только одному вампиру.

— Обычно, но ты человек, не вампир, и у тебя есть вампир-слуга, а не человек. С тобой ничего не бывает «обычно», Анита.

— К чему ты ведешь?

— Ты первый истинный некромант за последнюю тысячу лет. Правила тебе не писаны, Анита.

— И что? — Мой вопрос прозвучал угрюмо. Я подавила желание сгорбиться на сидении. Мне хотелось забрать руку от Натаниэля и просто надуться. Я боролась с этим желанием, но даже то, что оно возникло, значило, что он задел меня за старое больное место. Не уверена какое именно, но то, что я хотела перестать касаться Натаниэля значило, что именно из-за этого что-то раньше мешало мне любить его и остальных людей в моей жизни.

Я заставила себя сесть прямо и продолжать касаться Натаниэля, но его рука в моей как-то застыла. Я заставила себя сделать ровный, глубокий вздох и медленно выдохнула:

— Ты к чему-то клонишь, Арэс?

— Триумвират Жан-Клода с тобой, как человеком-слугой и Ричардом Зееманом, как его волком зова не удается, потому что Ричард не может взять себя в руки и стать таким Ульфриком, который нам всем нужен.

— Он стал лучше справляться.

— Как Ульфрик, наш царь волков — да; но как третий из триумвирата Жан-Клода он просто отстой. Он использует вас с Жан-Клодом ради секса и скучает по доминированию над Ашером. Он может это отрицать, но у него есть потребность истязать Ашера. Я думаю, Ричард скучает по играм в доминирование с Ашером, так же сильно, как ты и Натаниэль. Он просто в этом никогда не признается.

— Я все еще жду к чему ты все это ведешь. А пока ты выкладываешь только то дерьмо, о котором мне и так все известно.

— У тебя есть триумвират силы с Натаниэлем, как твоим леопардом зова, и Дамианом, как твоим вампиром-слугой.

— Опять же, эта хренотень мне известна.

— Правда? — спросил Арэс. — Потому что все то время, что я на вас работаю, я бы так не сказал. Ты почти никогда не общаешься с Дамианом.

— У него моногамные отношения с Кардинал, и я это уважаю.

— Я имею в виду не только секс и кормление ardeur-а на нем, Анита. Я имею в виду использовать его для настоящего триумвирата силы, такого, о котором мечтает Жан-Клод.

— Не понимаю к чему ты клонишь.

Он снова посмотрел в зеркало заднего вида, но теперь не было встречных машин, чтобы осветить его лицо, так что я видела лишь очертания.

— Натаниэль, она лжет мне или себе?

— Хотел бы я сказать, чтобы вы меня в это не впутывали, но… — Он тяжело вздохнул.

Я посмотрела на него:

— Что не так?

— Я чувствую, как ты привязана к своим зверям зова и Жан-Клоду. Я знаю, как крепко мы связаны метафизически, но Дамиан всегда остается на задворках. Мне недостает его, Анита. Я не могу описать это по-другому, но иногда, когда ты призываешь силу, с ним чувствуется связь, но ее нету. Она… — Он посмотрел в окно, словно в поисках вдохновения.

— Она что? — подтолкнула я.

Он повернулся ко мне и даже в темноте, я могла почувствовать силу его взгляда:

— Она сломана. Не знаю как, но она повреждена, и это повреждение удерживает нас троих от того, какими сильными мы могли бы стать.

— Дело не только во мне, — сказала я и попыталась отнять руку, но он удержал ее, а я была недостаточно расстроена, чтобы продолжать попытки. — Дамиан не хочет быть связанным с нами еще ближе. Он боится, что его поглотит ardeur и он почти гомофоб.

Никки резко усмехнулся:

— Гомофоб, серьезно? Забавно.