Возвращение домой (ЛП) - Хобб Робин. Страница 4

Моё же положение просто отчаянное. Дерзкая служанка не сошла на берег, она осталась на борту, как матросская шлюха. Желаю ей получить всё, что она заслуживает! Теперь Петрас и Карлмин цепляются ко мне, постоянно жалуются на то, что их ботинки текут и ноги болят. Когда ещё я смогу заняться собой, я просто не знаю. Я проклинаю художника в себе, потому что, когда я смотрю на солнце, пробивающееся сквозь густую листву, то вижу всю красоту этого дикого места. Стоит только поддаться ей, и она затянет, подобно ясному взгляду уверенного в себе мужчины.

Не понимаю, откуда эти мысли приходят ко мне. Я просто хочу вернуться домой.

Где-то там, над лиственным покровом, пошёл дождь.

День двадцать четвертый пахотной луны

Год четырнадцатый правления благороднейшего и блистательного сатрапа Эсклепиуса

Я резко проснулась незадолго до рассвета, вырванная из объятий яркого сна — мне снился незнакомый уличный праздник. Земля дрожала под нами, словно раскачиваясь из стороны в сторону. Позже, когда невидимое для нас солнце поднялось над деревьями, мы снова почувствовали эту дрожь. Землетрясение, подобно волне, пронеслось по Дождевым Чащобам, которые лежали перед нами. Я и раньше была свидетельницей землетрясений, но в этой болотистой местности они кажутся опаснее. Легко можно представить, как эта трясина глотает нас, словно жёлтый карп — креветку.

Хотя мы продвигаемся вглубь леса, земля под ногами остаётся по-прежнему влажной. Сегодня я нос-к-носу столкнулась с прекрасной змеёй, свисающей с веток. Моё сердце сжалось от смеси страха и восхищения. Как непринужденно она отвернулась от меня и скользнула вверх, чтобы продолжить своё путешествие между деревьями. Если бы я могла двигаться по этой земле с такой же лёгкостью!

День двадцать седьмой пахотной луны

Год четырнадцатый правления благороднейшего и блистательного сатрапа Эсклепиуса

Я пишу, устроившись на ветке дерева, словно одна из ярких пичуг, сидящих рядом. Несмотря на голод, жажду и огромную усталость, мне хочется смеяться. Возможно, эта лёгкость — следствие недоедания.

Пять дней мы с трудом пробирались сквозь плотный кустарник, прочь от реки, в поисках сухой земли. Некоторые возражали против этого, говорили, что когда весной придут обещанные корабли, они могут нас не найти. Я молчала, не озвучивая своих сомнений, но не думаю, что кто-то ещё согласится заплыть в эту реку.

Хотя мы углубились в лес, положение ненамного улучшилось. Почва по-прежнему влажная и вязкая. После того, как мы все проходим, за нами остаётся канава, наполненная жидкой грязью. Эта грязь разъедает наши ноги и пачкает одежду. Все женщины теперь идут, подоткнув юбки.

Мы побросали всё, что не в силах нести. Все чем-то нагружены — мужчины, женщины, даже беременные. Детям становится всё хуже. Я чувствую, как дитя в моём животе тяжелеет с каждым шагом.

Мужчины создали совет, чтобы управлять нами. У каждого в нём один, равный другим, голос. Я считаю, что таким образом попраны все законы, однако изгнанным аристократам не дают возможности заявить о своих правах. Джетан сказал мне наедине, что он допустил подобное только для того, чтобы все остальные увидели, насколько обычные фермеры, воры и авантюристы не способны управлять ими. Но пока мы подчиняемся правилам. Совет постановил собрать все запасы в один общий котел. Каждые день выдаются пищевые пайки. Совет говорит, что все мужчины должны выполнять одинаковую работу, поэтому Джетан вынужден стоять в ночной страже, словно простой солдат. Мужчины дежурят парами, так как нам уже известно, что одиночки скорее подвержены странному сумасшествию, притаившемуся в этих местах. Мы его почти не обсуждаем, но похоже, что у многих бывают странные сны, которые заставляют нас задуматься. Мужчины винят во всём воду. Ходят разговоры о том, что следует послать несколько исследовательских отрядов в поисках места для лагеря.

Я не верю в реальность их смелых планов. Этому дикому месту нет никакого дела до наших чаяний.

Мы нашли здесь мало пригодного в пищу. Растения незнакомы, а всё живое, что мы встречали, передвигается высоко на деревьях. Но всё же, даже в этой непроглядной мрачной чаще, есть место прекрасному, если научиться видеть. Солнечный свет, мягкий и рассеянный, пробивается сквозь сплетение веток, и листва лиан светится, словно перья волшебных птиц. В одно мгновение я проклинаю эти тесные сети, которые преграждают наш путь, а в другое вижу в них произведение искусства. Вчера, несмотря на мою усталость и желание Джетана двигаться вперёд, я остановилась, чтобы полюбоваться цветущей лианой. Рассматривая её, я заметила, что в чашечках цветов собралась дождевая вода, смешанная со сладким нектаром. Пусть простит меня Са, но мы с детьми вдоволь напились, прежде чем я рассказала о своей находке остальным. Мы также нашли грибы, которые растут на стволах деревьев, подобно веткам, и лианы со съедобными красными ягодами. Но этого недостаточно.

Сегодня мы спали на сухой поверхности — и тоже благодаря мне. Мысль о ещё одной ночи на мокрой земле, когда ты просыпаешься, весь покрытый влагой, и всё тело болит, или вообще не можешь заснуть, цепляясь за свои вещи, которые медленно погружаются в грязь, наполняла меня ужасом. Этим вечером, когда тени начали удлиняться, я заметила на некоторых ветках большие птичьи гнезда. Мне было хорошо известно, как ловко Петрас дома забирался на шкафы и даже карнизы. Выбрав дерево с несколькими горизонтально расположенными толстыми ветками, я спросила, сможет ли он туда вскарабкаться. Цепляясь за лианы и упираясь своими маленькими ножками в потрескавшуюся кору, он легко подтянулся вверх и вскоре уже сидел над нашими головами, болтая ногами и весело смеясь.

Я сказала, что Джетан должен залезть вслед за сыном и взять с собой камчатные портьеры, которые я всё ещё везла за собой. Скоро все остальные поняли, что я имею в виду. Теперь ткани самого разнообразного вида свисают с деревьев подобно спелым фруктам. Некоторые устроились спать на широких ветках или наростах ствола, остальные — в самодельных гамаках. Лежать там не слишком удобно, зато сухо.

Все благодарили меня.

— Моя жена всегда была изобретательной, — сказал Джетан, словно пытаясь отобрать у меня эту благодарность, поэтому пришлось ему напомнить:

— У меня есть имя. Я была Кэриллион Уэльдзин задолго до того, как стала леди Кэррок! Некоторые мои известные работы, например «Скрытые основы» или «Летающие фонари», требовали знаний о равновесии и расположении предметов относительно друг друга. Разница только в масштабе, не в сути.

После этих слов многие женщины в нашем лагере посмотрели на меня осуждающе, однако леди Дюпарж воскликнула:

— Она права! Я всегда восхищалась произведениями леди Кэррок!

После чего один простолюдин был настолько груб, что добавил:

— И она оставалась бы такой же изобретательной, будучи женой торговца, потому что у нас тут нет лордов и леди.

Это была отрезвляющая мысль и, боюсь, правдивая. Происхождение тут не имеет значения. Право голоса принадлежит обычным людям, гораздо менее образованным, чем я или леди Дюпарж. У простого крестьянина больше возможностей высказаться.

И что же мой муж прошипел мне?

— Ты позоришь меня своими попытками выделиться. От твоих «артистических порывов» один вред. Лучше бы смотрела за детьми, — указал он мне на моё место.

Что с нами будет? Что хорошего, если мы нашли, где спать, когда нечего есть и пить? Как жалко ребёнка в моем животе! Мужчины кричат «Осторожнее!», когда поднимают меня наверх при помощи верёвок. Но вся осторожность в мире не спасёт мою крошку от этого дикого леса, в котором ему предстоит появиться на свет. Я всё ещё оплакиваю Нариссу, но иногда мне кажется, что её быстрая смерть была лучшей судьбой, чем то, что нам ещё предстоит пережить.

День двадцать девятый пахотной луны

Год четырнадцатый правления благороднейшего и блистательного сатрапа Эсклепиуса

Сегодня я снова съела ящерицу. Мне стыдно писать. Первый раз, когда я это делала, то сомневалась не больше, чем кот, охотящийся за птицами. Во время дневного отдыха я заметила это маленькое существо на выпирающем из земли корне. Оно было зелёным, словно изумруд, и таким же неподвижным. Только блеск маленьких глазок и почти незаметная пульсация горлышка выдавали живое присутствие. Я схватила её и в следующее мгновение прижала мягкое брюшко ко рту. Мои зубы сжались, и рот наполнился вкусом, одновременно горьким, солёным и сладким. Я проглотила её целиком, с кожей и костями, словно изысканное блюдо с праздничного стола сатрапа. После я не могла поверить в то, что сделала. Мне казалось, что я отравлюсь, но всё было нормально. И всё равно я не нашла в себе сил рассказать остальным. Ни подобная пища, ни манера, с которой я её приняла, не подходят цивилизованному человеку. Я сказала себе, что действовала под влиянием желаний ребёнка, который растёт внутри меня, и этот постыдный, вызванный растущим голодом поступок никогда не повторится. Я поклялась больше так не делать и постаралась забыть.