Увидимся в аду - Холина Арина. Страница 57

Игорь вспомнил, как давным-давно в августе отец привез его в Москву на машине. Вечерело — огромное усталое красное солнце висело над домами. Они неслись мимо новостроек, мимо парков, и только на набережной, там, где все здания были из кирпича, где возвышалась, раскинув крылья, гостиница «Украина», где на пригорке возвышался большой полукруглый дом и где по метромосту громыхал поезд, отражая в окнах и реку, и красный заводик на набережной, и малиновое солнце, и сизо-голубое небо… Только там Игорь почувствовал, что он в Москве, в необъятном городе, выдыхающем на людей гарь, дым, жар и энергию — такую энергию, что ее можно было резать ножом и мазать на хлеб. Тогда Игорь и понял — сразу и окончательно! — что хочет и будет жить только здесь, в этой стихии. Во что бы то ни стало.

— Где ты живешь? — спросил он у Ани.

— На Тверской, — ответила она и высыпала в рот остатки сырных чипсов.

— Ух ты! — восхитился он. — И как?

— Как жить на Тверской? — хмыкнула она. — Родителей бесит. Они построили загородный дом и теперь по два часа ездят на работу. У них своя трехкомнатная квартира, тоже на Тверской, а у меня — своя. Там как бы одна комната, но в кухне метров двадцать, так что она у меня вроде гостиной, а комната — кабинет, спальня, склад вещей и кинозал. Мне нравится — выходишь на улицу и тут же оказываешься в центре событий.

— Вы прямо оккупировали Тверскую, — с легким оттенком зависти заметил Игорь.

— У нас там еще и бабушка живет, с другой стороны, — сказала Аня. — Мы у нее справляем Новый год. У нее такая преогромная гостиная, посреди которой ставится живая елка, — и мы ее всей семьей наряжаем по старинному обычаю: вешаем всякие сюрпризики, шоколадных зайчиков, яблочки с марципаном и все такое. Бабушка мечтает выдать меня замуж, чтобы я обзавелась семьей и нарожала ей правнуков.

— А ты что не выходишь? — спросил Игорь, и отчего-то где-то в желудке у него екнуло. — Не хочется?

— Хочется, — серьезно призналась Аня. — Только я не знаю за кого. Одни слишком много работают, другие не работают вообще, третьи шляются по бабам… Все не то. Я хочу так выйти замуж, чтобы один раз и на всю жизнь, чтобы я знала — это серьезно, по-настоящему. А не устраивать трамтарарам, свадьба, тамада, все такое, а потом вопить, что этот говнюк претендует на мою родную квартиру.

— А как ты поймешь, что вот это — на всю жизнь, а эти все… не на всю? — не отставал Игорь.

— Я знаешь как думаю… — Аня сделала короткую паузу. — Что когда вот мы поругаемся и я решу: «Пусть будет так, как он хочет, — какая, на фиг, разница, если для него это так важно, значит, тому и быть», — и вот тогда я пойму, что нет такой штуки — мои интересы. Есть мы и наша жизнь.

Аня заглянула Игорю в глаза, словно ища ответа на свои слова.

— Ты так просто все объяснила, — сказал он, — что мне тут же захотелось с тобой поругаться.

— Сейчас или отложим на завтра? — нервничала Наташа.

Маша находилась в ступоре. Она никак не могла решиться — сегодня или завтра знакомить Игоря с Яной? Сегодня — перебор, но так не хватает времени!

Они сидели у Греты перед магическим зеркалом. Любовались на Игоря и Аню, рассекающих на троллейбусе. Грета читала дамский иронический детектив.

— Девочки, идите домой и ложитесь спать! — прикрикнула она. — Вы своими спорами меня с ума сведете! Куда его сейчас знакомить? Все уже спать давно хотят — что это за романтика с зевками и слипающимися глазами?

Неожиданно ведьмы ее послушались. Собрались и попрощались, пообещав вернуться утром. Грета вздохнула и так резко хлопнула за их спинами входной дверью, что девушки вздрогнули, как от подзатыльника.

Они молча брели по затихшему бульвару — угрюмые, недовольные, озабоченные.

— Смотри… — прервала молчание Наташа.

Маша оглянулась и заметила, что на одной из скамеек отдыхает велосипедист — загорелый молодой парень в хорошей спортивной одежде, с навороченным байком тысячи за полторы долларов, а над ним, едва удерживая молодого поджарого стаффордшира, нависает здоровенный, пьяный в дугу толстяк.

— Слышь, ты, дай покататься! — требовал толстопузый.

— Я… э… — мямлил молодой человек в растерянности.

Было заметно, что он напуган. Здоровяк явно не был расположен к отказу, да и собака, судя по мрачному рычанию, не одобряла неповиновения хозяину.

— Я отдам те, чё, не веришь? — оскорбился толстяк, а собака подскочила от возбуждения.

Девушки подошли ближе и встали рядом со скамейкой. И собака, и хозяин повернули к ним злые оскалившиеся морды и уставились узкими красными глазками.

— А эт чё за через плечо? — невнятно поинтересовался нахал.

— Слышь, ты, — подражая его выговору, обратилась Маша, — а дай ключи от квартиры.

— Чё? — переспросил здоровяк.

— Чё слышал, урод! — рявкнула Наташа. — Ключи давай! Я отдам, веришь мне?

Маша тем временем посмотрела собаке, рвавшейся из ошейника, прямо в глаза. Пес вдруг попятился, заскулил и плюхнулся на подогнувшиеся задние лапы. Она перевела взгляд на хозяина — и тот, бормоча извинения, дрожащими руками нащупал в кармане связку ключей и передал Наташе.

— Развлечемся? — предложила Маша.

Наташа кивнула, они заставили толстяка назвать адрес и удалились в сторону нового, с роскошными эркерами и террасами дома.

— На хрена ему этот велик понадобился? — удивлялась Наташа, разглядывая сверкающее чистотой, желтым мрамором, лепниной и фресками с изображениями цветов парадное.

— От жлобства, — хмыкнула Маша, заходя в просторный лифт. — Захотелось, понимаешь?

Они поднялись на шестой этаже, вскрыли ярко-синюю дверь квартиры номер 12 и очутились в необъятном салоне. Громоздкие диваны, огромный плоский телевизор, новенькая стереосистема с высоченными колонками, шторы в сложных драпировках. Квартира выглядела так, словно хозяин приказал поставить сюда все самое дорогое, не разбираясь, подходят ли вещи друг другу. На стенах висели старательно выписанные, покрытые лаком и украшенные золочеными рамами портреты мордастых мужчин с маленькими хищными глазами и женщин с серыми одутловатыми лицами.

Девушки прошли в спальню и ахнули. На кровати могла свободно поместиться футбольная команда с запасным составом. Деревянная спинка закрывала половину стены. Художник вырезал на ней, наверное, весь пантеон греческих богов: нимфы заигрывали с сатирами, сверху вниз на это любовался зависший в воздухе Гермес, Леда обнималась с лебедем, а Геркулес под раскидистым деревом мял дебелую Омфалу.

— Твою мать! — расхохоталась Наташа. — Это что, тяга к культуре?

Маша хмыкнула, направила руку на изголовье, и фигурки стали меняться. Вместо шаловливых богинь появились злобные демоны, а веселые рожицы божеств исказились в вечной муке проклятых грешников. Картина огнедышащего Ада вышла так страшно, что даже Наташа содрогнулась. Вернувшись в гостиную, Маша бросилась к картинам. По ее велению портрет пожилого мужчины со злым, чванливым лицом высунул язык. Дама с тугим узлом на макушке выставила руку и отогнула средний палец. Дядечка в коричневом пиджаке скосил глаза к переносице, а молодая женщина с вытянутым, сухим, как таранка, лицом засунула в рот два пальца, сделав вид, что ее тошнит.

— Ха-ха-ха! — рассмеялась Наташа. Чтобы отдышаться, она уперлась ладонями в колени и тихо повизгивала от восторга. — Вот это круто!

— Пойдем! — позвала ее Маша, направляясь к выходу.

Они положили ключи в почтовый ящик, выбрались из подъезда и пошли не по бульварам, а переулками — к Садовому кольцу.

— Послушай, — Маша тронула Наташу за локоть, — я схожу домой, приберусь там. А то неловко — я такой бардак оставила.

— Ладно, — согласилась Наташа. — Только не тяни.

Завернув в свой переулок, Маша ощутила, что ноги словно прирастают к асфальту. Отчего-то ей ужасно не хотелось возвращаться в квартиру. Машу терзали смутные предчувствия, но чего ждать, чего бояться или с чем осторожничать — она не знала, поэтому велела взять себя в руки и решительно потопала к подъезду. Потянув высокую ленивую дверь, не желавшую раскрываться целиком — она пропускала жильцов через узкую щель, достаточную лишь для того, чтобы бочком протиснуться внутрь, — Маша уловила странный новый запах. В парадном обыкновенно пахло старостью, крысами, подвальной затхлостью, а в этот раз явственно и непривычно отдавало чем-то противным, вроде тухлых яиц. К третьему этажу запах усилился — Маше даже померещилось, что он струится из-под дверей ее квартиры. Открыв сумочку, чтобы вытащить ключи, Маша в последнее мгновение передумала и тихо-тихо, на цыпочках подкралась к дверям квартиры, в которой жила Настя. Звонить побоялась — у соседей был слишком громкий звонок, переливы которого слышались по всему этажу. Она тихо скреблась и постукивала, надеясь на то, что ее все-таки услышат.