Мастер сновидений - Ниоткудина Алинна. Страница 34

— А я уж тебя искала, а ты здесь. Как же ты сюда дошла?

— Я не ходила, меня Оди принес, завернул в одеяло и принес.

— Хорошо, раз мы больше никого не ждем, можете приступать! — объявила сейне Дайдоне для всех. — И ввиду временного отсутствия хозяина дома его хозяйка сегодня сама выбирает кавалера, потому что женщина никогда не должна оставаться одна, тем более за столом.

— Безусловно, безусловно, сейне, — поддержал ее хитро заулыбавшийся Тадиринг. И подмигнул мне, потому что Дайо своим царственным шагом направлялась именно в мою сторону.

«Ёлочки распушистые! " — испуганно в моей голове. Я понял, что конечности цепенеют. А сейне Дайоне подошла ко мне и подала мне руку с тем наклоном головы, при котором у многих иноземных правителей слетала вся гордыня и спесь, и начинали дрожать колени и заплетаться язык. Что уж говорить про четырнадцатилетнего мальчишку, на которого богиня впервые посмотрела в упор, да еще взяла за руку. Будучи усаженным рядом с дамой, по правилам этикета я должен был ухаживать за ней, но я никогда не заучивал церемониальные протоколы, которые для меня были редкостной нудятиной, да и просто–напросто ошалел. Сейне Дайно заботилась о содержимом моих тарелок, в горле стоял ком, не дававший мне проглотить ни куска.

Оцепенение сходило с меня медленно, гораздо медленнее, чем разгорался голод, и голод пробил корку оцепенения, как весной шалые воды Несайи пробивают лед. Обещанный с утра суп уже совсем было остыл. Но это была не проблема для асса Тадиринга, ХА! Подогреть тарелку супа — для седовласого мага просто, как щелкнуть пальцами, что, собственно, он и сделал. Это наконец–то вывело меня из ступора, и не одного, а вместе с юношеским аппетитом. Кроме супа еще были рыба, а я люблю рыбу, и когда она еще плавает, и когда она уже на тарелке, салат, как и положено, и просто картошка, и еще что–то из грибов. Горожане Каравача не жалуют сей продукт, считают его эльфийским кормом.

— И совершенно зря, — сообщил Тадиринг, заметив мое удивление блюдом. — Глупо лишать себя удовольствия и пользы. Все гоняются за заморской невидалью за бешеные деньги, когда в наших лесах полно и еды, и питья, только было бы желание.

— Но от них же дурь, — недоумевал я.

— От многих людей дури еще больше, и что? Скажу тебе больше, от некоторых из них исходит смерть, как и от некоторых людей, заметь. Но ты же не прекращаешь общаться с всеми остальными? Просто надо знать, с кем имеешь дело. Возьму тебя как–нибудь в эльфийские леса, летом пойдем с тобой за грибами.

Но до лета было еще далеко, а вот до десерта близко. Я люблю пироги, их манящий запах, и этот момент, когда нужно вскрыть пирог, явив миру его начинку. Это было сродни раскрытия тайны, а что еще может быть притягательнее для мага. Нож в руки взял старший мужчина за столом, и в мгновение ока пирог раскрыл свои темно–красные недра. Это была вечерница, и не садовая, а лесная, может не такая сладкая, как ее прирученная сестрица, но источавшая волшебный запах, от которого у меня закружилась голова. Слизнув с нижней губы потекший благоухающий сироп, я не мог не взглянуть на Лаки. Она словно ждала моего взгляда все это время, но не поддалась, а тихонько хмыкнула, повела плечиком, сверкнула в меня глазами на краткий миг, как солнце на острие выпущенной стрелы, и медленно, и как снежинки в безветрие, опустила свои ресницы. Неизвестно, долго ли она это репетировала, и перед каким зеркалом, но я чуть не захлебнулся ягодным соком, по спине пробежала дрожь. Ну, вот как! откуда! кто их учит этой магии!? Да какая тут, к Гаарху, магия, к чему годами глотать пыль в библиотеках, если одно колыхание ее ресниц, и я готов на любые безумства. Я тогда чувствовал, что еще один их взмах, и со мной произойдет что–то, возможно даже нехорошее.

А хозяйка дома сейне Дайоне, чуть напряглась, но тут же облегченно вздохнула, и устремила свой льющийся взгляд куда–то за окно в уже сгущающийся вечер. Она не всматривалась в синеющее небо, просто такой взгляд она дарила только одному человеку, который сейчас должен был быть далеко. Через минуту как–то засуетился асса Тадиринг, начал подниматься из–за стола и разминать натруженные долгой службой колени. Девочки начали распрямляться как изнуренные жарой бутоны цветов после спасительного дождика, услышав стремительные шаги в коридоре, хотя от сопровождающего каждый шаг позвякивания, сжатого и сухого, кое у кого должна стыть в жилах кровь. Они могли приближать только одного человека, самого хозяина дома Дьо–Магро.

Он вошел и казалось, что сам дом изменился: высокие окна стали еще выше, как будто вытянулись приветствуя командира, скатерть на столе будто натянулась и сама расправила складки, створки дверей распахнулись не как–нибудь, а строго симметрично. И вошел, как–будто он не один, а с починенными: за его плащом следовали снежинки, исчезая в тепле дома, но оставляя запах зимы, и еще какой–то запах: лесной, травянистый, кисловатый, но и сладковатый в какой–то самой верхней нотке. Снег, лежащий погонами на его плечах и проседью в его волосах, стремительно таял.

— Все, зима пришла, — сообщил он, почему–то торжествуя, как мне показалось. — В горах уже снег, хорошо вовремя ушли.

Вообще Каравач возник в ложбине с трех сторон окруженной горами, только здесь проходила дорога на юг, только здесь можно было по узкому распадку преодолеть Южный хребет груженым караванам, в остальных местах хребет преодолевали даже не все птицы. Отроги хребта огромной чашей защищали Каравач, вся беда в том, что подставлена эта чаша северо–западным ветрам, которые проносились над всей равниной в тщетной надежде дать хоть каплю влаги южным пустыням, но ударившись в запертую дверь хребта с досады обрушивали весь свой груз на долину Каравача. Поэтому, если вы не видели ливневого снега в горах Каравача, то знайте, что вы ничего не видели, ну и благодарите Пресветлую богиню, а то за такое зрелище можно и жизнью поплатится.

— А как там остальные, как обоз? — спросил Тадиринг.

— Обоз в лесу тащится, наверно привал там устроили. А им нужно уходить, утром снег их догонит.

— Ничего, они уже на равнине дойдут потихоньку.

— На сегодня — ВСЕ! Хватит о делах. Я до завтра не на службе, и утром никому меня, — взглянув на жену, поправил, — НАС не будить, будем спать, пока не надоест. А кто нарушит этот мой приказ, будет три дня чистить навоз в вагрятнице при казармах. Всем девочкам ясно? И мальчикам? — это уже было обращение лично к Одрику. — Так, сейчас я ухожу полковником, прихожу просто человеком.

И офицеры тайной стражи покинули столовую. За окнами уже была ночь, черноты и так достаточно за стенами дома, можно обойтись и без нее. Можно было добавить свечей, но не стали, и так хорошо, и звезды за окнами и два серпа восходят… Так хорошо бывает только тогда, когда все собираются дома сидят за столом, едят что–то очень вкусное, рассказывают по очереди истории… И свечи оплывают, и воск капает на стол, и детям давно пора спать, а они не уходят и засыпают у кого–то из родителей на руках, так я и сам засыпал на руках у матери…

В столовую зашел человек, действительно просто человек.

— А вот всем сейчас будет сюрприз, — человек, который несколько минут назад был грозным командиром Тайной Стражи, сейчас переодетый в простую сухую и теплую одежду, поднял плетеный короб, и опрокинул его на стол. По столу покатились желто–зеленые яблоки, большие, на глаз видно, что твердые, но чудесно пахнущие. И откуда только? Сейчас, когда снежный буран гонит даже стражей с гор в городские дома.

— Это с истока Несайи, там есть целая роща. Только обычно они кислые, просто вырви глаз. Но если их тронет мороз, вот тогда, самое время их собирать. Но потом еще надо убежать от бурана, в этом вся хитрость.

В дверях показался асса Тадиринг, вопросительный взгляд которого обращался уже не командиру, но к хозяину. Я подумал, раз они не первый год служат вместе, то у них какая–то своя система знаков. Но мне казалось, что я их тоже понимаю.

— Командир, даешь добро? — говорил взгляд одного.