Магия крови - Градов Алекс. Страница 32

— …И не такой уж гад, — произнесла Драганка. — Чаем меня угостил. Даже предлагал какие-то панталоны, чтобы в сухое переодеться…

— Увы, — отозвался мягкий, немолодой мужской голос. — Закон жизни. У куколки нет выбора. Выбирают ее. Или не выбирают.

— Да уж, выбор прям как на обед в «Аэрофлоте» — «ешь» или «не ешь», — раздался смешок. — Но Черного я все равно не понимаю. Зачем он ему? Одно дело — тот бородатый мордоворот…

— Ну, с тем-то было все ясно с самого начала, — из мужского голоса куда-то делась вся мягкость. — Я давно за ним следил. Поскольку прекрасно понимал, что можно из него вырастить. Таких, как он, надо уничтожать при рождении — потом хлопот не оберешься. Признаться, я подумывал об этом. Но считал, что Черный сам его уберет. Он тщательно выслеживает и вычищает в этом мире всех возможных конкурентов. Но этому он почему-то решил оставить жизнь…

— Рыбак рыбака видит издалека, — хмыкнула Драганка. — Но объясни мне, Анхель, зачем он взял в клан этого мальчишку? Сам-то он разве не понимает, что упыря из него не вырастить? Он от природы другой! Он такой… такой, как ты!

— Это натура, — медленно произнес мужчина. — Врожденная потребность губить все светлое и марать все чистое. Как бы он себя ни называл, по сути он хищник и всегда таким останется. Разве не знаешь, моя девочка, что в мире, откуда он родом, ничто так не ценится, как искусство убивать? А все разумные существа делятся на два рода: охотники и их пища?

— Да это просто слухи, — неуверенно произнесла Драганка. — Страшные сказки. Может, и вовсе такого мира нет.

— Есть-есть, — возразил мужчина. — Вспомни Стальной клан. Ты с ними однажды виделась.

— О да, помню! — оживилась Драганка (я так и представил, как ее глазищи вспыхнули синим огнем). — Те двое, что приходили к тебе на Иванов день. Какие воины! Когда они вошли во двор, стало так тихо и холодно… Даже Вурдалак из конуры высунуться не посмел…

— Вот и представь себе целый мир, населенный такими, как они…

Я лежал, насторожив уши. Главное мне было уже ясно: речь шла о Черном клане. Точнее, обо мне и Греге. И то, что этот человек о нем говорил, мне крайне не нравилось.

Но кто он, этот собеседник Драганки, который так много знает? Или, точнее, так много врет?

Я сосредоточился и попытался «увидеть» его. Тепло между бровями превратилось в жар, но я не сдавался. Голова пошла кругом, нахлынула такая боль, что я чуть снова не потерял сознание. На глазах выступили слезы. Не удержавшись, я тихо застонал. Но темнота медленно рассеивалась. И вот чудеса — впервые в зеленоватом сумраке появился новый свет. Прямоугольник двери наполнился золотистой дымкой. Сквозь дымку я довольно отчетливо видел веранду, круглый стол и за ним — два силуэта. Оба одновременно повернулись ко мне. Тихо звякнула тарелка.

— Ага, — услышал я мужской голос. — Проснулся!

Вскоре дверь распахнулась, осветив комнату. Кто-то вошел и встал перед кроватью. Превозмогая боль, я попытался приподняться. Вошедший стоял против света, и я видел только высокий силуэт.

— Вы кто? — прохрипел я.

— Не хочешь для начала поблагодарить нас за спасение?

— Спасибо. Вы кто?

За спиной вошедшего усмехнулась Драганка.

— Узнаю стиль Черного!

— Что ты, солнце мое, — возразил мужчина. — Черный лорд, особенно в последнее время — сама любезность. Он умеет держать под контролем свои инстинкты. Иначе он не смог бы столько лет прожить в этом мире неузнанным. И вообще прожить…

— Вы про Грега, да? — слабым голосом спросил я, закрывая глаза и без сил падая на подушку. — Зачем вы меня сюда притащили?

— Притащили? — изумился мужчина. — Ты свалился практически мне на голову. Повредил флюгер… Помял клубнику… Считаешь, надо было оставить тебя валяться во дворе?

— Можно было вызвать «скорую».

— Я сам — «скорая».

Он приблизился, наклонился и положил мне руку на лоб. Боль и головокружение сразу прошли. Мне стало хорошо и тепло… Даже жарко. Через миг я понял, почему, — это нагревались печати. Все сразу. Они противились его прикосновению.

— Вы… врач?

— Помимо всего прочего, — согласился мужчина.

Мне подумалось, я уже где-то слышал эту фразу.

Его ладони, казалось, собирали мою ушибленную голову, словно кубик Рубика. Все, что растряслось от удара, само вставало на место.

— Ты о чем-то другом хотел спросить, да? Ты хотел спросить, почему твои незамысловатые узоры отреагировали на мою магию? Потому что такими их тебе поставили. Никто, кроме твоего хозяина, не имеет права вторгаться в твое сознание… и подсознание тоже. Даже с целью исцелить тебя.

— Какого еще хозяина? Ты о Греге? Он мне не хозяин!

— А кто же еще?

Я стиснул зубы, чувствуя, что начинаю злиться.

— Кто вы такие? — повторил я в третий раз, пытаясь усилием мысли столкнуть чужую ладонь со своей головы. — Почему наговариваете на Грега?

— Не наговариваем, а говорим правду, — вмешалась Драганка. — Должен же кто-то тебе ее сказать, если все прочие боятся?

— А по-моему, вы просто врете! Докажите!

Вместо ответа ладонь накрыла мне глаза, и я снова ослеп. Попытался воспользоваться своими обостренными драконьими чувствами — но проклятая ладонь словно закрыла и их тоже. На спине, на шее, на животе — везде, где стояли защитные печати, — пылало пламя. Только лоб почему-то больше не припекало.

Через миг я понял, почему. «Печать интеллекта» начала остывать.

— Что вы делаете?!

— Разрушаю печать Восьмилистника, — хладнокровно ответил «врач».. — Уж не знаю, зачем тут поставлен такой мощный знак, но в данный момент он тебе только вредит.

— Я вам запрещаю ко мне прикасаться!

— Прекрати сопротивляться! У тебя ушиб мозга. Это надо лечить немедленно.

— Уберите лапы от моей головы!

Печать все остывала. В какой-то миг она сравнялась температурой с кожей, и я ее вообще не чувствовал… А потом она стала холодной. Вначале это было похоже на кусок льда, который зачем-то положили на лоб, и несколько секунд даже приятно, особенно по сравнению с полыхающими жаром прочими частями тела. Но потом от холода заломило виски, и мой мозг угодил в ледяную сетку боли. Сетка становилась все холоднее и постепенно сжималась.

— Это ради твоего же блага, — ворковал неведомый целитель, плотно прижимая ладонь к моему лбу. — Не дергайся, я все равно не уберу руку, пока не сниму отек. Когда-то я давал клятву Гиппократа. Знаешь, в чем она заключается?

— «Не навреди», — простонал я сквозь стиснутые зубы.

Раскаленное тело стало легким и совершенно чужим, а голова — тяжелой, пропитанной болью, как отравленной водой. В горле что-то клокотало — не кровь ли?

— Это первый пункт клятвы, — ответил мужчина. — А второй?

— Откуда ж я знаю?

— Так я напомню. Принцип милосердия. Иными словами, я обязан помочь тебе, хочешь ты этого или нет. И какие бы печати ни поставил твой воспитатель, меня как врача они не интересуют!

— А я бы еще посоветовала стереть ему память, — заметила Драганка. — Не хочу связываться с Черным, он сейчас слишком силен. В последний раз чуть дух из меня не вышиб, с его проклятыми улыбочками…

— Нет, — ответил «врач». — Не стану. Наоборот, я хочу, чтобы он все помнил — и делал выводы. Пусть ему будет над чем поразмыслить. Прежде чем Черный свяжет его кровью и подчинит себе безвозвратно.

— Прочь из моей головы! — прохрипел я.

— «В ней и так кавардак», [1] — подхватила Драганка.

— Как нельзя более верно сказано, — подтвердил мужчина. — Лея, милая, пошарь-ка в его карманах. В нашей ситуации никакая дополнительная информация не будет лишней…

Его голос затихал и удалялся по мере того как ладонь, горячая и тяжелая, словно гора, медленно вдавливалась мне в лоб. Я почти физически ощущал, как прогибается и хрустит тонкое плетение печати, почти слышал жалобный звон, с которым один за другим лопались лепестки папоротника. А вместе с ними — и мой мозг.