Мастер сновидений - Ниоткудина Алинна. Страница 227

— А на кой оно мне сдалось, это ваше… «место в Совете»? Я без него хорошо живу.

На лице посланца недоумение и недоверие… Как же место в Совете Великих — это апофеоз местных желаний!

— И как же меня собираются ликвидировать в этот раз? Опять легионеров на убой пришлют?

Лицо посланца разглаживается, ответ на этот вопрос он знает.

— Нет, по последним сведениям из столицы легион заказ на Вас не принял. Но на Совете прошло предложение обратиться в Халифат, к «халифским мальчикам».

— А почему не к девочкам?

Вежливо поясняет, для не просвященных…

— Халифские мальчики — это что–то вроде нашего Легиона, но под рукой Халифа. Они все поголовно маги, причем не ниже нашего магистра, а принимая заказы на ликвидацию кого–либо, зарабатывают на содержание своей структуры, типа нашей контрразведки–разведки, но на самообеспечении. Они всегда выполняют свои обязательства, но и деньги берут всегда всю сумму вперед.

Мое лицо делается еще более кислым. Посланец продолжает:

— Но их стоит ждать не раньше конца года, пока туда, пока сюда, пока деньги найдут. Для того, чтобы оплатить их услуги весь Совет единогласно проголосовал об увеличении налогов в казну канцелярии на одну двадцатую, именно она будет договариваться с «мальчиками».

Ого! Как меня высоко оценили.

— И что нужно от меня Великой? Она ведь прислала Вас с предупреждением не просто так?

— Она просит Вас о встрече наедине. Все остальное при встрече… — но посмотрев на мою скривившуюся физиономию, уточняет. — Ей потребуются от вас некоторые услуги по вашей магической специальности.

Морщусь… Зачем мне с ней встречаться? Она меня уже предупредила… Поддержки в их Совете мне даром не нать.

— А что там по поводу «детей, мужей и женихов»? Их то за что ликвидировать?

— Не знаю, но заказ в легионе на вашего жениха уже есть, и будет ими выполнен после отъезда из города Великой, визит которой ожидается буквально на днях.

А вот о здоровье Одрика позаботиться придется…. Будет обидно, если из–за меня его пришлепнут, ни за что.

— А как вы оказались здесь? — Кручу пальцем вокруг, поясняя, что имею в виду это здание. — И так вовремя?

Посланник смущается…

— Дело в том, что полковник Калларинг мой тесть, и я посмел обратиться к нему, как к члену семьи, с просьбой помочь в нашей встрече наедине…

— А, так полковник в курсе о том, что вы тут мне вещали? — Начинаю злиться, и Мара рычит. Посланник непроизвольно делает шаг назад.

— Нет, о чем буду говорить, он не в курсе, и я так думаю, он и спрашивать не будет, состоялась наша встреча или нет. Он только создал для нее условия…

Узнаю полковника, меньше знаешь, крепче спишь. Дела Дома Болен вольного города не касаются, ну почти не касаются.

— Так вы согласны встретиться с Великой? — Вот пристал…

— Пока не знаю…. Когда я захочу с ней встретиться, я ей сообщу.

— Позвольте поинтересоваться как? Дело в том, что эту встречу нужно обязательно оставить втайне. И Ваша встреча с Великой аль Болен, тем более должна пройти втайне.

— А вот ее к тебе пришлю… — И показываю на Мару. — Запах твой она запомнила, — Мара демонстративно обнюхивает ноги посланца, — так что она тебя и на том свете найдет, не сомневайся. А ты сестре все передашь… где, когда и как.

В коридоре слышатся шаги, это возвращается от начальства хозяин комнатушки. Посланник быстро ретируется и прикрывает за собой смежную дверь.

Так, на чем я здесь остановилась… А полковник–то каков! Так ненавязчиво напомнил о себе.

Утром Учитель опять поднял своего ученика еще до рассвета и погнал на берег Несайи. Вытащить из браслета Учителя, Одрику удалось очень быстро…. А вот прожить день, глядя на все только в магическом диапазоне, будет намного сложнее, и к вечеру наверняка опять заболит голова.

Учитель завис перед учеником и начал:

— Вчера мы выяснили, что ты неимоверно мал. Это чтобы не зазнавался и помнил о своем месте во вселенной. Теперь давай выясним, а что есть ТЫ? Сам–то что про себя думаешь?

— То есть? Я — это Я.

— Так просто?

— А разве нет?

— Хорошо… хорошо…. Давай проведем маленький эксперимент.

Фантом как скульптор вылепил из воздуха светловолосый кареглазый образ в простой походной одежде в полный рост.

— Ну, кто это?

Одрик как в зеркало всмотрелся в смущенно улыбающийся ему мираж.

— Так это я.

— Я ж тебя предупреждал, — засмеялся Учитель, — не зазнавайся! Это твой отец.

Учитель опять взялся ваять, опять стали проступать пшеничные волосы.

— Вот тебе еще один пример. По–твоему, кто бы это…, — но вдруг спохватился и разогнал очертания по утреннему воздуху. — Не надо этого тебе пока знать.

Немного помолчал и продолжил:

— Давай по–другому. Ты готов утверждать, что сейн Одиринг аль Бакери, которого друзья зовут Одрик, это и есть ты, сидящий здесь и сейчас передо мной?

— Ну а кто же еще? Однозначно — я.

— Но ведь, что ты сейн, позаботилась бабушка Эфрина, это ее подарок.

— Но ведь подарок был мне, значит, я уже был.

— Ты — был, но это изменило тебя. Ты стал другим. Бакери — имя твоих предков, они его заполучили много веков назад. А Одирингом тебя назвала мать, твоей никакой заслуги в этом нет. Ее же заслуга, что ты такой, какой есть. Останься она тогда в Ричелите, ты бы вырос совсем другим. Твои любимые сны, где ты непревзойденный мастер Северной равнины, а может быть и всей Лари — это старания бабушки Ветти. Ты, конечно, в этом деле виртуоз, и она бы тобой гордилась, но это ее наука.

Даже твои уникальные глазки, которыми ты так кичишься, это всего лишь наследство от папы. Итак, получается, что ты не просто неумолимо мал, а ТЕБЯ вроде бы НЕТ ВООБЩЕ! Вот тут передо мной на травке сидит нечто, и упрямо пытается что–то осознать. Нечто уже не вопит: «Прекратите!», не машет руками, не прогоняет и не посылает. Это, однако, похвально.

Фантом Одрика попробовал поднять горсть белого речного песка, но песок буквально просыпался сквозь призрачные пальцы.

— Ну–ка, мое бесподобное нечто, копни песочку. И не дави на него, а отпускай потихоньку.

Одрик сделал, как просил Учитель, песок потек у него с ладони.

— Видишь, сколько одиноких песчинок? И ты всегда считал себя одинокой песчинкой. Хотя, как ты знаешь, если песок долго лежит, песчинки прорастают вдруг в друга и получается камень песчаник. А если песок попадает в печь, то у умельцев вроде тебя превращается в стекло. А теперь посчитай, сколько для твоего одинокого, как тебе кажется, Я другие Я трудились, надеялись, учились, искали…, да что там, умирали ради тебя!

— Ради меня? Да кто же это?!

— Потрясающе! Как это кто?! А твоя мать? Ей нельзя было здесь оставаться, ты знаешь, чем грозит приезжим воздух Каравача, его дожди и туманы. Но она не уехала, потому что тебе здесь нравилось. Она разменяла свою жизнь на твою. Редкостная неблагодарность! Про других говорить не будем, пока….

Одрик вскочил и бросился к зарослям, фантом воспарил и прилег в пронизанном лучами Андао воздухе. Когда показался Одрик, Учитель как ни в чем ни бывало, указал ему на прежнее место.

— Что?! Утер нюни? Хорош, нечего сказать. Прием пищи начнется на четверть часа позже. Продолжаем…, на чем мы там остановились?

Учитель занял свое привычное главенствующее положение.

— Итак, мы выяснили, что твое исключительное Я, не есть твое. Оно продукт усилий и стремлений многих Я. Ты связан не только со своими родителями, предками, учителями, а еще и с каждым илларем, молоко которого пил, в шкуру которого одевался, с каждым кустом вечерницы, ягоды которого ты обрывал, с каждой травинкой, на которой сейчас сидишь, с каждой каплей дождя, которая на тебя падала…. Дело в том, что мы не одинокие песчинки. Мы узелки в переплетениях мировой паутины, паутины раскинувшейся в пространстве и во времени. Мировая паутина все время меняется, пропадают одни узелки — возникают другие, рвутся старые связи — образуются другие. На тебя уже слишком много завязано, а будет еще больше. Ты не представляешь, сколько людей, нелюдей, существ и сущностей тебя ждали. Ты знаешь, сколько жизней прервется, если ты не совершишь предназначенного тебе? А сколько просто не придет в этот мир — даже трудно представить. Так что, довольно ребячиться, — фантом сверкнул своими бездонными глазами, — ступайте править, мой Белый принц.