Приносящая надежду (СИ) - Воронина Тамара. Страница 42
– Вы хотите сказать…
– Ага. Именно. Аиллена разбудила твою магию, полукровка. Интересно, что вы оба почувствуете ночью, если будете заниматься этим без амулета?
– У меня – магия? От Лены?
– И от Милита. И от того самого полукровки, которого ты мудрецом обозвал… Он, видишь ли, тебе свою отдал… Помнишь, твой амулет тогда раскалился до ожога.
Шут автоматически опустил голову и посмотрел на то место, где амулет оставлял сильные ожоги, которые Лена лечила своими мазями.
– Не может быть… я не могу иметь магии.
– А я не могу быть Светлой, – согласилась Лена, – иметь и давать какую-то мне непонятную силу. И ходить между мирами тоже не могу. И разговаривать с шутом на эшафоте тоже не могу. И вообще, магию придумали для детей.
– Самая недетская штука – магия, – очень серьезно сказал Гарвин, но голубые глаза смеялись. И одновременно были тревожными. Как и у Лиасса – ласковая улыбка и напряженный синий взгляд. Владыка забрал у Гарвина амулет и закрепил его на шее у шута.
– Пусть пока так, Рош. Я найду способ изменить этот амулет или создать подобный, чтобы при случайной встрече ваши маги ничего не заподозрили. У тебя Дар, Рош Винор.
– И немалый, – к неудовольствию Лиасса дополнил Гарвин. – Отец, пусть он знает. Он крайне разумный парень. А зная, станет еще разумнее, потому что наверняка догадывается, что стихийный выброс магии пострашнее иного проклятия. Ты, главное, привыкни к этой мысли. Остальному – научим. Со временем.
Шут посидел молча несколько секунд, прогоняя растерянность. Это он умел. Взгляд стал каким-то холодным, лицо сосредоточенным. Он коротко посмотрел на Гарвина, потом на Владыку.
– Вы уверены?
– Совершенно, – хмыкнул Гарвин. Лиасс просто кивнул. В синих глазах было сочувствие. Почему?
– А вы уверены, что не вы наградили меня этой штукой? Как Кариса?
Гарвин расхохотался, но Лиасс так глянул, что смех растаял.
– Как Кариса, мы тебя наградить не могли, – медленно сказал Лиасс. – Во-первых, ты этого не хотел так, как Карис. Во-вторых… Во-вторых, мы не могли наградить тебя этим Даром. Потому что твоя магия совсем другого рода. Не наша. Не эльфийская. Хотя ты бесспорно эльф. Не сердись. В тебе нет ничего от человека, кроме твоей привычки считать себя человеком. Что тебя наградило, я не знаю. Аиллена лишь пробудила. Опережаю твой вопрос: нет, у нее другая. Ее магии я не вижу совсем, вижу только ее результаты. Твою – вижу, хотя и с усилием. Собственно, я ее увидел только потому, что стал очень пристально присматриваться… И потому что мне посоветовал это сделать Гарвин. А с Гарвином разбирайся сам. С вами он давно более откровенен, чем со мной.
– Владыка, – пробормотал Гарвин без особого протеста в голосе. Лиасс пожал плечами:
– Ты свободен, Гарвин.
– Я не свободен от обязательств перед тобой, Владыка.
И снова Лена не услышала глубокого убеждения в его голосе. А Лиасс и подавно. Шут переместился на прежнее место, поближе к Лене, и она автоматически положила руку на его взлохмаченную макушку. Лиасс ободряюще улыбнулся.
– Я понимаю, что ты взволнован. Но подумай хотя бы о том, что со временем ты сможешь защитить ее не хуже, чем Гарвин.
Он ушел, даже не глянув на сына. Обиделся. Во всяком случае, был задет, может, именно этим вот отсутствием убежденности. Гарвин сунул подушку под спину и сел поудобнее. Шут, привыкший его не стесняться, положил голову Лене на колени. Как только у него шея не затекает?
– Нам ведь лучше отправиться в Путь, как только ты будешь здоров?
– Лучше, – согласился эльф. – Только, боюсь, это еще не особенно скоро будет. Стыдно сказать, но вчера меня сильный порыв ветра опрокинул на землю. И это несмотря на твою магию.
– Ты когда заметил? – сумрачно спросил шут.
Гарвин помолчал.
– Может, я лучше не буду отвечать?
– Значит, всегда знал, – заключил шут. – Что, я являлся тебе в видениях?
– Не ты. Вы. Когда я увидел Аиллену, даже не вспомнил об этом. Когда увидел тебя, тоже. Но когда увидел вас вместе… На мои видения можешь не обращать внимания. Если тебе суждено… это сделать, ты сделаешь. Не суждено – не сделаешь. Подталкивать тебя я уж точно не собираюсь. И уж тем более подсказывать. Живи как живешь, полукровка.
– Не видел я еще, чтоб пророки так небрежно относились к самим себе…
– Может, я просто умный пророк, – усмехнулся Гарвин. – Пророчество может сбыться, а может и нет. Часто действия самих пророков или дураков, которые их пророчества толкуют, только мешают. К тому же откуда мне знать, хорошо то, что я видел или нет. Я вообще не возражал бы от этого Дара избавиться, так ведь не получается.
– Значит, что-то нам все-таки суждено…
– А ты сам не догадывался, что ли? Разве не ты все время говорил, что не просто так ее забросило в твой мир и именно в то время, когда ты красовался на эшафоте? Что не случайно первый человек, с которым она заговорила, был Проводник, знающий, что такое Странница? Что не просто так… В общем, в чем я тебя убеждаю?
– Больше всего на свете я хочу оказаться сейчас в месте, где никого не будет и никто нас не найдет.
– С ней, надо думать?
– Конечно, – удивился шут. – Никакой магии не хочу, ничего не хочу, хочу побыть с ней – и только с ней. Без бдительного присмотра.
– А кто не дает? – удивился Гарвин. – Бери ее за руку, пусть делает Шаг. Поживите в каком-нибудь мире месяц-другой… или сколько захочется. Если хочешь… знаю я одно заклинание – никто вас никогда не найдет, ни я, ни даже Владыка. Насчет дракона не уверен… Что мешает? чувство долга? жалко бросать Маркуса и собаку? Возьмите с собой. Или не берите. Дождутся. И я дождусь. Аиллена, ты вообще когда поймешь, что вольна делать то, что хочешь? Что никому ничего не должна? Никому ничего.
– А ты…
– А я и так поправлюсь. Помедленнее разве что. Буду простоквашу ведрами есть и Арианины травы пить, вот и все. Я никак уж не при смерти, просто… просто как после тяжелой болезни, слаб. У меня даже ничего не болит. Вообще. Только ляжка, за которую твой полукровка меня щиплет. Вели ему не щипаться. А ты сама разве не хочешь забыть о своей силе, долге, всем на свете и просто побыть с ним вдвоем?
Лена хотела. И еще как. И даже не боялась, что найдет их чокнутый Корин Умо или даже неведомый эльф (или кто-то другой) с совершенно земным именем Кристиан. С ударением почему-то на первый слог. Если бы он хотел ее или шута убить, убил бы. Давным-давно. Но, как водится, ей вечно что-то мешало, причем не в прямом смысле. Она вообразила, как начнет беспокоиться Лиасс, как будет дергаться Милит, что будет думать Маркус… То же самое всегда было раньше. В юные годы она, если приходила на дискотеку с подружкой, не уходила с молодым человеком, потому что неудобно было бросать подружку. Ее бросали сто раз, только она все равно не менялась. Ее раздражало требование родителей непременно звонить, если она задерживается на работе, но она звонила, потому что знала: они и правда волнуются и места себе на найдут, пока она развлекается где-то. Чтоб без предупреждения не прийти домой ночевать – и помыслить нельзя было.
Сто лет уже как никому вроде ничего не должна, и родители где-то там в далеком и чужом Новосибирске, и неизвестно, четверть часа там прошло или четверть века, и узнавать эгоистически не хочется, и безумно хочется провести наедине с шутом хотя бы месяц, хотя бы неделю, где-то, где никому нет дела до ее светлости, чтоб просто мужчина и женщина, Рош Винор и Ленка Карелина.
Шут прижался к ее коленям лицом и явно думал о том же. Гарвин пожал плечами: странный народ, почему бы не наплевать на друзей и близких (потому что Маркус и Милит уже не так чтоб просто друзья, а нечто куда большее) и тем более на собаку (она вообще тварь неразумная) и не вести себя, как заблагорассудится…
– Нет, Гарвин, – не отрывая лица, проговорил шут, – никогда не понять тебе обыкновенного человека. Слишком ты эльф. В плохом смысле.