Мастер сновидений - Ниоткудина Алинна. Страница 16

Но это не сравнить с ТОЙ обидой, еще в детстве, когда можно было бегать босиком по траве между фонтанами ратушной площади Ричелита (45), куда жаркими летними днями сходилась «чистая» публика, не осчастливленная наличием летних загородных усадеб и большими садами при своих городских домах. Да и при наличии садика столичные дамочки не ленились пройтись между фонтанов с детьми, или даже с внуками, послушать свежие сплетни, показать свои наряды, обсудить чужие, и, конечно же, похвастаться своими дочками. Сыночков чаще оставляли дома. Бабушка в жаркие дни приводила Одрика побегать под струями фонтана, в которых играла радуга. Можно было и поиграть с приятелями, правда, если в этот день была занята другими делами асса Хеллана, его дражайшая тетушка Хелли. Ее визиты временами напоминали аудиенцию у властительницы, ее одеяния должны были поражать новизной и ценой, а украшения габаритами. Годами вытреннированные приветствия бабушке Ветти разыгрывались всегда безупречно, содержали поток приторной шелухи о уважении к ассе Ветеле и неустанном служении во славу их рода. Затем были охи–вздохи по поводу несчастной судьбы ее горячо любимой кузины, дежурная справка о здоровье Одрика. Далее шел подробный рассказ об успехах ее дочерей Джасины и Дарсины, с демонстрацией оных, разодетых как зимние деревца, и скромном упоминании о третьей, Лотене. С Лотти были проблемы, она росла не от мира сего, мечтала не о приглашении на аудиенцию к властительнице, не о хорошей должности после магической академии, а о хрустальной рыбке невиданного цвета, о лугах, где цветут невиданной красоты цветы и над ними порхают невиданной величины бабочки. Однажды, спасая упавшую в чашу фонтана крошечную радужную ящерку, она порвала платье с золотым шитьем, потеряла жемчужную сережку, но, не смотря на надрывный шепот матери по дороге домой, всем встречным со счастливым сиянием в глазах показывала свою драгоценность.

В тот день тетушка Хелли не спешила выходить в свет, Одрик мог брызгаться в фонтане без всевидящего тетушкиного ока, он даже разулся и закатал штаны, чтоб не мешались, не заметил, как подошла Лотти и тоже залезла в фонтан, после того случая ее одевали попроще, дабы не впадать в напрасные траты. Подошли ее сестры, они были старше, считали себя умнее, поэтому позволяли себе назидательные речи в адрес сестрички и кузена. Вдруг одна из них, Одрик и не запомнил какая именно, завопила так, как будто ее укусил аспидный гваррич: «А–а–а! посмотрите все, что у него с ногами, какой ужас! " Он не понимал, что за ужас, потому что все было обыкновенно, ноги были такие же как и вчера, как неделю и месяц назад, ничего ровным счетом с ними не случилось. «Смотрите! Смотрите! " — старались уже обе, — «У него на ногах всего по четыре пальца! " Ему никогда не приходило в голову вести учет своих пальцев, да и на что на ногах такая прорва, только все задевать и носки дырявить. А сестренки уже собрали мальчишек, среди них были даже его приятели, почему–то они сразу подчинились двум стервозкам, окружили его, тыкали пальцами, кидались камешками и твердили на распев, понятно под чью дудку: «Оди — гномий сын, Оди — гномий сын»…. По четыре пальца совершенно нормально как для гномов, так и для эльфов, и для других рас, а у него — ну так получилось. Но эльфы все–таки крутые типы, и в стычках никому не уступят, про орков и говорить нечего. А гномы — недорослики и воевать не любят, считается, что и не могут, хотя история много раз доказывала обратное, с точки зрения сестричек сравнение с гномом было гораздо обиднее. Потом один из окруживших выкрикнул, видать сестрички на ухо нашептали, у самого ни мозгов, ни смелости не хватило бы: «Его мать с гномом спуталась! " Зря он это сказал. Одрик стиснул зубы и слышал в ушах только стук собственного сердца, молотя побелевшими кулачками по всем, до кого мог дотянуться, хоть и был один против всех… Он дрался первый раз в жизни…

И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Лотти не нашла на аллее кипарисов бабушку, и асса Ветела еще издалека послала всем приказ «Замереть». Потом десяток мальчишек в один голос гнусавили: «Это он первый начал», о чем думают сестрички, уважаемая опытная асса Ветела знала и без магических заморочек, долго она прожила на свете, много чего повидала. Так же она знала, что не сплетено еще такое заклинание, которое заставило бы заговорить ее внука, по себе знала, они же друг другу приходились кровными родственниками.

Только вот асса Хеллана, наша неподражаемая тетушка Хелли, она рассказала все маме, ВСЕ! Даже еще прибавив подробностей от себя. Хотя бабушка не хотела чем–то растаивать маму, по ее мнению конфликт был исчерпан, но видимо кому–то было мало. Мама и так собиралась уезжать из столицы, а этот случай только ускорил их переезд.

Не смотря на все ожидания родни, он все–таки вырос вполне здоровым и местами разумным молодым человеком с проблесками магических и иных талантов. Внешность имел достаточно традиционную: бледный цвет кожи, как и у большинства в этом лишенном солнечных ласк городе, вполне приличный рост (для дворцовых столичных стражей может и маловат, но в толпе не потеряется), худой, но далеко не тощий, скорее жилистый. На прическу своих волос, странного цвета спелых ячменных полей, он не обращал внимания, предпочитал завязывать в хвост цветным кожаным ремешком, сплетенным когда–то матерью. В моде были «металлические» цвета: «золото», «медь» или «бронза», «уголь» в этих краях встречался крайне редко, его «носили» южане, жившие за пустыней. А его голова была бы неразличима на поле спелого зерна, из которого потом сварят добрый эль, причем каждая раса по–своему, и одному Гаарху(46) известно, почему все–таки у гномов крепче. Если бы выбивающиеся из–под ремешка пряди не падали на лоб, он бы казался еще выше, но и так уже прилично, для мага средней руки вполне сойдет. Небольшой, совершенно немужественный, но идеально прямой нос и мягкие, пухленькие губы. Лицо выглядело бы слишком нежным, если не оттенявшие его темные усы. Усы…тоже мне, усы называется, вот у его друга Рора, вот там, действительно, усы, а у него так — пушок пушком. Ну и на том, как говорится, спасибо, а то издалека вообще был бы похож на девочку–переростка. И еще брови, темные брови при светлых волосах, разлетающиеся почти до висков, упрямые. Ну что ж, упрямство — главная составляющая его бестолковой натуры.

О глазах нужно сказать особо. Здесь, в Караваче, да и вообще у людской расы северной равнины в почете бирюзовые глаза, цвет «морской волны» или «весеннего неба» для девушек, малахитовые считались признаком недюжинного магического таланта. А он…. опять не как все; мать называла его глаза и теплыми, и бархатными, и сладкими — ШОКОЛАДНЫМИ. Но он никогда не видел шоколада. Говорят, что он растет высоко на деревьях в южных лесах, что южнее смертоносной пустыни и степей орков, и редкий смельчак преодолеет такое расстояние, чтобы довести караван с этим чудом в наши северные края, через магические порталы туда дороги нет, природные–то не работают. Потому–то божественный шоколад так дьявольски дорог, настолько дорог, что даже не все высокорожденные особы знакомы с его вкусом. Хотя Одрику, и не только ему, многое было непонятно в этом шоколаде. Некоторые говорили, что его ломают, и его кусочки тают во рту, доставляя невиданное блаженство, а другие, в том числе и гадалка Шооре, утверждали, якобы доподлинно известно, что шоколад горячий и его пьют. Но нечто горячее не может таять, тем более во рту — это и ученику младших классов ясно, а не то, что дипломированному магу, пусть и пятого уровня.

Внешность бабки Одрик почти не помнил, в памяти остался только запах, неповторимый запах трав и еще чего–то неуловимого, даже мать не пахла так приятно. Это бабка научила его плести сны и вплетать в простое, все лишь седьмого уровня плетение, свои мысли и увиденные и придуманные образы и делать сны по заказу. Да и не важен для этого плетения цвет магии. Сперва он делал сны для своих товарищей по играм, потом для знакомых девушек. Ему и в голову не приходило, что на этом единственном своем таланте можно заработать, а вот оно как сложилось… Судьба…