Без снов (ЛП) - Анджелини Джозефина. Страница 4

Он не мог сделать это за нее. Она была очень самостоятельной, и он не знал, что с этим делать.

“Сын. Почему бы тебе не сесть рядом со мной?” предложил Кастор, поразив этим Лукаса. Его отец указал на стул по правую сторону от себя, когда они все сели за стол на воскресный ужин.

"Это ­ место Кассандры," ответил Лукас покачав головой, на самом деле Лукас подумал о том, что это место было Гектора. Лукас не мог занять его, потому что оно никогда не должно было быть освобождено. Вместо этого, он занял место напротив своего отца в конце скамьи.

“Да, папа,” пошутила Кассандра, когда садилась на место, которое она автоматически унаследовала, после того как Гектор стал Отверженным, когда убил единственного сына Танталуса, Креона. “Ты пытаешься понизить меня в должности что ли?”

“Разве ты не узнала бы об этом, если бы я так сделал? Какой же ты оракул в конце концов?”

дразнил Кастор, тыкая Кассандру в живот, пока она не вскрикнула.

Лукас видел, что его отец использовал благоприятный момент, чтобы поиграть с Кассандрой, потому что вскоре это станет невозможным. Как Оракул, младшая сестра Лукаса отделялась от своей семьи и от всего человечества. Скоро, она будет дрейфовать далеко от всех людей и станет холодным инструментом Судеб, независимо от того насколько она была любима близкими.

Кастор, использовал шанс, что бы пошутить с дочерью, но Лукас мог бы сказать, что он был только наполовину сосредоточен на Кассандре. Мыслями он находился в другом месте. Кастор действительно не хотел, чтобы Лукас садился на свое обычное место, но по каким причинам Лукас не мог понять.

Он понял это мгновение спустя, когда Элен села рядом с ним, на место, которое, с течением времени использования, стало ее местом за столом. Когда она переступила через скамью и опустилась рядом с ним, Лукас увидел, как лоб его отца наморщился.

Лукас абстрагировался от неодобрения своего отца, и позволил себе наслаждаться присутствием Элен рядом с ним. Хотя она и пострадала от всего, что происходит с ней в аду, ее присутствие наполнило Лукаса силой. Очертания ее фигуры, мягкость ее руки, задевшей его, когда они передавали блюдо с едой вокруг стола, ясного, яркого тона ее голоса, когда она участвовала в беседе — все в Элен, откликалось в нем, и успокаивало дикое животное в его груди.

Ему было жаль, что он не мог сделать то же самое для нее. Во время обеда Лукаса очень интересовало, что происходит с Элен в Подземном мире, но он понимал, что должен ждать, пока они не останутся наедине, чтобы он смог спросить об этом. Она солгала бы его семье, но она не сможет солгать ему.

"Эй," позвал он позже, останавливая Элен в тусклом коридоре между туалетной комнатой и кабинетом отца. Она напряглась на мгновение, а затем повернулась к нему, и черты лица ее смягчились.

"Эй," выдохнула она, приближаясь к нему.

"Плохая ночь"?

Она кивнула, подходя еще ближе, пока он не почувствовал запах миндаля—душистого мыла, которым она просто вымыла руки. Лукас догадывался, что она, вероятно, не знала, как они всегда двигались друг к другу, но он энал.

"Расскажи мне об этом."

"Это просто трудно", пожала она плечами, пытаясь увернуться от его вопросов.

"Опиши."

"Был этот камень." Она замолчала, потерла запястья, и покачала головой с измученным выражением. "Я не могу. Я не хочу думать об этом больше, чем должна. Мне очень жаль, Лукас. Я не хочу тебя разозлить," сказала она, отвечая на его обиженное разочарование.

Он уставился на нее на мгновение, задаваясь вопросом, как она могла быть настолько неправой относительно того, что он чувствовал. Он попытался сохранить спокойствие, когда задал ей следующий вопрос, но все же, вышло грубее, чем ему хотелось бы.

“Кто­то там причиняет тебе боль?”

“Там никого нет, кроме меня, ­ ответила она. По тому, как она это сказала, Лукас понял, что ее одиночество было даже хуже, чем пытка.

"Ты была ранена." Он вытянул руку на несколько футов отделяющих их, и нежно провел пальцем по ее запястью, прослеживая форму исчезающих синяков, которые он там видел.

Ее лицо было закрыто. "У меня нет моих сил в Подземном мире. Но я исцеляюсь, когда просыпаюсь."

"Поговори со мной", уговаривал он. "Ты же знаешь, ты можешь сказать мне, что угодно."

"Я знаю, что могу, но если я это сделаю, я буду платить за это позже", простонала она с юмором.

Лукас поднажал на нее почувствовав ее добродушное настроение, желая увидеть ее улыбку еще раз.

"Ну? Просто скажи мне! ", Сказал он с усмешкой. "Насколько болезненно должно быть, чтобы ты поговорила со мной об этом?"

Ее смех умер, и она посмотрела на него, ее рот слегка приоткрылся, как раз настолько, чтобы Лукас увидел гладкий внутренний край нижней губы. Он вспомнил, как чувствовал его, когда целовал ее, и он напрягся — остановив себя прежде, чем он опустит голову вниз, чтобы почувствовать его снова.

"Мучительно", прошептала она.

“Элен! Сколько времени потребуется использовать порошок—” внезапно выбежала Кассандра, чтобы увидеть как Лукас удаляется по коридору, а Элен краснея бежит в сторону библиотеки.

Элен поспешила через комнату с обоями в петуньях, избегая сгнивших половиц обходя сырой, плесенью зараженный диван. Казалось, они впиваются взглядом в нее, когда она пробегала мимо. Она уже ходила в этом направлении дюжину раз, возможно больше. Вместо того, чтобы открыть дверь справа или дверь слева, обе из которых она знала, к чему привели, она решила, что нечего не потеряет, если заглянет в стенной шкаф.

Дымчато серое шерстяное пальто маячило в углу. У него была перхоть на воротнике, и пахло оно, как старый больной человек. Оно закрывало все, как будто пытаясь прогнать ее из своего логова.

Элен проигнорировала вздорное пальто и начала искать дверь до тех пор, пока не обнаружила ее, скрытую в одной из боковых стенках шкафа. Проход был маленьким, но достаточным чтобы позволить пройти маленькому ребенку. Она опустилась на колени, и поспешила через дверь размером с ребенка.

Следующая комната была пыльным будуаром, затвердевшим за столетия запахом тяжелых духов, желтых окрасок, и разочарование. Но по крайней мере, было окно.

Элен поспешила к нему, надеясь выскочить и освободить себя из этой ужасной ловушки. Она с нарастающей надеждой отодвинула аляповатые персиковые занавески из тафты в сторону.

Окно было замуровано. Она колотила кирпичи кулаками, с нарастающим гневом, пока ее пальцы не стали сырыми. Все сгнило и разрушилось в этом лабиринте комнат—все, кроме выходов. Они были прочные, как Форт­Нокс.

Элен была в ловушке. Она так отчаялась, что даже закрыла глаза и попыталась заснуть, надеясь проснуться в своей постели. Это не сработало. Элен до сих пор не придумала, как контролировать ее входы и выходы из Подземного мира, наполовину не убивая себя. Она испугалась, что на самом деле умрет в этот раз, и боялась думать о том, что ей придется сделать, чтобы выйти отсюда.

Белые пятна переполняли ее видения, и несколько раз она едва не потеряла сознание от жажды и усталости. Она не пила воды так долго, что даже вяло­текущая слизь, которая неохотно брызгала из кранов в этот адском доме начинала выглядеть привлекательно.

Самое странное было то, что Элен была более напугана в этой части Подземного мира, чем она когда­либо была, и это при том, что не было ни какой нависшей опасности. Она не висела на выступе, не поймана в стволе дерева, не прикована запястьями к валуну, который тащит ее вниз по склону в направлении обрыва.

Она была просто в доме, бесконечном доме без выходов.

Посещения частей Подземного мира, где она не была ни в какой непосредственной опасности, длились очень долго и в итоге заканчивалось тем, что они были самыми трудными. Жажда, голод и сокрушительное одиночество, которое она перенесла — были худшим видом наказания. Ад не нуждался в озерах огня, чтобы замучить. Времени и одиночества было достаточно.