Темпоральная Бездна - Гамильтон Питер Ф.. Страница 38

Спустя некоторое время тоннель начал возвращаться в горизонтальную плоскость, и головокружительный полет закончился. Эдеард еще долго катился на заднице по ровному полу, но наконец остановился. Он осмотрелся и направил про-взгляд вверх, сквозь монолит. Потолок тоннеля опять начал меняться, уже знакомым образом, и Эдеард стал падать вверх. Через минуту стремительного полета в полной темноте он остановился. Воздух вокруг был прохладным, тоннель под Мраморным каналом освещало слабое оранжевое сияние.

Знакомый вид привел Эдеарда в полнейшее уныние. Мысль о том, что надо снова возвращаться в город, напомнила о его провале. Он ни с кем не мог поговорить и посоветоваться. Хуже того, он не знал, что делать дальше.

«Может, мне просто уехать? Добраться до Уффорда и вместе с Салраной вести счастливую спокойную жизнь в деревне, где нам самое место?»

Это было так заманчиво! Но если он не выступит против банд, против Ранали, ее семейства и прочих негодяев, ничего никогда не изменится. Вслед за городом постепенно придут в упадок окрестности. Проблемы достанутся по наследству детям Эдеарда.

Он вздохнул и отправился домой.

Весь следующий день Эдеард провел в своей квартире и только телепатировал Динлею, сказав, что сильно простудился. Суд над Лианом шел восьмой день, но Эдеард уже дал показания под присягой. Обвинение больше не нуждалось в его присутствии. Динлей пожелал Эдеарду выздоравливать.

Одну из ген-мартышек он отправил к ближайшему доктору за успокаивающей мазью для обожженной кожи. Потом он извинился перед Джессиль и попросил ее не приходить вечером, сославшись на то, что не хочет ее заразить. Девушка посочувствовала ему и велела домашнему повару отправить Эдеарду корзину с куриным бульоном и другими яствами.

Все, чего хотел Эдеард, – это получить пару дней передышки, чтобы все спокойно обдумать и, конечно, поговорить с Грандмастером Финитаном. В середине второго дня ему телепатировала Кансин.

Район Кобара всегда вызывал у Эдеарда восхищение. В отличие от остального города, здесь отсутствовали улицы. Вместо этого из земли поднималось больше сотни домов-башен. Все они были одинаковой высоты в четыре этажа, и на каждом уровне имелось достаточно места для одной семьи. И только выше башен проявлялась необычная архитектура. Каждая башня служила опорой для широкого моста, тянувшегося до соседнего дома. Значительная часть зданий несла на себе не меньше трех пролетов, а многие и того больше, так что над крышами образовалась сложная сеть из различных многоугольников. Вот здесь и находились настоящие дома, поднимающиеся над плавно изогнутой плоскостью моста до шести этажей. Они образовывали треугольники, квадраты, пятиугольники и шестиугольники, а в самом центре района мосты сходились в знаменитый фонтан Рафаэля – двенадцатиугольник, приютивший в себе гильдии артистов, ботаников и картографов. Сам фонтан с шумом бил из большого бассейна в центре здания, и его пенящиеся струи поднимались выше полукруглых хрустальных крыш.

Эдеард быстро прошел мимо бьющей вверх воды, отгоняя третьей рукой обжигающе холодные капли, выплескивающиеся из бассейна. Он закутался в подбитое мехом пальто, голову прикрыл черной шапкой, а рот – темно-красным шарфом. Под пеленой уединения его никто не мог узнать, но он уже заметил в свинцово-сером небе ген-орла, в точности повторяющего его маршрут.

После фонтана он свернул влево, к башне Миллагаль с красно-синими полосатыми стенами, увитыми голыми плетями гурклозы. Многочисленные группы ген-мартышек убирали остатки талого снега с площади, простирающейся на весь район в тени высоко вознесенных зданий. Зимой район Кобара казался настоящим подземным миром, где между домами проникали лишь узкие лучи солнечного света. Летом здесь всегда было многолюдно, работали небольшие рынки, выступали уличные артисты и играли дети. Сегодня же все старались остаться в домах наверху, вокруг печей, жалуясь друг другу на припозднившуюся весну.

Эдеард, настроение которого так и не улучшилось, радовался только тому, что вокруг почти никого нет. Приблизившись к башне Йолон, он прошел внутрь через широкую арку. Вверх по световой шахте уходила спиральная лестница. Эдеард недовольно застонал. Однажды, решил он, с трудом преодолевая ступеньку за ступенькой, надо будет отбросить осторожность и переделать все эти проклятые лестницы.

С верхней площадки расходились три аркады. Он выбрал «Кимвалу» и был мгновенно очарован оживленной атмосферой, царившей здесь, несмотря на значительную высоту. Проход был довольно узким по сравнению с высокими стенами, ограничивающими галерею с обеих сторон, – пять этажей стрельчатых арок и эркерных окон, – но достаточно широким, чтобы вместить два ряда торговых киосков. Эдеард опустил шарф и зашагал между прилавками. Зимнее солнце свободно проникало сквозь розоватую хрустальную крышу, и внутри галереи было довольно тепло. Люди бродили от киоска к киоску и торговались с продавцами. Удивительно сухой воздух благоухал ароматами специй. Где-то неподалеку жарили медовые сливы.

Эдеард прошел около трети галереи и свернул в боковой проход, ведущий к еще одной спиральной лестнице. Тяжело вздохнув, он поднялся на три этажа. Холл этого уровня освещался обычным для города оранжевым светом, исходившим из кругов над дверями. Эдеард выбрал дверь красного цвета с фиолетовым орнаментом в виде плюща и вежливо постучал, хотя уже чувствовал за стеной присутствие людей.

Дверь открыл Дибал. Старый музыкант явно чувствовал себя скверно. Хоть он по-прежнему носил кричаще-яркую рубашку, а его волосы были безукоризненно заплетены, его прежняя заразительная веселость пропала без следа.

– Спасибо, что пришел, – приветствовал он Эдеарда. Затем он прищурился, увидев на лице юноши розовые пятна. – Ты в порядке? Похоже, что ты сильно обгорел.

– Все нормально. Просто несчастный случай.

– Странно. Это уже второй несчастный случай за неделю; говорят, пару дней назад в «Доме голубых лепестков» случился пожар. Эдеард, тебе следует избегать подобных мест, они погубили немало молодых людей.

– Спасибо, я запомню.

Эдеарда проводили в гостиную с округлым выпуклым эркером, выходящим на пятиугольную площадку. Далеко внизу виднелись деревья ореховой груши в больших кадках. В тени зданий резко выделялись их голые белые ветви.

Все члены отделения Эдеарда уже были здесь. Бойд и Динлей озабоченно переминались с ноги на ногу у горячей металлической печки, их мысли излучали неприкрытую тревогу. Кансин возилась с чайником, но ее разум, как обычно, был слегка затенен. Максен стоял на коленях рядом с креслом, где сидела Бижули. Она явно только что плакала, а сейчас, промокая слезы платком, храбро старалась улыбнуться.

При виде синяка, темнеющего у нее под глазом, Эдеард невольно поморщился. Его уныние мгновенно сменилось гневом.

– Вы узнали их? – выпалил он.

Она повернула улыбающееся лицо в его сторону. Даже с синяком под глазом Бижули была очень красивой.

– Нет. Я говорила им, что не надо вас вызывать. Я не хочу, чтобы вы беспокоились из-за этого случая.

– Мама, – воскликнул Максен, – но в том, что произошло, – наша вина!

– Нет, – возразила она.

– Что они натворили? – спросил Эдеард, почти боясь услышать ответ.

Он заметил, как сжались кулаки Максена.

– Ничего, – ответила Бижули. Она улыбнулась Кансин и взяла из ее рук чашку с горячим чаем. – Спасибо. Это были обычные хулиганы.

– Четыре, – буркнул Максен. – На нее напали четыре человека.

Он многозначительно посмотрел на Эдеарда.

– Они сказали, что любые действия влекут за собой последствия, – продолжала Бижули. – И что Максен должен остерегаться. – Ее рука погладила голову сына. – Еще сказали, что он должен поискать другую работу. А потом… – Она показала на синяк. – Я даже не заметила, как это произошло. Я! Считавшая себя настоящей горожанкой! Заступница, какая я глупая…

– Мерзавцы! – не удержавшись, воскликнул Максен.