Время Тьмы - Хэмбли Барбара. Страница 43

Короткий ливень, без предупреждения хлынувший с неба, застал их врасплох. Взявшись за руки, они побежали в землянку, Медда ворчала позади, остановившись подобрать брошенный кубок для вина и палку из костра. Они, смеясь, заскочили в дверь. Изнутри едва можно было видеть Медду, нагнувшуюся над факелом, чтобы прикрыть его от дождя, и бредущую, брюзжа, по высокой траве. Но на секунду они были один на один в сырой, пахнущей землей темноте домика.

Счастье от мысли, что они впервые наедине, вне поля зрения других, пришло к ним обоим, и их смех оборвался. В темноте лачуги он слышал дыхание Альды и чувствовал, что она была испугана чем-то, чего никогда не ощущала раньше, чем-то таким, чего она не была еще готова принять сама. Она не шевельнулась, когда он поднял руки, чтобы отбросить ее распущенные волосы. Ее щека была холодной, когда он прикоснулся к ней. Он чувствовал, как она дрожала, чувствовал, как ее дыхание становится быстрым и неровным.

Она положила руки ему на плечи, сопротивляясь его объятьям, плащ соскользнул с ее плеч и упал с глухим шелестом к ногам. Руди страстно поцеловал ее. Хотя Альда слабо протестовала, она не отстранилась. Прильнув к нему, она трепетала, когда руки гладили ее нежную кожу под мягкой материей платья, ее руки скользнули вверх по его плечам сначала неуверенно, потом сжимаясь сильнее и сильнее, словно не желая его отпускать. Несмотря на охватившую его страсть, здравый смысл подсказывал ему, что Медда скоро будет тут, что старая няня, возможно, уже все поняла и готова излить на них свое негодование.

На миг оторвавшись от жарких губ Альды, он поднял голову и обернулся. Дождь перешел в слабую морось, и в прозрачном свете луны, прорвавшейся сквозь облака, он увидел Медду. Она стояла в четырех футах и не смотрела в их сторону. Хотя ее глаза были открыты, она, казалось, вовсе ничего не видит. Винный кубок висел, забытый, в бесчувственной руке, факел упал в лужу у ее ног. Все это Руди видел через плечо Альды долю секунды, и вдруг почувствовал на лице прохладное дуновение ветра откуда-то из темноты.

С силой, пришедшей от одного лишь ощущения ужаса, он отбросил Альду в землянку и захлопнул дверь с грохотом, подобным выстрелу. Она упала на стену, хватаясь за нее, чтобы удержаться, глаза ее расширились от страха и непонимания происходящего.

– Дай мне какую-нибудь палку, – резко скомандовал он.

Настороженная его тоном, она повиновалась немедленно. Он запер дверь на палку, как на засов, и нашел еще одну, чтобы подпереть дверь клином, его руки дрожали от шока.

– Там снаружи Дарк, – прошептал он. Она ничего не ответила, но в тусклом свете единственного окна землянки он увидел, как ее глаза распахнулись в смертельном страхе. – Он поразил Медду.

– Ох! – всхлипнула она.

– У тебя есть что-нибудь, чтобы развести огонь?

Она, ошеломленная, слабо покачала головой. Потом внезапно повернулась, осматривая почти неосвещенную внутренность комнаты.

– Тут везде дрова, – сказала Альда тихим и напряженным голосом. – Твой костер снаружи...

– До костра долго идти, – коротко ответил Руди. – И дождь, возможно, затушил его. В любом случае я не оставлю тебя одну.

Потолок лачуги едва позволял ему стоять во весь рост. Позади него Альда собирала хворост и делала из него маленькую горку с сухими листьями и ветками вместо трута, работая быстро, не выказывая страха, который, должно быть, рвался из нее.

Готовый ко всему, Руди опустился на колени и потрогал дерево. Мягкое и трухлявое. Нужен ли особый сорт дерева, чтобы добыть из него огонь трением? В любом случае, эта труха не подойдет. Он осмотрел рукоять своего меча.

«Сталь. Кремень и сталь».

Стоит ли пытаться высечь искру стальным лезвием меча, рискуя сделать его негодным для боя? В любом случае, стены землянки были сделаны из обмазанного глиной плетня, а не из камня, не говоря уже о кремне.

Дождь теперь слабо, но настойчиво барабанил в переднюю стену. Луна, должно быть, опять спряталась, потому что он почти ничего не видел в темноте. Внезапно Руди почувствовал, что тот же прохладный ветер вьется из щелей двери. Он шевелился в сухом дереве, слабо, сухо шелестел среди листьев и перехватил дыхание в горле удушающей хваткой ужаса.

«Кремень, – думал он сквозь панику, – нам нужно как-нибудь высечь искру».

– На тебе есть какие-нибудь драгоценности? Вообще какие-нибудь камни?

Она покачала головой, глаза ее были расширены.

– Слушай, отныне всегда носи золотое кольцо с куском кремня размером с грецкий орех и никогда его не снимай, ты поняла?

– Хорошо, – задыхаясь, прошептала она.

«О чем, черт побери, я говорю? После этого ничего уже не будет».

Альда притаилась сзади, отодвинувшись, чтобы не мешать его руке с мечом, хотя от страха ей хотелось прижаться к нему. Наверху, рядом с верхней частью двери, Руди услышал звук мягкого удара, как пробное постукивание пальцами, а потом слабое царапанье по толстому оконному стеклу. Его сердце сильно колотилось, разнося боль по всему телу.

Руди думал: «Все, что я могу, это сделать выпад прямо и вниз по тому, кто войдет в эту дверь. Что будет камнем? Что – кремнем? Что даст искру? Господи, сделай так, чтобы Ингольд был здесь. Он может создать огонь одним взглядом на дерево. Интересно, смогу ли я сделать это?».

К нему вернулись слова Ингольда, сказанные во тьме надвратной башни, когда огонь пламенел на его раскрытой ладони. «Вы знаете, что это... по тому настоящему имени, которым называете его..."

Руди посмотрел на кучку дров, сухих листьев и трута, рассыпанных внизу. «Его настоящее имя...» Может, это было что-то вроде магического наименования огня. Но как ни называть его, огонь есть огонь.

Запах у него был тот же и яркость. Он прикинул, какой будет запах, если зажечь те ветки – по-своему сладкий и резкий. Посыпятся шипящие маленькие золотые искры, слабые потрескивающие звуки. Он вызывал их в сознании, форму, запах и яркость, напрягая глаза и мысли, чтобы увидеть трут в сгущающейся темноте.

Он видел лишь то, что комната постепенно исчезает; даже осознание присутствия Альды, стоящей на коленях рядом с ним, и своего ледяного страха смерти, ожидавшей за дверью, становилось менее важным, чем огонь, огонь просто как самоцель. Руди видел его, слышал, чувствовал его запах; знал, как он зашипит по этому труту. Сухие листья чуть трепетали от ветра. Издалека он видел Альду, прижимавшую сжатые пальцы к белым губам, все без единого звука.

Отрешенно он увидел в своем сознании огонь в момент первой его вспышки и точно знал, как это будет. Он видел его, только еще не мог коснуться. Руди чувствовал, как его сознание и тело расслабились, переносясь на некое расстояние, его взгляд на мир изменился, сузившись до форм сухих листьев, трута и дерева, которые он мог видеть вполне ясно в полной темноте. Дрова, сухая кучка листьев, маленькие золотые искры, как звезды... Не двигаясь, переместил свое сознание от того места, где был, до того, где был огонь, так легко, словно сорвал цветок, растущий по другую сторону забора.

Сверкнула внезапная короткая вспышка маленьких золотых искр, и пополз резкий сладкий запах горящих сухих листьев. Руди все еще отрешенно наклонился вперед, спокойный, немного удивляясь, не было ли это галлюцинацией, но все же уверенный, что нет, положил один трут, потом другой в огонь, настоящий огонь там, где раньше его не было. Свет быстро распространился по комнате, отбросив веселые тени через его лицо и отплясывая сверкающую сумасшедшую жигу триумфа, отразившуюся в маленьких точках света в глазах Альды, когда она молча приносила новые толстые поленья.

И потом это ошарашило его, как удар дубины. «Я сделал это, – дошло до него, – я сделал это!» Жар обжигал его дрожащие пальцы и протекал в холодную плоть ладоней и лица. Ветер, так зловеще шелестевший за дверью, задрожал, потом ослабел и исчез, и снаружи землянки настала жуткая тишина, нарушаемая лишь слабой дробью стихающего дождя.

Сознание Руди рокотало, как гром, в триумфальном бушевании. Казалось, часть его души кричала: «Я сделал это! Я вызвал огонь, и огонь пришел», – а другая говорила: «Я не мог сделать этого». Но реальней, чем что бы то ни было, глубже, в самом его сердце, было только спокойное знание, чистое и маленькое, как огонек, – он вспоминал о той первой вспышке пламени в сухих листьях и понимал, что смог это сделать только он.